– У тебя во всем виноват Матвей. Во всех страшных грехах.
– А кто виноват? Юля?
– Возможно, она просто не тянет, – говорит мама.
Руки дрожат, я губу до боли прикусываю.
– Юля... она ведь ветреная, – продолжает мама. – Несамостоятельная. Просто отпусти ситуацию еще на пару лет. Я прошу тебя.
– Когда она придет с тестом положительным, тоже прикажешь отпустить? А так будет, вот видишь!
Пить больше не хочется. Я жалею, что встала и всё это услышала. Мне не нужно было.
– Если так случится, найдем выход. Я ее отведу к врачу и ситуацию решим в один день. Ничего непоправимого. Я слежу за ее циклом. А с учетом ее болей — это несложно.
– Следи, Свет.
– Да–да.
– Боже! Я не хочу, чтобы с моей дочкой всё это происходило! Она маленькая еще. Я его просто ненавижу! Молчи, Свет, вот не говори ничего больше. Это ты виновата. Если бы я тебя не послушал, прекратил бы эти дружилки сразу. И всё бы сейчас было нормально...
Я качаю головой и возвращаюсь к себе в комнату. Забираюсь под одеяло и подтягиваю колени к груди.
Жить с Матвеем. По–взрослому. Только он и я. Вдвоем.
Собрать вещи и переехать к нему.
Заниматься бытом, где–то брать деньги на еду и вещи.
Я крепко–крепко зажмуриваюсь, отрицательно качаю головой. А потом проваливаюсь в сон.
В понедельник чувствую себя бодрой и энергичной. Удивительные перемены, не поддающиеся объяснению, и тем не менее именно так всё и происходит: на целый день раз в месяц выкидывает из жизни, а потом состояние нормализуется. Энергия затапливает, сил столько, что кажется, землю с орбиты сдвину!
Вприпрыжку несусь на учебу, занимаюсь в полную силу. После лент мы с Любой посещаем художественную школу. Особого таланта к живописи и рисованию у меня нет, он есть у Любаши. Вот кто супер умничка! На ее картины залюбуешься. Я же хожу больше за компанию. А еще мне нравится атмосфера.
Матвей несколько раз спрашивает, где я и смогу ли его подождать: Дома значительно задерживаются после учебы. А потом у него дела. С Захаром, разумеется.
В итоге мы решаем пропустить встречу, чему я, если начистоту, после подслушанного ночью разговора, в глубине души рада.
Хочется взять паузу и побыть наедине со своими мыслями, которые никак не могут оставить в покое. Даже Люба замечает, что в облаках летаю.
– Если бы в облаках, Любаш, – вздыхаю я.
Вторник пролетает на одном дыхании! После учебы мы с Любой заглядываем в общежитие к подругам, где несколько часов едим торт и болтаем обо всем на свете. После чего едем на танцы, где я стараюсь изо всех сил.
Не хочется отставать, потому в голове любовная–любовь. Не хочется быть хуже всех.
Я выкладываюсь на все сто процентов!
А потом, в самом конце занятия, остаюсь на растяжку. Любе быстро надоедает ждать и она уходит в раздевалку. Я же упражняюсь у шведской стенки. А потом, в какой–то момент поднимаю глаза и замираю. На долю секунды сердце сжимается сильно–сильно. Будто кто–то обхватил ежовой рукавицей и стиснул, чтобы бросить через мгновение. Чтобы оно вскачь пустилось с бешеной скоростью...
Матвей.
Я не ожидала его увидеть. Он не предупреждал, что приедет. Я не писала, что буду на танцах.
Матвей идет от мужской раздевалки в мою сторону. Босиком. В шортах и футболке.
– Ты опоздал, – говорю я, резко обернувшись. – Занятие закончилось.
Он уже рядом. Возвышается надо мной. И правда большой, высокий. Я начинала встречаться с тощим среднестатистическим мальчишкой. Сейчас Дом значительно выше и крупнее не только меня, но и моего отца.
Всё никак не привыкну.
– Неа, – говорит Матвей, чуть склонив голову на бок. Он берет меня за ркуи. – Сегодня всё только начинается.
Глава 12
– А где Захар? – спрашиваю я, дерзко взглянув ему в глаза.
Матвей кладет мою ладонь себе на шею. Вторую сжимает. Обнимает за талию и делает шаг в сторону. Потом еще один и еще. Я сначала не понимаю, что происходит, а затем... понимаю и улыбаюсь! Он начинает вести в вальсе. Я легко подчиняюсь и успеваю под внутренний счет. Мы много–много раз танцевали вместе.
– Мне ревновать? – чуть хмурится. – К этому конопатому придурку?
– Да! – выдаю я, невольно рассмеявшись. С него станется выбирать себе друзей пострашнее, чтобы я на них не заглядывалась.
Качает головой. Недоволен, не нравится провокация.
– Выдра, – обзывает. – Вот что ты меня бесишь? Специально ведь. Где твоя боевая обойма? Как ее выбросить?
Я откидываю голову и смеюсь громко, а Матвей ускоряет шаг.
В зале никого нет, даже тренер ушла, выключив за собой яркий свет. Мы вдвоем в полумраке. Порхаем по периметру. Голоса из раздевалки становятся тише, потом совсем пропадают. А мы с Матвеем кружимся. Кружимся!
Матвей обнимает крепче и ведет так, что дух захватывает. Быстро, четко, страстно. А ведь он не хотел танцевать ни в какую! «Спорт для умственно отсталых» – взялось именно отсюда, да–да. Потом увидел меня на школьной линейке, выступающую с другим партнером, и согласился. Не получалось сначала. Но сумел. Неидеально, конечно. Он никогда особенно не старался в этом деле, но брал какой–то жадной страстью. А еще он танцевал только со мной. Если я болела или была занята, он не ходил на секцию. Что неимоверно льстило.
Матвей резко останавливается и рывком к себе притягивает. Растерявшись, я обнимаю его за шею. Жадно вдыхаю запах его туалетной воды и кожи. Легонько царапаю ногтями кожу.
Он смотрит на меня в упор, а я глаза опускаю. Не выдерживаю. Он касается ладонью моей щеки, губ, сильнее разгоняя пульс, который из–за быстрого танца и так не в норме. Мы оба с ним не в норме, это определенно точно.
В следующую секунду Матвей наклоняется и целует.
И едва он меня касается, едва я чувствую его губы на своих, внутри что–то ломается. Стена? Баррикада? Гордость, здравый смысл, чувство собственного достоинства... выпрыгивают из заточения и трусливо разбегаются в стороны, бросая меня на произвол судьбы!
Дом, Домик мой любимый.
Я вцепляюсь в Матвея мертвой хваткой, привстаю на цыпочки. Движением губ он раскрывает мой рот, следом его язык касается моего. И это невыносимо приятно.
Наваждение продолжается. Я реагирую и отвечаю на каждую ласку. Его слюна на моем языке, он целует меня глубоко и голодно. Его ладони, вот только в кольцо сжимавшие талию, опускаются ниже и обхватывают бедра. Я задираю ногу. Он подхватывает меня под ягодицы, идет вперед и впечатывает в стену.
Воздух шумно выходит из легких и его рот вновь накрывает мой. Нетерпение по швам рвется. Мой–мой–мой. Я обнимаю его ногами за талию, теряя стыд и совесть. Забывая кто я и что я. Мы дико сосемся, облизывая губы и языки друг друга. Его пах прижимается к моему. Я чувствую, как он твердеет.
Дышу часто, поверхностно.
– Юля, Юлёнок, – Дом шепчет мне на ухо, облизывая мочку.
Я зажмуриваюсь и позволяю. Просто чувствую, проживаю всё, что со мной происходит.
Матвей останавливается. Отрывается от меня и поворачивает голову в сторону раздевалки. Я отмираю быстро и смотрю туда же. Потом пугаюсь от дрожи! Начинаю его отталкивать. Мы ведь в публичном месте! У самой адреналин шпарит, острота лихорадит, по нервам прокатывается.
Нехотя Матвей всё же позволяет мне встать на ноги. Без стеснения поправляет шорты.
– Нас кто–то видел? – спрашиваю шепотом.
– Да пофиг. Вроде бы нет. Мне почудилось какое–то движение. Пошли отсюда? Мне надоело.
– Целоваться?
– Танцевать.
– Пошли.
Он расплывается в улыбке.
У шкафчиков никого, к счастью, не обнаруживаю. Не хотелось бы сосаться с парнем на глазах у тренера, который знает меня с пятилетнего возраста. Снова. Однажды Софья Дмитриевна нас уже застукала полураздетыми в женской раздевалке и провела воспитательную беседу. Стыдно было ужасно.
Сколько же стыда у меня в жизни было из–за Матвея! Всё, что со мной происходят, когда он рядом, на меня настоящую совершенно не похоже. Вернее, я уже успела запутаться, какая я настоящая.
