Но он умеет заставить вас полюбить его. Если бы я действительно знал, что такое любовь.
Он слегка похлопывает по тесту.
— Это не сравнится. Оно все в комках.
— Это девятизерновое. Оно должно быть комковатым.
Когда он думает, что я не смотрю, он отщипывает немного теста и кладет его в рот. Затем он облизывает палец.
— Вот и все. Если ты тронешь еще хоть что-то, ты уходишь.
— Тебе будет одиноко без меня. Кто составить тебе компанию?
— Я буду плакать над багетами и скажу Бобу, чтобы он брал с этих лохов дополнительную плату за кустарную соль.
Боб владеет пекарней. Он нанял меня в качестве подсобного рабочего на День благодарения в ноябре прошлого года, но я оказался настолько незаменимым, что он оставил меня на работе, в итоге давая мне несколько ночей в неделю. Он близок к пенсии и ему уже все равно, лишь бы заведение открывалось и закрывалось, и было что продавать. Он разрешил мне экспериментировать с хлебом, делать новые сорта, чтобы посмотреть, пойдут ли на это покупатели. Это здорово.
Кроме того, пекарня — отличное место для торговли травкой. Уже существовала традиция, когда Боб продавал теплые кексы и печенье студентам колледжа, которые хотят есть в предрассветные часы и студентам, которые торопятся тусить всю ночь. Я продолжаю традицию, но те, кто пишет или звонит мне первым и сует мне в руку пачку денег, получают больше, чем кекс в бумажном пакете.
Кришна проводит пальцем, который он облизал губами по огромной миске для смешивания. Я снова берусь за полотенце, но он замечает это и выхватывает его у меня из рук. Я позволяю ему. Не собираюсь драться из-за полотенца для рук.
— Мне нужно работать, знаешь ли.
— Что тебе нужно делать? Смотреть, как поднимается тесто? Это самая скучная работа в мире.
С тех пор как он здесь, я мою посуду в воде, достаточно горячей, чтобы ошпарить его задницу, которая никогда в жизни не работала.
Не знаю, зачем я держу его рядом. Он прогуливает занятия, не имеет работы, слишком много пьет, засовывает свой член во все, что движется. Он не должен мне нравиться.
Он просто привязался ко мне.
В этом году я планировал жить один. Я нашел недорогую квартиру в подвале и получил разрешение от колледжа жить вне кампуса, что позволило сэкономить целое состояние на проживании и питании.
Кришна увидел договор аренды на моем столе и умолял меня взять его с собой.
В итоге он нашел квартиру побольше, над магазином и пообещал платить за аренду, если я сниму ее и дам ему комнату. Я согласился, потому что ему это подходит. Родители Кришны богаты.
Он вытирает полотенцем пыль со столешницы, запрыгивает на нее и рисует на прохладной металлической поверхности сетку из муки.
— Тебя развеселит, если я скажу, что твоя девчонка снова сидит у входа в своей машине?
Я смотрю вверх, что просто глупо.
Во-первых, я не могу увидеть ее отсюда. Я смогу увидеть ее, только если пройду на другую сторону комнаты и посмотрю в переднее окно — и тогда она сможет увидеть меня, а я этого не хочу.
Во-вторых, она не моя девушка.
В-третьих,...
— Ха! — говорит Кришна. — Ты такой забавный.
Да. Это третья вещь. В прошлом году он быстро раскусил мою привязанность к Кэролайн и дразнит меня этим.
С тех пор как я ударил Нейта в прошлом месяце, она паркуется у пекарни пару раз в неделю. Она не заходит. Она просто сидит там, когда должна спать.
Я видел ее сегодня в библиотеке, она склонилась над своим блокнотом и что-то писала. Солнце падало на ее стол, заставляя ее волосы и кожу светиться золотом. Она выглядела хрупкой. Усталой.
Я не могу выносить ее присутствие там. Я хочу, чтобы она ушла.
Я хочу не думать о ней.
Конечно, может, ее там и нет. Возможно, Кришна дергает меня за ниточки. Он надеется, что я спрошу, а я не хочу доставлять ему удовольствие.
— Ты знаешь кого-нибудь из вьетнамцев? — говорит он.
— Что? Нет.
— Мне нужно найти какого-нибудь вьетнамца, чтобы он научил меня играть в крестики-нолики. Я работаю над комбинаторикой...
— Она там или нет?
Он ухмыляется. Его зубы ослепительны. Эта ухмылка — по крайней мере 50 процентов причины, по которой он получает так много внимания.
— Да, она там.
— Ты говорил с ней?
— Ты сказал мне оставить ее в покое.
— Хорошо.
Я убираю дрожжи в холодильник и смотрю на список дел, которые мне нужно закончить до конца смены.
Я бросаю взгляд на часы.
Кришна все еще говорит о крестиках-ноликах.
Мой телефон пикает в кармане. Я достаю его, вижу номер мамы, но сообщение от Фрэнки.
Что ты делаешь?
Я пишу ответ.
Работаю. Почему ты не спишь?
Не могу заснуть, — пишет она. Спой мне.
Дома уже десять. Она уже давно должна была уснуть. Ей всего девять.
Почему не мама?
Ее нет дома.
Этого я и боялся.
Какую песню ты хочешь?
Первая звезда.
И я набираю первый куплет песни «Помечтай обо мне», строчка за строчкой. Она присылает мне смайлик.
Спи, Фрэн.
Я пытаюсь быть хорошей. Всегда.
Люблю тебя.
Спокойной ночи, Уэст.
Спокойной, Орешек.
Когда я кладу телефон обратно в карман, он кажется тяжелее.
Мне не нравится, что Фрэнки пишет мне после десяти часов.
Мне не нравится, что мамы нет дома или что сегодня утром она написала мне письмо с просьбой о пятистах долларах, но не сказала для чего. Я пытался позвонить Бо, маминому парню, с которым они живут, но он не взял трубку и до сих пор не перезвонил.
Находясь за несколько тысяч миль от них, я могу знать только то, что они мне говорят, а мама говорит мне только то, что, по ее мнению, я захочу услышать. Я должен верить, что у них все будет хорошо без меня.
Когда у тебя есть моя жизнь, вера в дефиците.
И, черт возьми, мне не нравится знать, что Кэролайн там, в темноте, одна, не спит, когда ей нужен отдых.
Мне надоело постоянно беспокоиться о ней.
Это самое худшее в Кэролайн — бесконечно ноющее беспокойство о ней. Было достаточно плохо в прошлом году, когда я встретил ее, влюбился в нее и поклялся себе, что больше никогда не прикоснусь к ней и все это в один день.
Было достаточно плохо, когда она начала сниться мне, когда я просыпался с твердым членом и дрочил на простынях, думая о ее рте на мне, о ее ногах, обхвативших мою талию, о том, как может выглядеть ее лицо, когда она кончит.
Достаточно плохо, но хорошо. Неважно. Я могу игнорировать такое дерьмо вечно. Я могу дрочить миллион раз, думая о Кэролайн и мне все равно не нужно будет с ней разговаривать.
Проблема с Кэролайн не в том, что я хочу ее. Проблема в том, что я хочу помочь ей, хочу узнать ее, хочу исправить ее, а я не могу этого сделать. Я не могу увлечься ею, иначе она отвлечет меня, и я все испорчу.
У меня слишком многое поставлено на карту, чтобы позволить себе зациклиться на какой-то невозможной девушке.
Я не пойду туда.
Я снова смотрю на часы.
Кришна просовывает голову в большой промышленный холодильник.
— У тебя тут есть тесто для печенья?
— Нет. Тебе пора уходить. Мне скоро надо начинать печь.
Он качает головой и окидывает меня оценивающим взглядом. На одной щеке у него полоска мокрой грязи, а в волосах — капелька муки.
— Ты пытаешься заставить меня уйти, потому что собираешься пойти поговорить с ней, да?
К черту, так и есть.
Да, потому что я больше не могу этого не делать. Я не выхожу поговорить с ней уже несколько недель.
— Я принесу тебе завтрак позже, — говорю я ему. — Что ты хочешь, лимонный кекс с маком?
— Принеси мне один из тех, что с шоколадной крошкой.
— Ты можешь забрать все эти чертовы кексы с шоколадной крошкой. Просто убирайся отсюда, — я толкаю его к задней двери, в переулок.
