Зачем — то такое вспомнила из ее разговора перед кафе. Даже не поняла сама, почему это у меня вырвалось? Видимо я видела ее равнодушие и решила ее внимание к себе обратить во что бы то ни стало и таким глупым вопросом…
— А тебе откуда известно? — Внезапно ответила. — Неужели он тебе…
— Нет, нет,… Я просто хотела.…Прости, я не хотела…
Она отвернулась резко и по тому, как сильно затянулась, да так, что кончик сигареты, который я видела сбоку, и выступал, за контуры ее лица, вспыхнул ярким тлеющим огоньком….
— Нет! Ну что ты будешь делать? — Сказала с какой–то унизительной досадой в голосе. А потом, повернувшись ко мне с тревожным и грустным выражением на лице, глухо произнесла.
— Я так и знала…Я так и знала. — Повторила еще раз, при этом я увидела, как заблестели ее глаза.
Внезапно она встала и не говоря больше ни слова, оставив свои вещи, пошла через весь зал к выходу, так я сначала решила, а потом поняла, что она, наверное, не на выход, а в туалетную комнату. Я следом и тоже оставляя вещи: сумочку, плащ, наброшенный на спинку стула, и за ней. Успела, когда она уже за собой прикрывала дверь и я почему–то ей.
— Я с тобой! — Сказала и протиснулась следом, прижимаясь плотно к ее телу в дверях. При этом уперлась в ее злые и слегка заплаканные глаза.
— Я тоже с тобой, я хочу…
Неожиданно она, очень грубо мне.
— Что? Обос….!
Туалетная комнатка маленькая, тесная. Еле смогла за нами закрыть дверь. Она бесцеремонно подтянула подол, стащила трусы и, наклонившись, как лыжница…Я стояла и никак не могла понять, зачем она так со мной и вот сейчас всем своим видом, стараясь показать полное безразличие и пренебрежение мной. Ну, ладно мной, надо же хоть капельку приличия. Я видела все, она специально проделывала это передо мной… Бумажку, потом выпрямилась со спущенными трусами, задранным подолом, невольно я туда взглядом…
Бритая! Вся бритая! Почему–то меня это открытие интимное в ней потрясло.
— Что смотришь? Никогда манд…. не видела бабскую?
Я вспыхнула, отвернула лицо.…Пятиться было некуда, и я к стене спиной. Она внезапно прижала тесно, мешая пошевелиться…
— Да! Я с ним! А ты, б….! Ты встряла, малявка! Ты мне всю жизнь испортила, сука!
Потом рукой по ногам и больно схватила между ног. Больно и унизительно ведь!
Продолжая унизительно стискивать там, другой рукой, согнутой в локте, прижала горло, придавила к стене всем телом и в лицо мне со злостью прошипела…
— Маленькая паскуда! Почему ты?…Неужели это для него стало важнее?…
Еще сильнее сжала там, до нестерпимой боли.
— Больно, пусти… — Прохрипела…
Неделю я проболела после этого. Не перенесла психика и тело следом… Врача вызвала бабушка, та долго слушала, расспрашивала, а потом, когда узнала, что я отличница, то на неделю справку выписала. Все, оставила в покое, наконец–то. Но в ушах все еще ее многозначительные рассуждения о препуберантном возрасте и об особенностях женского организма, гормонах, особенно, когда у нас там….Все заумно, все о чем–то и ни о чем.… Но, видимо, ее очень бабушка попросила. Потом бабушка мне все предлагала покушать, потом возилась с пирогами с капустой, стараясь мне угодить. Я в те дни, словно во сне: что–то делаю, что–то ем, сплю, как сова — днем, а ночью просыпаюсь и.…Лежу и смотрю в потолок, который освещают редкие машины своими фарами и пока светлое пятно двигается по потолку, я успеваю загадать что–то на счет его. Его, его.…Никакой другой мысли. И даже на второй план отошло то, что я узнала от нее.
— Вот же она, проститутка! — Не сдерживаюсь и довольно громко шепчу озаряемому светом потолку, словно обращаюсь к нему.
Потом о ней и о нем. Ну и как она могла с ним? Как? Ведь он же женат и потом у него ведь семья? В конце концов, я, мама, Валерка.… Да как она посмела эта…..? Как? Постой, сама–то она это не могла? Тогда он и они вместе? Потом снова, как заезженную пластинку кручу и кручу.… И так всю ночь. Потом сплю до самого полудня. И опять что–то делаю, кушаю…
Как только пришла и захожу в класс, то ко мне тут же подсаживается Маринка. Я ее понимаю, контрольная по химии и она ни бельмеса в валентных связях, электронах. Все это для нее совершенно не понятное и чудное, другое дело — мальчики, тряпки, группы, пластинки и записи, а еще она много чего знает об этом. Сама, в знак признательности за то, что я и свой, и ее вариант успеваю исписать формулами, валентными связями и даже у нее в тетради поправить. Вот же кума, списывает и тут же делает ошибки! Я ей тыкаю, но толку–ноль! Беру ее тетрадь и сама исправляю, как надо.
— Вот! Ты хотя бы списывай правильно… — Шепчу ей. А она мне:
— Спасибо. Я твой должник…
— Не должник, а должница, поняла ты, трехвалентная связь?
— Не…е. Такого еще не было, хотела один раз попробовать…
Нас прерывают. Сдала тетрадь, вышла, следом Маринка.
— Уф! Пойдем перекурим. — Говорит устало.
Интересно, отчего же это она устала? Думаю, глядя на нее.
— Не терплю я эту химию…
— А что ты вообще терпишь? — Подначиваю ее, мол, списываешь и все тут.
— Слушай, Галка! Я же совсем забыла, подожди, я сейчас! — И снова в класс.
Сумасшедшая какая–то и если бы не ее рассказы поучительные…
— Вот! Это тебе хотели передать.
— Мне? А кто?
— А ты читай. Читай, это сказали тебе…
«Галина! Жду твоего звонка каждый вечер, после шести. Надо обязательно встретиться и переговорить о…». И дальше телефон. Внизу подпись… «Нина»
— Слушай, а ты что, с ней?
— Что значит с ней?
— Ну, ты с ней чики–пики?
— Что?!!!..
Опять встречаемся, но где? Я не стала ей, конечно же, звонить, а она сама меня как–то вычислила. Наверное, ей Маринка сказала, что я уже выздоровела. Потому меня дежурный учитель прямо с урока.… Сижу себе, зашла дежурная по школе и с Любовь Иосифовной наклонилась и что–то ей, глядя на меня,… Я сразу поняла, что это насчет меня! Она, та, эта простит…..!
— Галя, выйди, пожалуйста, из класса. Простите, Любовь Иосифовна? Можно?
— У меня урок. — Говорю дежурному учителю. — И вы меня срываете прямо с занятий. Куда вы меня ведете? Я не хочу, я вернусь, я…
— Галочка, ну так же никто не делает! Раз веду за собой, так значит надо и потом, тебя хотят видеть.… Входи!
— Ты?
— Здравствуй, Галина! Наконец–то я тебя разыскала! Ой, спасибо Вам, Антонина Васильевна! Спасибо! — Это она все ей. А потом обернувшись и ко мне:
— Давай выйдем.
— Нет!
— Ну, что ты? Мне надо с тобой переговорить. Ты хочешь, чтобы я говорила здесь?
