Руки ее отпускают мои, ищут мои груди…
Ее необыкновенно горячие пальцы проникают под край лифчика, надавливают. Сминают, стягивают нежную ткань, мякоть груди. Потом ее руки исчезают, и я чувствую, как они за моей спиной несколько секунд возятся с застежкой лифчика, а потом….!
На моих руках, согнутых в локтях, остаются половинки платья и лямки от лифчика, а сами чашечки, вывернутыми наружу поверхностями, свисают колпачками мятыми, словно маленькими тюбетейками затейливыми.
Ее нежные пальчики гладят, доводя до невообразимого волнения, состояния блаженства мои, теперь уже ставшие такими податливыми — груди.
Пальцы скользят, я, словно их вижу, хотя закрыла в блаженстве глаза, но я их, эти горячие, словно перья жар — птицы крылья, я чувствую на себе ее пальцы. Они нежно, легко касаются кожи поверх груди, но это так сначала, а потом! Потом ее руки внезапно находят мягкие груди и стискивают на мгновенье, и тут же их отпускают! — Ах!
Потом снова ее легкие пальцы, едва касаясь, кружат и кружат снаружи, касаясь только самими кончиками и соприкасаясь подушечками пальцев с нежной кожей.
А я, вопреки этим нежностям, жду и хочу другого.…
Вот! Перехватывает тут же дыхание, сердце учащенно и снизу от ног начинает вместе с ее руками, сжимающими мои груди, по телу разливается похоть, словно могучей волной…Захлестывая меня с ног и до головы!!! Волна желания! Желания…
— А… а… а! Прошу тебя, милая… — Хрипло ей. — Сильно сдави их. Теперь отпусти и соски. Нежно.… А теперь! Еще, еще и сильнее… Потяни….! Мама..а..а!..
Лифчик сползает и падает к ногам, следом платье, на мгновенье закрывает все и шуршит, касаясь тела, лица. Это от того, что она поднимает его за подол. Оно проходит по телу и вырезам ворота сразу же меня освежает воздух и следом…
— Ах! Как хорошо быть… голой! — Шепчу ей.
— Голой? — Шепчет горячим выдохом искусительница моя… — Ты еще не совсем голая, я только сняла с тебя… И я пока
что только открываю занавес…
Мне почему — то становится стыдно, и я ее спрашиваю, робко и желая услышать совсем другое. В чем боюсь признаться самой и ей. Еще бы!
— А может трусики…? Может не надо, потом?
— Нет, родная! Сейчас и сразу все, так надо…
Шепчет у меня за спиной, и я чувствую, как ее пальцы подлазят под резинку трусиков и медленно начиная оттягивать, начинают сдвигать ткани вниз, вдоль по бедрам. Ткань так долго или я так, как в замедленной съемке, ощущаю их движение вниз?
Раз, раз.…И следом сползают чулки на резинках.
Все, я стою перед ней с закрытыми глазами вся голая на этот раз. На этот раз! Я замерла, не дышу, я боюсь…..
— Я… я… — Шепчу, обращаясь куда–то к ней и за спину. — Я первый раз… Я…я…
Пауза показалась вечностью. Я изнываю, волнуюсь безумно и даже дрожу, но я жду…
Потом…Ощущаю ее легкое прикосновение к ногам сзади, под попкой…Потом… Потом теплая и слегка дрожащая рука начинает легко и нежно поглаживать ладошкой попку…
Затем все настойчивее…Все сильнее и вот уже тянет, растягивает, мягкие, словно сдобные ткани.… Потом она, приседая за спиной, начинает целовать их сверху, и я … Я замираю каждый раз, когда она свой горячий и мокрый язычок погружает между непроизвольно сжимающихся холмиков. Щекочет, непозволительно долго там, где я не могу, не должна ее чувствовать и даже не могу себе представить, если она там окажется…
— Не надо, потом… Прошу тебя… Мне неудобно… Ну, милая! Ну, не надо, потом, потом…Прошу тебя…
Потом раз и больше уже ничего….! Все!
Домой пришла и сразу же в ванную.
— Что случилось, Сорока? — Спрашивает бабушка.
— Ничего, бабуля, все хорошо! Просто я хочу вымыться….
— А чего? Ты что, такая уж грязная?
Да, вот вопрос так вопрос, думаю? А может грязная? Или чистая? Так какая же я после этого? А пока отвечаю, отпирая дверь.
— Нет, просто на физкультуре бегали…И я хочу вымыться как следует…Бабуля, принеси мне чистое полотенце, пожалуйста.
— Хорошо. А трусики?
— Нет, я потом в халатике выйду и потом уже сама. Ну, так где же полотенце?
Потом дверь закрыла и пока вода струей бьет в ванную я начинаю потихонечку раздеваться…Раздеваюсь, а сама на себя смотрю, на свое отражение в зеркале. На свое тело и думаю…
— Вот я какая оказываюсь? Могу быть любимой? И не только ведь сама любить, но и волновать кого–то.
Да, и отчего ж так? Чем же я так взволновала кого–то? Может этим? А что, правда? Разве же не взволновало мое тело ее и его? Вот смотри, разве же не красивы мои груди, соски? А вот так? Обернулась и рассматриваю то, чему она так настойчиво отдавала предпочтение. Странно немного, конечно же? А что тут странного?
— Ну, тело, попа, например.
А что в ней она такого нашла, удивляюсь. Попка как попка, может быть чуточку…Да, ничего…Кругленькая и такая, ну, выпирающая.
— Может она из–за этого? И что?
А то, что ты с ней и позволяла себя трогать. Вот что!
— Ну и что?
Как это что? Ведь ты же, как те женщины, которые между собой… Ты что же, не понимаешь?
— Ну, во–первых, я пока не женщина…
А она? Она разве не женщина? По–моему, раз аборт делала,
то самая женщина, из женщин. К тому же уже залетела. И потом, ты же с ней и у тебя удовольствие зашевелилось…
— Ничего не зашевелилось. Просто…
Что, просто? Ну и…? Говори, говори, я слушаю тебя, развратница, внимательно!
— Ну, какая же я развратница? Скажешь тоже. Просто мы с ней сблизились, и нас сблизило все то, что с ним связано у нее, у меня. А что?
У меня, у нее… Детский лепет, вот что! Лучше скажи,
почему сама стала раздеваться при чужой бабе и еще ее стала просить, чтобы она твои груди, соски….
— Ну, что ты от меня хочешь? Не сдержалась… И потом, она так хорошо все…
Вот видишь? Права я насчет того, что ты развратной стала…
— Почему ты такое говоришь? А раньше что? Раньше я не развратной была по — твоему?
А ты давай зубы мне не заговаривай, а ложись уже в ванную. Тем более, что я уже тебя изучила всю вдоль и попрек.
— Ну и что? Ну, изучила…
А то, что ты сейчас опять будешь…
— И ничего я не буду! Вот! Не дождешься ты от меня слабости. Я не такая…
А потом, уже лежа в постели и засыпая, я сквозь дрему подумала.
— Ну и что? Ну, я такая…Вот такая, какая есть и ничто нам женщинам не чуждо, и мы даже ручки на себя…
Ну, что я говорила? Развратная ты стала…
— Ничего подобного… Просто я такой всегда была…
И уже засыпая, сквозь обволакивающий сон…
— Была, стала? Зато любимая… и сама люблю…
