Мне удается подняться и заползти на него. Я зарываюсь головой в его грудь и цепляюсь за его рубашку. В этот момент я наконец-то позволяю себе заплакать. Наконец-то я чувствую, что могу расслабиться, зная, что теперь я в безопасности.
— Все хорошо, Эл. Я держу тебя, — говорит Дин, крепко обнимая меня, он проводит рукой по моим волосам и прижимает мою голову к своей груди. Я чувствую, как меня поднимают, когда он берет меня на руки.
— Отведи этого ублюдка в подвал. Я собираюсь убить его на хрен, — инструктирует Дин парней из охраны, которые в данный момент поднимают отключившегося мудака, напавшего на меня.
Зак несет меня из машины в нашу квартиру. Я позволяю ему думать, что я сплю, потому что сейчас, в объятиях брата, я знаю, что мне ничто не угрожает. Я знаю, что никто не сможет до меня дотронуться. Как бы безопасно я ни чувствовала себя с Заком, это не сравнится с тем, что я ощущала, находясь в объятиях Дина.
Энергия Дина, его собственническая защита, которую он излучал сегодня вечером, не сравнима ни с чем, что я когда-либо чувствовала или испытывала. Обещания, которые он шептал мне на ухо, те, которые никто больше не мог услышать, — вот те слова, за которые я пытаюсь ухватиться сейчас. Именно они приносят мне утешение.
Зак заносит меня в квартиру, и я слышу, как Дин говорит ему, что возьмет меня, и мне хочется выскочить из объятий брата и броситься к Дину. Но я этого не делаю. Пусть думают, что я сплю.
Когда я чувствую, что меня передают, я понимаю, что это Дин. Его цитрусовый аромат окутывает меня. Его крепкие объятия, когда он идет по коридору, согревают меня. Мой кулак сжимается вокруг его рубашки; я ни за что не позволю ему отпустить меня.
Дин проходит через мою комнату и кладет меня на кровать. Я крепко держусь за его рубашку; он не оставит меня здесь одну. Он не может оставить меня здесь. Я не могу сейчас быть одна.
— Подожди, не оставляй меня, пожалуйста. Не оставляй меня здесь одну, — умоляю я. Я чувствую, как начинаю паниковать.
— Я не оставлю тебя, Элла, просто позволь мне выключить свет и закрыть дверь, — шепчет он.
— Нет, оставь свет включенным, пожалуйста.
— Хорошо, принцесса, свет останется включенным. — Он отцепляет мои руки от своей рубашки и направляется к двери, закрывая ее. Я слежу за каждым его шагом, готовая вскочить и броситься за ним, если он выйдет.
Но он этого не делает. Он возвращается на кровать, снимает обувь и ложится рядом со мной. Я оказываюсь в его объятиях, которые никогда не хочу покидать. Так я и засыпаю, в его объятиях, пока он шепчет мне на ухо слова утешения.
Дин
Настоящее
Я никогда не смогу забыть ее образ — лежащую на полу в туалете, избитую, в крови и синяках. Порой мне хочется вернуть к жизни ублюдка, который сделал это с ней, чтобы снова увидеть, как из него утекает жизнь. Я никогда не испытывал такого ужаса, что потеряю кого-то, пока не увидел ее.
Эмоции, которые пронеслись во мне, напугали меня до смерти. Я всегда оберегал ее, всегда хотел укрыть ее от мира, от нашего мира — того, в котором существовали ее братья и я. А с тех пор как ей исполнилось шестнадцать, потребность защищать младшую сестру сменилась желанием защищать ту, кого я любил больше всех на свете.
Но была одна проблема: как бы сильно я ее ни любил, как бы сильно ни хотел, я знал, что никогда не смогу быть с ней. Элла была младшей сестрой моего лучшего друга — и на десять лет младше меня.
Когда ей исполнилось восемнадцать, моя борьба с собой стала ежедневной: она больше не была ребенком. Я больше не чувствовал себя мерзавцем, желая кого-то, кто не достиг совершеннолетия. Она стала взрослой и привлекала внимание в любом месте, куда входила.
Она не делала секрета из того, как сильно хочет меня, и не пыталась скрыть от меня свои чувства. После нападения она звонила мне в слезах, умоляя приехать и помочь ей. Я никогда не мог отказать. Это было рискованно — проводить ночи в ее комнате, когда ее брат, мой лучший друг, был по ту сторону коридора.
Но я не мог отказать ей в утешении, которое она искала. Я не мог слышать, как она плачет, и не быть тем, кто вытрет эти слезы. В течение двух месяцев я проводил ночи в ее постели, шепча ей на ухо слова утешения, пока она засыпала.
По утрам я всегда уходил до того, как она проснется. Я приходил домой и дрочил в душе, избавляясь от стояка, с которым мучился всю ночь, пока ее мягкое тело было в моих объятиях — ее запах окружал меня, мучил всю гребаную ночь и напоминал о том, чего у меня не может быть.
Я понял, что должен положить конец этим ночевкам, когда она стала желать от меня большего, чем я мог ей дать. Она была молода. Ей нужно было исследовать мир, получить опыт студенческой жизни без того, чтобы я тянул ее вниз со своим дерьмом. Ей нужно было быть молодой и беззаботной, но если я буду претендовать на нее, как она хотела, как я, черт возьми, хотел, она не сможет этого сделать.
Однажды ночью я вошел в ее комнату. Она сидела на кровати, подтянув колени к груди. Она подняла на меня глаза, когда я подошел к кровати.
— Неужели я настолько сломлена, что ты не можешь представить себя со мной? — спросила она, по ее лицу текли слезы.
Мои шаги на мгновение замедлились, прежде чем я забрался на кровать и притянул ее к себе.
— В тебе нет ничего сломанного, Элла. Ты чертовски совершенна, — сказал я ей, смахнув слезы большим пальцем.
— Тогда почему ты не хочешь меня?
— Мы не можем быть вместе, Элла. Ты знаешь, что я не могу этого сделать. Я хочу тебя так, как никогда никого не хотел. Но ты слишком молода; тебе нужно жить своей жизнью. У тебя вся молодость впереди. — У меня больше не было сил держать себя в руках. Мне нужно перестать приходить в ее комнату. Это наш последний раз.
— Мне не нужна никакая молодость. Мне нужен ты, Дин. Я люблю тебя. Я хочу тебя, — кричала она.
Черт, все во мне хотело сдаться, каждой фиброй своего существа я желал овладеть ею и сделать ее своей. Но я этого не сделал. Я поцеловал ее нежно, быстро, слишком быстро.
— Элла, никогда не сомневайся, что я чертовски люблю тебя. Я люблю тебя достаточно, чтобы позволить тебе уйти и жить своей жизнью. Я люблю тебя настолько, что ставлю твои потребности выше своих. Я хочу, чтобы у тебя была та жизнь, которая тебе предназначена. Я хочу, чтобы ты поступила в университет и была счастлива. Была свободна от всех проблем и забот. Чтобы тебя не ограничивало то, что ты со мной.
Я встал и вышел из ее комнаты. Я оставил ее рыдающей на кровати. Впервые с тех пор, как я себя помню, я, бл*дь, заплакал. Я спустился к своей машине и, бл*дь, заплакал. Я пообещал, что однажды, когда придет время, я сделаю Эллу своей, несмотря на то что знал, что Зак захочет меня убить.
Это было четыре года назад; теперь она возвращается. В итоге она перевелась в университет в Мельбурне. Я видел ее только в тех редких случаях, когда она навещала своих братьев. Она не разговаривала со мной; она прикладывала огромные усилия, чтобы не оказаться рядом со мной. Но теперь она вернулась, и она будет моей.
Глава первая
Элла
Входя в пентхаус, я оглядываюсь по сторонам. Все выглядит так же, как и тогда, когда я уезжала четыре года назад. Но все не так, как раньше. Я бросаю сумку на тумбу в прихожей и прохожу в гостиную.
Все тот же черный кожаный U-образный диван, заваленный синими и белыми подушками, стоит посередине. Через окна от пола до потолка меня приветствует вид на Сиднейскую гавань, солнце сияет высоко над мостом Харбор-Бридж.
Странно возвращаться сюда после того, как последние четыре года я избегала этого места, избегала воспоминаний — хороших и плохих. На следующий день после того, что я мысленно называю инцидентом, я подала документы на поступление в Мельбурнский университет. Я знала, что не смогу остаться здесь и сохранить рассудок.
Пройдя по коридору, я открываю дверь своей спальни. Я не возвращалась сюда с того утра после инцидента, когда подняла себя с пола в спальне. Может быть, я и смогла сделать это со своим телом, но мое сердце, моя душа все еще лежат там уничтоженные.
