Молох швырнул мой чемодан в багажник, глухо матюгнулся, а потом, сел на водительское и уставился на дорогу. Побарабанил пальцами по рулю, зыркнул на меня в зеркало заднего вида.
— Больше никого?
— Нет. Но если ты поможешь мне с жильём, я найду себе работу и больше не буду тебя напрягать.
Когда-то я мечтала о такой возможности, правда. Совсем недавно даже. А сейчас произношу это без особого удовольствия. Я пригрелась под боком у взрослого, обеспеченного мужика и расслабилась, почему-то решив, что он обязан взять на себя за меня ответственность. Конечно, это было глупо с моей стороны. Только вот что теперь делать с душой, которую всю наизнанку выворачивает?
Если сначала думала исключительно о своей выгоде, то сейчас я буду тосковать не по сытой жизни. А по нему… Я никогда не знала, каково это — любить. А тут нахлынуло всё разом, и вроде как мне сейчас о своей шкуре стоит беспокоиться, да как-то нет рвения особого.
— Да, работодатели ждут тебя с распростёртыми объятиями, — бросает мне через плечо и заводит машину.
А через несколько часов мы останавливаемся у какой-то гостиницы, куда он молча меня тащит. Тормозит только у номера, вставляет ключ в дверь и долго смотрит мне в глаза.
— Ты же понимаешь, да, что это самая хуёвая идея, которая могла прийти мне в голову?
Я не знаю, о чём конкретно он говорит, пожимаю плечами.
— Ну, у тебя же ранение было серьёзное, так что…
— Не умничай. В номер шагай. Я пойду пожрать чего-нибудь закажу. Переночуем здесь.
В номере уютно, тепло, и на подушках идеально застеленной кровати лежат маленькие шоколадки и мандаринки.
Я без зазрений совести заедаю стресс обеими порциями и иду в душ, чтобы согреться. Почему-то трясёт до сих пор. И я осознаю, что боялась вовсе не оказаться на улице снова или даже попасть в лапы собутыльников тёти Риты. Я боялась больше не увидеть его. Удивительно, как всего за пару-тройку недель можно влюбиться в абсолютно чужого человека.
Я, конечно, не была уверена на сто процентов, что это та самая любовь. Откуда мне знать, какая она? Меня никто никогда не любил, как и я никого не любила. С ним я познала это чувство впервые и логично было думать, что это она… Та самая, светлая, волшебная.
Немного согревшись под горячими струями, вышла из кабины и накинула махровый гостиничный халат. Молох опять с кем-то говорил по мобильному, а когда я вышла из ванной, он уже вытаскивал симку из телефона.
Я знала, что это значило. Он уточнял какие-то детали у заказчика. Какие именно детали и что за заказ — я не знала. Не знала наверняка. Но догадывалась.
— Опять уйдёшь? — больше всего во время его вылазок я боялась, что однажды Елисей не вернётся. Просто исчезнет, будто его и не было. А мне не останется ничего от него, кроме воспоминаний.
— Да. На пару дней исчезну.
— А ты… — я замялась, поймав на себе его ястребиный взгляд. — А ты не оставишь мне свой номер? Ну, рабочий. По которому я смогу связаться с тобой, когда тебя нет.
— Зачем? — он открыл контейнер с едой, кивнул мне на кресло напротив. — Сядь, ешь, — положил порцию рыбы себе и подвинул мне контейнер.
— Ну, чтобы я могла звонить, — улыбнулась. — Набрать твой номер и…
— Я понял. Зачем тебе мне звонить? — отправил кусок рыбы себе в рот и уставился на меня в ожидании ответа.
Он дурак? Или притворяется? Правда, не понимает, зачем?
— Я волнуюсь, когда тебя нет. Ты говоришь, что уходишь на два дня, а потом являешься аж через неделю… Нет, я не в претензии, просто стрёмно как-то. Вдруг с тобой что-то случится, а я даже не узнаю.
Он перестал жевать, потянулся к шкафчику под телевизором, приоткрыл дверцу.
— Пакет видишь?
Я кивнула.
— Там твои новые доки и деньги. Где бы мы ни были, я буду оставлять для тебя этот пакет. На случай, если не вернусь. Жди меня, сколько сможешь, потом уходи.
Меня тряхануло. Он так спокойно об этом говорил… Словно речь вообще не о нём шла.
— То есть такое возможно? Ты можешь исчезнуть?
Он вздохнул, снова принялся за еду. Ответа я, естественно, не дождалась.
— Гостиницу я проплатил на неделю, — заговорил уже после еды. — Пока меня не будет, займись делом.
— Каким?
— Не знаю, плевать мне. Займись чем-нибудь и не сходи с ума. Мне не нужны проблемы из-за тебя, поняла? Если кто спросит, то я твой брат. Приехала со мной в командировку.
— Ладно, — тут же согласилась я. — Ты только не пропадай надолго, хорошо?
Молох не ответил. Никогда не отвечал. Наверное, потому что и сам не знал, вернётся или же нет.
В тот день он оставил свою машину на парковке гостиницы и ушёл из номера после заката. И тогда, сидя на широком подоконнике и вглядываясь во тьму, где исчез его большой силуэт, я впервые предположила, что он может быть киллером…
ГЛАВА 26
ГЛАВА 26
1999 год
— Ну что, сынок, что решил? — следователь взглянул на него из-под запотевших, залапанных пальцами очков, затянулся крепкой сигаретой и пыхнул парню в лицо.
— Ничего не решил. Я не виноват ни в чём, и денег таких у меня нет, — поднял голову, взглянул менту в лицо. А тот, издевательски хмыкнув, открыл лежащую перед ним папку. Папку, в которой Елисей уже видел свой приговор. Ещё не прозвучавший, но уже подписанный.
— Как же не виноват, сынок. Ты гляди, сколько дерьма тут на тебя одного. Подельников ты сдавать отказался, а значит, сам всё потащишь, на горбу своём. А все эти делишки, скажу тебе по секрету, лет на двадцать потянут. Сначала малолетка, потом на взрослую пойдёшь. Если даже выживешь, что вряд ли, то с зоны вернёшься законченным зэком. Ни кола, ни двора — нихера. А потом, когда поймёшь, что ни работы с таким прошлым тебе не найти, ни бабы нормальной, то опять пойдёшь на мокруху, лишь бы на зону вернуться да там продолжить баланду хлебать. Так и пройдут твои годы. Оно тебе надо, парень? Тебе же семнадцать всего. Сопляк же ещё. Ты так хочешь свою жизнь похерить, а?
Ответить Елисей не успел. В кабинет следака ворвалась растрёпанная мать, вся в мыле, рыбой от неё несёт вперемешку с перегаром.
Нет, он не винил её никогда. Ни в чём. Мать была хорошим человеком. Вот отец… Отец — да, был дерьмом. Из-за него они в том болоте барахтались, еле сводя концы с концами. Мать на рынке рыбой торговала, еле успевала долги отдавать. Хлеб и тот не всегда на столе был. А папашка жил на всю катушку. Если было что в кармане, тут же улетало на бухло и дешёвых сифилисных шалав. Всё никак не мог смириться, что он уже не воротила в малиновом пиджаке, а самый обычный зэк, которому посчастливилось не только выжить к концу лихих девяностых, но и отсидеть всего пару лет, а не как многие его бывшие кореша — по пятнашке да вышке.
Только не тому шанс выпал. Другой нормальный мужик порадовался бы, что остался цел и семья в порядке. Папаша же только и ныл об утерянном, бухал да шлюх дрючил.
Мать, ещё совсем недавно красотка, превратилась с замученную старуху уже к сорока годам. Да и тоже подбухивать начала. Елисей старался следить за ней, по возможности помогать на рынке да подрабатывать грузчиком, а теперь ему грозил реальный срок, причём за то дерьмо, которого даже не совершал. Просто зацепились за прошлое отца, а так как у того было алиби, повесили на Елисея несколько дел с мокрухой, чтобы звёздочек себе нахватать.
— Сынок! Сыночек! — мать бросилась к нему, а следак довольно откинулся на спинку скрипучего стула. — Что с тобой эти звери сделали? — схватила его лицо в свои ладони, всхлипнула.
— Нормально всё, мам, — отвёл взгляд. Было стыдно перед ней. За то, что теперь она одна останется. За то, что отец окончательно её доконает, и когда он, Елисей, выйдет на свободу, её уже, скорее всего, не будет. Либо сопьётся, либо работа её доконает.
— Где же нормально?! На тебе места живого нет! — и к следаку бросилась, едва на стол к нему не свалилась. А тот, мудак ебучий, на её грудь пялится. Сука, удушил бы. — Вы что сделали?! Он же ребёнок ещё! Он несовершеннолетний! Да я на вас жаловаться буду!
