Молох раздражённо цыкает, качает головой.
— Идиотка.
* * *
2021 год
— Выпусти! Слышишь меня? Эй! — он не реагирует, а я бьюсь об дверь иномарки, пытаясь её открыть. Не тут-то было, дверь заблокирована. — Куда мы едем?!
Напускная доброжелательность Ивана, в которую я по своей великой глупости поверила, теперь исчезла, и лицо приобрело равнодушное выражение. Словно мужик отключился и не слышит меня.
— Выпусти, пожалуйста! Ты не представляешь, какие у тебя будут потом проблемы!
Он, наконец, реагирует, но совершенно не так, как мне бы того хотелось.
— Ещё скажи, что у тебя муж — боксёр, — усмехается, только теперь его лицо не такое милое, как прежде. Я снова допустила ошибку. Блядь…
— Хуже. Мой муж — убийца. Поэтому выпусти меня сейчас же. Иначе то, что он с тобой сделает, будет в разы страшнее того, что ты хочешь сделать со мной, — я стараюсь говорить ровно, уверенно, но его это, похоже, не пугает. Не верит, видимо.
— Это ты о Молохе, да? — поворачивается ко мне, скользит оценивающим взглядом. — Что, до сих пор по тебе сохнет? — и сам же отвечает на свой вопрос: — Дааа… Было бы иначе, он бы тебя уже давно вскрыл и выкинул в канаву.
Блядь. Блядь… Блядь!
— Выпусти! — ору, дёргая ручку так сильно, что та вот-вот отвалится. А он сбавляет скорость и, оторвав меня от двери, дёргает на себя.
— Не ломай тачку, всё равно никуда не денешься! Закрой рот и не беси меня, а то до места не доедем, я тебя сам грохну! — в подтверждение своих слов, даёт мне оплеуху. Не сильно, почти не ощутимо, но сам факт…
— Я не знаю, что ты задумал, но прошу, выпусти меня. Пожалуйста. Куда мы едем? — хаотично перебираю в голове мысли — одна другой ужаснее.
А он молчит. Молчит до тех пор, пока не доезжаем до трёхэтажного таунхауса, огороженного высоким забором. Иван вылезает из машины и направляется к моей двери. Вжимаюсь в сидение, но это не спасает.
Из дома выходят несколько крепких мужиков. Оба, как один, смахивают на обезьян: узкие лбы, глаза навыкате, и рожи, будто под каток попали. А тем временем дверь с моей стороны открывается, и я слышу насмешливое:
— Забирайте. Заприте пока в карцере, пусть немного остынет.
Всё происходит за считанные секунды, и я даже не успеваю поорать. Укол в районе шеи почти не ощущается, но сознание кричит, буквально вопит об опасности. А потом, обмякнув, я висну на руках обезьян, волочащих меня в дом.
* * *
2010 год
— Ты мог бы оставить меня. Сам же знаешь, я не доставляю никаких хлопот. И… Со мной удобно, — похожа на клянчащую собачонку, которую разочарованный хозяин собирается вышвырнуть из своего дома. Пытаюсь поймать его взгляд в зеркале заднего вида, но Молох неприступен. Делает вид, что не слышит меня. — Ну, пожалуйста, не нужно. Меня же снова на улицу выпнут. Нельзя так с теми, кому ты дорог! — последнюю фразу буквально выкрикиваю ему в затылок, а Молох, цокнув языком, врубает погромче музыку.
Я залезаю на сидение с ногами, обнимаю свои коленки и, уставившись в окно, тихо реву. Город горит огнями, всё застыло в преддверии праздников. А мне хочется разбить голову об стекло. В багажнике лежат два чемодана с вещами, которые он мне покупал, но ничего не радует. Мне придётся раздать это шмотьё бомжам, чтобы выкупить для себя территорию, когда снова окажусь на улице. Так что, вся та помощь, что он мне оказал, теперь ничего не стоит.
Но даже мысль о том, что мне снова грозит бродяжничество и голод, не ранит сильнее, чем его равнодушие. Сердце в клочья.
Я думала, он тоже что-то чувствует ко мне. Хотя бы немножко. Хоть капелька привязанности. Ну привыкают же люди к кошкам, собакам, хомячкам там всяким…
— Убери ноги с сидения, — Елисей приглушает музыку, набирает скорость — выехали на скоростную трассу.
— А если не уберу, что, выкинешь из машины? — злым, резким движением смахиваю слёзы.
— Нет, по шее получишь.
— Остановись и дай! — провоцирую, как не делала раньше никогда. У меня всегда было хорошо развито чувство самосохранения. Но в этот раз как-то подкачало.
Молох резко затормозил, так, что я едва не клюнула носом подголовник переднего сидения, и вылетел из машины, а затем, едва не оторвав заднюю дверь, выдернул меня из салона.
— Какого хера провоцируешь?! — гаркнул в лицо. Обычно такая ярость ему не была присуща. Если только во время приступов, что случались крайне редко. А так, да, был грубым, абсолютно бестактным и циничным. Но никогда не орал, словно умалишённый.
Сейчас, видимо, был тот самый случай.
— Отпусти! Я сама пойду! Не надо меня никуда везти! Без тебя разберусь, понял? Много лет обходилась без помощи и теперь обойдусь! Всё, пусти! — мой пуховик в его руке трещит, вот-вот по швам разойдётся. А горло так душит обида, что вместо крика из меня вырывается жалкое, противное карканье.
— Закрой рот! — рявкает на меня, толкая к машине, а я падаю на неё. — Ты не понимаешь, нет? Совсем отмороженная? Тебе нельзя со мной! Понимаешь, нет? Нельзя!
— Конечно, нельзя! Тебе же плевать на меня! Ты же даже не разрешаешь мне сидеть в машине рядом с тобой! Как животное назад загоняешь! — толкаю его в грудь так сильно, что будь на его месте мужичонка более хилый, уже завалился бы в сугроб. Молох же даже с места не двигается.
— Идиотка тупорылая! Я тебе жизнь спасаю! — схватив меня за шкирку, почти оторвал от земли, и я повисла, словно котёнок, которого тащат за холку. — Тебе со мной опасно! Я не принц, блядь! Меня через день грохнуть пытаются! И тебя никто не пожалеет! Как ёбаного комара раздавят! И я ничем тебе не помогу, если вот сюда во второй раз свинец засадят! — стучит себе пальцем по виску. — Тебя на куски порвут, не успеешь даже мяукнуть! А теперь залезла в машину, и чтобы ни звука мне, пока не приедем!
Не дожидаясь пока я приду в себя от услышанного, затолкал меня обратно в салон и хлопнул дверью.
— Дуры кусок, блядь!
ГЛАВА 25
ГЛАВА 25
Тётку в пропитой, страшной бабе с фонарём под глазом узнаю не сразу. А вот она меня моментально признала. И тут же, уперев руки в рыхлые бока, встала на пороге.
— Сонька? Ты, что ли?
— Я.
— Ты гляди, Вась! Не сгинула-то Танькина байстрючка! — крикнула кому-то в дом. — Припёрлась, значит. Чё надо?
Рядом со мной стоит Молох, держит в руке один из чемоданов. Второй пока в машине.
— И тебе здрасьте, тёть Рит, — не могу сказать, что рада видеть старую ведьму, как, собственно, и она меня. Кривит свои распухшие от побоев губы, рассматривая нас с ног до головы.
— Чё надо, спрашиваю? — чувствует она себя явно неважно. А из дома доносится гул собутыльников.
Я открываю рот, чтобы объяснить ей, что приехала жить в дом, где прописана, хотя уже ясно, что никто меня сюда не пустит. Да и я не горю желанием быть оттраханной её дружками. Уж лучше на улице.
Дождусь, пока Молох уедет, и сама свалю. Продам несколько тряпок, да и накопленное у меня есть. Как-нибудь протяну первое время, а потом что-нибудь придумаю.
— Ну, чё сопли жуёшь? Если ты за долей своей прикатила. Так у меня бабла нет. А это чё за хрен? — кивает на Елисея.
— Я вообще-то домой к себе приехала, — ворчу, глядя на тётку исподлобья.
— Кудааа? Куда ты приехала? — тянет противно та и пыхает мне в лицо стойким перегаром. — Нет, ну если бабло есть, то заходите. А если нет, то в жопу пошли.
— Вот уж свезло, блядь, — выругался вдруг Молох и, развернувшись, понёс мой чемодан обратно к машине. — Пошли, хули встала! — рявкнул на меня.
А я действительно на время замёрзла, не веря тому, что он так быстро передумал.
— Иду, — промямлила неуверенно и бросилась за ним. — Пока, тёт Рит! — крикнула той уже из-за забора.
— Правильно-правильно! Нахер валите! Скатертью дорога! Ишь ты, хахаля она своего притащила! Самим жрать нечего, а тут нахлебники ещё! Ты слышал, Вась? Эта лахудра со своим ебарьком приперлась! Да видать, хата наша не по вкусу господам пришлась! — это последнее, что я услышала из уст горячо любимой тётушки. Села в машину, прислушалась к звукам сзади.
