Боже, ураган «Катрина» в действие! Громы, молнии и предполагаемое цунами стыда, что должно накрыть меня с головой из-за раскаяния в совершенном преступлении. Какая же она все-таки забавная!
Улыбаюсь, продолжая стоять на месте, бесить своим спокойствием и разглядывать маленькую фурию.
— Ксю-у-у… — робко раздается из того угла, в котором сидит виновница данного стихийного бедствия, — поехали домой, а?
Обвиняющий взгляд медленно сползает с меня и достается подавшей голос девчонке. Заноза просто испепеляет ее, сжимая в тихой ярости кулачки.
— Для начала я вызову полицейский наряд и напишу жалобу на клуб, — продолжает гнуть свою праведную линию поборница правопорядка.
— Не советую, — произношу тихо, но с той толикой жесткости, которая красноречиво дает понять: не в их интересах поднимать шумиху. — Пострадаете от этого вы: незаконное проникновение на частную территорию, занятие проституцией, нахождение несовершеннолетнего в неположенном месте в столь поздний час… Продолжить? Или достаточно?
Вновь минутная тишина — и искры возмущения электрическим треском заполняют пространство между нами. Одним широким шагом сокращаю его до минимума, нависаю над Занозой, вдыхая полной грудью фруктово-игристый аромат. Он щекочет нос и вырывает из закоулков памяти жаркие фрагменты наших встреч. По телу пробегает разряд желания. Желания впечатать ее своим телом в ближайшую стену, зарыться ладонями в шелк светлых волос и жадным поцелуем стереть с лица необоснованное негодование.
— Думаю, достаточно, — цежу сквозь крепко стиснутые зубы. — У твоего отца и так достаточно проблем, чтобы навешивать на него еще и эту.
Она медленно кивает, соглашаясь со мной, и отступает.
— Вот и умница! — Касаюсь пальцами прядки волос, подцепляю ее и убираю за ушко, прохожусь по четко очерченной скуле, беру Занозу за подбородок, заставляя её смотреть четко мне в глаза. — Жду тебя в понедельник к одиннадцати утра. Без опозданий.
Она молчит, но по глазам вижу: не посмеет ослушаться.
Чуть подаюсь вперёд, склоняю голову, касаясь губами ее бархатной щеки.
— К контракту будет дополнение.
Целую в лоб и отпускаю, отступив на шаг.
Лишь буркнув на прощание что-то нечленораздельное, она хватает за руку робко подошедшую к ней сестру, резко разворачивается и уходит, гордо вскинув голову.
— И я очень рад нашему взаимопониманию! — усмехнувшись, шлю ей вслед волны позитива.
Громко захлопнувшаяся за их спинами дверь служит мне красноречивым ответом и пламенным посылом прогуляться по всем известному маршруту.
Глава 18
*Ксения*
Стиснув зубы до противного скрежета, размашисто шагаю к выходу из этого гадюшника. Злость бушует во мне адским пламенем, и я лишь крепче сдавливаю запястье сестры, волоча ее за собой по лабиринтам полутемных коридоров.
На воздух! Мне нужно скорее выбраться на улицу, вдохнуть поглубже остывший ночной воздух и громко-громко проораться, иначе я просто взорвусь. Когда ехала в клуб, молилась лишь об одном, чтобы с Ришкой ничего не случилось, сейчас же готова сама лично задушить ее!
— Прости… — пробивается сквозь гул в ушах и барабанную дробь в голове еле слышный голос раскаивающейся сестры.
Я молчу. Просто иду вперед почти, не разбирая пути, повинуясь какой-то внутренней путеводной ниточке, что спешно тянет меня подальше отсюда.
— Ксюш, — продолжает она, — ну, прости меня, пожалуйста…
Наваливаюсь плечом на массивное дверное полотно, дергаю ручку вниз, и мы с шумом вываливаемся на улицу. Быстро оглядываюсь, пытаясь сориентироваться в пространстве и понять, где оставила автомобиль. Еще несколько метров молчаливого напористого движения, и я, открыв пассажирскую дверцу, с грозным рыком разъяренной львицы командую:
— Сядь, пристегнись и молчи! Лучше молчи!
Ей хватает ума четко выполнить все указания и не подливать масла в и без того бушующее пламя моего негодования. Громко хлопаю дверцей, надеясь хотя бы на ней оставить часть своей злости. Не помогает.
Обхожу капот и усаживаюсь за руль, пальцами обвиваю его оплетку, сжимая её до побелевших костяшек, и бесцельно взираю в лобовое стекло. Там темнота ночи раскрашена яркими огнями праздной жизни, бесшабашного веселья и безразличия к чужим проблемам. А здесь, в тишине салона Мине-купера, — гнетущая аура безысходности и тихий предгрозовой треск первой серьезной ссоры, маячащей на горизонте нашей сестринской любви.
Ришка не отличается покладистостью характера, но и настолько уж безбашенных поступков за ней не водится. Поэтому-то мне и нелегко принять то, что случилось.
Завожу автомобиль, краем глаза замечаю, как сестра потирает запястье, за которое я ее тащила. Совесть тонкими иголками обиженного ежика, свернувшегося в клубок, колет душу. Горечь во рту мешает говорить, и я молча выезжаю на дорогу.
На трассе свободно, и светофоры, словно специально, подмигивая мне зеленым светом, максимально сокращают время в дороге.
Я решаюсь заговорить, когда заглушаю мотор, припарковавшись во дворе нашего дома. Надо бы подняться и отпустить соседку, присматривавшию за спящим Максом, но я же взорвусь от всех тех невысказанных вопросов и, может, даже претензий, нарастающих во мне снежным комом и грозящих накрыть лавиной мою внутреннюю неконфликтность.
— Какого хрена… — Медленно разворачиваюсь к сестре, не рискнувшей даже пошевелиться и отстегнуть ремень. — Какого хрена ты поперлась в этот клуб?! Что ты там устроила?! Где твоя голова и разумный мозг?!
Максимально спокойным голосом забрасываю ее вопросами, стараясь не сорваться на истерический крик. Хотя очень-очень хочется именно так и сделать: орать до сорвавшихся связок, чтобы завтра просто сипеть и, прикинувшись больной, зарыться в норку под пушистый плед. Отрешиться от мира, и пусть все катится в тартарары.
— Я хотела… — робко начинает она, пряча взгляд и нервно оттягивая вниз подол короткого платья.
— Что ты хотела?! Тебе пятнадцать! Что ты можешь хотеть в клубе, где оборзевшие самцы снимают телок на ночь?!
— Я хотела собрать компромат на этого Шумского! Мне всего-то надо было сделать пару снимков, как он меня лапает, чтобы потом… — Она на миг прерывает свою пламенную речь. — Я просто помочь хотела! — добавляет тише и с толикой разочарования за провал операции.
— Боже, Риш, какой компромат, как помочь?! Ты своим необдуманным поступком только хуже сделала! — обессиленно выдыхаю я: что толку ей что-либо объяснять, уже ничего не изменишь.
— У меня было все продумано, и я подготовилась! — С неким вызовом, задрав голову, Ришка идет в наступление. — Ты думаешь, я совсем дура? Беспомощная малолетка? Как, по-твоему, я попала в клуб, куда и совершеннолетних-то не пропускают просто так? У меня было все спланировано!
— Однако план потерпел крах, и теперь у Шумского еще один козырь в рукаве, а у меня… — Откидываю голову на подголовник и прикрываю глаза. — Теперь мне ничего не остается, кроме как согласиться на его условия, — проговариваю монотонно больше для самой себя.
Повисшую гнетущую тишину нарушает лишь стрекот сверчков, доносящийся через приоткрытое окно. Прохладный ночной ветер, залетая в салон, приносит с тобой запах цветущего жасмина и тонкий аромат сонного мироздания. Вдыхаю этот дурманящий коктейль, позволяя ему растекаться по телу антистрессовым эликсиром.
Мы сидим еще так какое-то время, думая каждая о своем. Точнее, я вообще стараюсь ни о чем не думать. Мне все и без того предельно ясно.
Затем мы, не сговариваясь, одновременно покидаем автомобиль и направляемся к подъезду. Я не могу сейчас простить сестру. Знаю, что и злиться долго тоже не смогу, но именно сейчас мне не нужно от нее ничего — ни объяснений, ни извинений! Ничего!
— И пусть твой «волонтер» молится, чтобы Шумский не решил докопаться до твоих истинных намерений и до того, кто тебе в этом помог.
