— И чего мне делать?
— Магда — это я, могу документ показать. Герцог — он там, — махнула рукой в сторону камер. — Тебе, — показала пальцем на стража, — надо меня пропустить.
— Мирт же запретил.
— Ты правда букв не знаешь? Тут же написано: «Разрешить», — закатила глаза и вновь сунула под нос охранника свое творчество.
Мужчина заколебался.
— А чего тогда он запрещает, а потом разрешает? — спросил он осторожно.
— Дело у меня важное, понимаешь?
— Какое?
— Ага, щас. Так я тебе и сказала. Мне вот это вот все тоже не надо. Мирт приказывает: «Иди к Гриру срочно, надо провести допрос».
— Не очень-то ты похожа на следователя, — он поглядел на меня с сомнением.
Да, Магда и правда в образ тайного полицейского плохо вписывается, но это не важно, когда есть такой прекрасный инструмент как ложь… Посмотрела хмурым взглядом уставшего от праведных трудов человека:
— Если бы ты знал, в какие трущобы меня отправил работать Айзек, ты бы глупостей не говорил. Две ночи не спала, сутки не ела. Сейчас, между прочим, на ланч собиралась, а Шон со своим заданием… — я обреченно махнула рукой, изображая крайнюю степень утомления. — Но что делать, мы люди подневольные. А тут еще ты, дубинушка… Сейчас схожу за советником, и пусть он сам объясняет тебе, как буковки в слова складывать и его послания расшифровывать.
— Да не надо его звать! — страж, кажется, испугался перспективы встретиться с Миртом. Отлично его понимаю. — Пошли, коль так надо.
Мужчина тяжело вздохнул и зазвенел ключами, открывая крепкую дубовую дверь. Из коридора, ведущего к камерам, пахнуло плесенью и повеяло холодом. Да уж, тут точно не курорт…Прошли внутрь. Ежась от неприятного влажного сквозняка, следовала за стражем, рассматривая без особого интереса тесные камеры и их безрадостных обитателей, большинство из которых выглядели очень нездоровыми. Ряды старинных кованых решеток отделяли подследственных от нас с охранником, унылые обреченные глаза следили за гостями.
— Добро пожаловать в ад, девчушка! — крикнул мне заросший седыми космами старик. На густой бороде, закрывающей грудь, и на спутанных волосах запеклась кровь.
— Нет, это еще не он. Из ада не выбраться, а отсюда есть путь, — отозвалась я, останавливаясь у его камеры. — За что сидишь?
— За правду! — гордо ответил старец.
— Не разговаривай с ним, — попросил стражник, увлекая меня дальше. — К этому тоже велено никого не пускать. Без особого распоряжения так точно.
Пожала плечами: вот так у нас забывают о законе.
Камера Грира находилась в конце извилистого многоуровневого коридора, такая странная архитектура — издержки того, что темницы расположены в башне. Если остальных держали за решеткой, то герцога от нас отделяла окованная уже проржавевшим металлом дверь с малюсеньким оконцем, в которое даже рука не пролезет.
— Оставишь нас наедине, — приказала охраннику, когда тот возился с многочисленными засовами и замками. — То, что может рассказать обвиняемый, не предназначено для посторонних ушей.
— Так нельзя же, по протоколу…
— Мне — можно.
— Я тогда тут побуду, рядом похожу, — немного подумав, сказал страж. Он как будто понимал, что делает что-то не так, зря идет на поводу у наглой незнакомки, но привычка подчиняться была сильнее интуиции. — Если что — кричи.
Заверив его, что все будет хорошо, скользнула в камеру. Тяжелая дверь за спиной тут же захлопнулась. В темноте не сразу разглядела Грира, сидевшего на нарах, а вот он меня заметил и узнал мгновенно — даже в образе Магды, даже при таком скудном освещении, что шло из крохотного оконца.
— Вы не перестаете удивлять, — я вздрогнула, когда в тишине прозвучал этот спокойный низкий голос. — Ко мне не пустили даже адвокатов.
Тень зашевелилась, гремя цепями. Я на секунду забыла, для чего вообще пришла в темницу, бросилась к оборотню и обняла его, какой-то спонтанный порыв заставил сделать это. Сама оторопела, когда поняла, что мои руки обвили его шею.
— От вас пахнет мужчиной и сексом, — проговорил Ланс, отстраняясь. Мне послышалась в его голосе брезгливость.
— А… Это… Это чтобы попасть сюда, — соврала, не задумываясь, и села рядом с оборотнем на грубую простынь из мешковины. — Простите, что так поступила, но мне пришлось переспать с одним следователем, чтобы пройти через охрану. Он оформил мне бумаги, будто я должна вас допросить.
— Но зачем же вы пришли на самом деле?
— Чтобы помочь вам, герцог.
Мужчина усмехнулся, в темноте сверкнул хищный оскал.
— Откуда такая самоотверженность? Я не сделал вам ничего хорошего, — проговорил Ланс. Да, весьма справедливо. Такая глупость помогать своему мучителю. — Когда мы виделись в последний раз, я пытал вас, заковав в цепи.
— Но теперь в цепях вы, — пробормотала тихо, опустив взгляд на запястья скованные наручниками.
— Это ненадолго. Как только переговорю со своими законниками, им придется отпустить меня.
— Но вас обвиняют в убийстве Милли, а правду о ее смерти мы рассказать не можем по понятным причинам.
— Смерти? О, к счастью или, может быть и к несчастью, девушка не умерла.
— Что? — Не может этого быть! Сердце сделало невероятный кульбит и замерло. Неужели Касия выжила? — Но… я же сама видела.
— Не верьте глазам, мисс, верьте инстинктам. Мои глаза тоже не узнали бы вас в этих убогих тряпках, однако чувства не обмануть.
— Ее тело покинула жизнь, в этом я уверена! — очень хотела уверовать в чудесное «воскрешение» Касии, но не могла. Хотя не похоже, что герцог врет. Для чего бы ему это?
— Ее заразили ликантропией, но она жива, — сообщил Грир. — По крайней мере, была пару дней назад, когда я ее видел в Волчьем углу. Ее счастье, что кодекс запрещает уничтожать своих.
Подруга стала оборотнем? Черт, да это не важно, главное — она избежала смерти!
— Почему же вы не сказали следователю, что с ней все нормально? Не потребовали бы, чтоб ее привели сюда? Тогда всего этого, — обвела взглядом тесный каменный мешок, в котором держат герцога, — не было бы.
— Нормально? — ухмыльнулся мужчина. — Нет, с Милли ничего не нормально. Молодой вервольф — это не тот, кого следует показывать властям. К тому же вы сами говорили, что она охотница на оборотней, поэтому…
— Тогда что вы будете делать?..
— Нужно подождать, чтобы она… адаптировалась. Только тогда девушка сможет давать показания, не откусив тупую башку Мирта. Этот десерт я бы хотел оставить себе, — мрачно сказал герцог.
— Что значит «адаптировалась»? — переспросила дрожащим голосом. Радостное удивление от того, что наемница выжила, удавалось скрывать с трудом.
— Я, кажется, говорил, что зверя нужно держать под контролем. Девушка должна научиться этому, а пока ей никак нельзя появляться на людях. Это поставит под угрозу не только ее саму, но и всех оборотней в королевстве.
— Но даже вы не всегда можете себя сдержать, — я говорила о нашей с Гриром первой близости, когда он после моего страстного стона стал зверем. Это воспоминание отозвалось в теле теплой волной возбуждения. Захотелось, чтобы он сейчас опрокинул меня на нары, задрал подол и…
— Я давно уже могу держать зверя под контролем. Насколько это возможно. А тогда, в парламенте, это было исключением, — ответил оборотень, понизив голос, — потому что вы — исключительны.
— Посчитаю это за комплимент, — пробормотала, глядя в волчьи глаза.
— Это он и есть, мисс.
Герцог словно прочитал мысли. Руки, скованные цепями, потянулись ко мне, начали расстегивать пуговицы на платье.
Я подалась вперед, к нему, забыв, для чего вообще пришла сюда и что за дверью стоит стражник. Мир за пределами темной тесной камеры перестал существовать.
— Я убью того, кто вас трахнул, Эстер. Чужой запах на вашей коже сводит меня с ума, — шепот на моей шее, мурашки по спине, пальцы скользят по груди, по животу. — Вы должны быть только моей.
— Я хочу быть только вашей, — отозвалась тихим эхом, и наши губы встретились.
