Через несколько мгновений некогда спокойная комната превращается в бешеную активность. Камеры проверяются и перепроверяются, каждый кадр тщательно изучается в поисках херувимского личика Алины.
Я достаю телефон, и мои пальцы с безжалостной эффективностью летают по клавишам. Сообщение моим людям лаконично: описание, фотография и недвусмысленное понимание того, что провал — не вариант. Этот город, со всеми его потайными переулками и затененными углами, выдаст ее. Он должен это сделать.
Мой призыв к оружию не заканчивается безмолвной командой текста. Я хватаюсь за ближайшую защищенную линию и набираю номер, по которому дозваниваюсь до своего самого надежного лейтенанта.
— Иван, слушай внимательно. Алина пропала. Я отправляю тебе ее фотографию. Я хочу, чтобы все люди были в курсе, на улицах, в парках, везде, где может быть ребенок.
Он реагирует мгновенно, в его голосе звучит стальная нотка, которая соответствует моей собственной срочности.
— Понял, босс. Мы найдем ее.
Я заканчиваю разговор и возвращаю взгляд на экраны, где служба безопасности с удвоенной скоростью воспроизводит видеозаписи.
— Назад, — командую я, указывая на кадр, где тень нависает слишком близко к игровой зоне, тень, которой там быть не должно.
Техник увеличивает изображение, улучшая его пиксель за пикселем. Кропотливая работа, секунды растягиваются в вечность, и вот тень обретает четкость, превращаясь в фигуру человека — человека, которому не место в нашем мире.
— Кто это? — Требую я, в моем голосе звучит опасное спокойствие, которое не соответствует бушующей внутри меня буре.
— Мы не знаем, сэр, — признается глава службы безопасности, его лицо становится пепельным. — Он не из наших.
Я наклоняюсь ближе, запоминая лицо, которое теперь стало врагом номер один.
— Найдите его. Найдите их обоих.
Когда я ступаю по полу, до моего слуха доносится звук — мягкое шарканье, словно ткань о ткань, из маленькой комнаты под лестницей. Туда редко кто заглядывает, она используется для хранения вещей.
Я подхожу к двери, каждый нерв горит. Это может быть подставой, ловушкой, чтобы застать нас врасплох, но может быть и ответом.
Я осторожно берусь за дверную ручку, и металл становится холодным и неподатливым под моей рукой. Медленно, очень медленно я открываю дверь, наполовину ожидая худшего.
И тут я вижу ее — Алину, свернувшуюся калачиком в углу, с ее любимой куклой, крепко прижатой к груди. Облегчение накатывает на меня, как приливная волна, и резкий выдох срывается с моих губ, когда я опускаюсь на колени, чтобы оказаться с ней на одном уровне.
— Алина, — шепчу я, в моем голосе смешались выговор и всепоглощающее облегчение. — Что ты здесь делаешь?
Она смотрит на меня большими, невинными глазами, и в этот момент я понимаю, что какая бы месть за ее исчезновение ни планировалась, она бессмысленна. Она в безопасности, она цела и невредима.
Я протягиваю к ней руки, и, когда она бросается в мои объятия, я клянусь себе, что укреплю мир вокруг нее, чтобы ее безопасность всегда была абсолютной.
Когда Алина оказывается в моих объятиях, я достаю телефон и быстро набираю сообщение, чтобы остановить поиски. Мои пальцы летают по экрану, и в каждом нажатии чувствуется срочность.
Она нашлась. Отменить поиски.
Сообщение отправляется моим людям, и в спешке я включаю групповой чат, в котором состоит Эмма. На секунду меня охватывает сомнение, но я быстро отгоняю его. Эмма должна знать, она теперь часть этого дела.
Пока я иду к кухне, Алина прижимается к моей груди, и мне становится легче. Кухня, это место тепла и жизни, что очень отличается от холодного страха, который я испытывал раньше. Когда я открываю дверь, то вижу Дмитрия и Эмму, которые стоят близко друг к другу, улучив момент, чтобы улыбнуться и посмеяться наедине.
— Она все время была в доме, — объявляю я, — пряталась.
Эмма делает шаг вперед, ее руки тянутся к Алине. Я колеблюсь лишь долю секунды, прежде чем передать ребенка ей на руки. Наши пальцы соприкасаются.
Алина, не обращая внимания на напряжение, обхватывает Эмму за шею и зарывается лицом в ее плечо.
Когда Эмма прижимает ее к себе, наши глаза встречаются. В этом взгляде целый мир эмоций, которые мы не готовы озвучить. Страх перед тем, что могло случиться, облегчение от того, что этого не произошло, сложность наших переплетенных жизней, все это сходится в этом взгляде. В этот момент мы чувствуем себя как семья, как единое целое, вместе пережившее бурю.
В комнате тихо, только слышно довольное бормотание Алины, и меня поражает, насколько Эмма стала частью этого дома, частью нашей жизни. Ее глаза теплые и добрые, но в них есть что-то еще, что-то, что заставляет мое сердце биться чуть быстрее, чем следовало бы. Я борюсь с этим, напоминая себе, что она всего лишь работник в нашем доме, что я не могу рисковать, теряя бдительность рядом с ней. Но то, как она смотрит на меня, говорит о том, что она тоже это чувствует. Она нервно покусывает губу, а затем подходит ко мне ближе, все еще держа Алину на руках.
— Слава богу, она в безопасности, — тихо говорит она.
Я киваю, чувствуя, как знакомый груз ответственности снова ложится на мои плечи.
— Нам придется тщательно проверить дом и территорию. Мы не можем рисковать.
— Конечно, — соглашается Эмма, но в ее голосе звучит нерешительность, которая говорит о том, что она тоже что-то чувствует между нами.
Я прислоняюсь к столешнице, наблюдая за Эммой.
— Завтра ты встречаешься со своей сестрой.
Она встречает мой взгляд, твердый и решительный. Она кивает и достает свой телефон, ее пальцы быстро работают по экрану. В воздухе витает напряжение, и этот момент кажется тяжелым. Она делает шаг, который невозможно не сделать.
Я жду, чувствуя, как тянутся секунды. Лицо Эммы не читается, она сосредоточенно ждет ответа. Он пикает, и она опускает взгляд. На ее губах появляется улыбка, но лишь на мгновение.
Не могу дождаться! На экране появляется надпись, и она показывает его мне.
— Хорошо. — Мой ответ отрывистый. На кону стоит нечто большее, чем воссоединение семьи, и мы оба это знаем. Но это начало, ход на шахматной доске нашего нынешнего затруднительного положения. — Отдохни немного, — говорю я ей. — Завтра будет долгий день.
Она снова кивает, между ее бровей пролегла борозда беспокойства. Но она храбрая. Она не отступает.
— Хорошо, — говорит она. Она готова, настолько готова, насколько это вообще возможно, к противостоянию, которое может все изменить.
Защитный инстинкт Эммы срабатывает, и она прижимает Алину к себе, направляясь в свою комнату. Ее решимость видна по положению плеч и по тому, как бережно она держит ребенка.
— Куда ты ее ведешь? — спрашиваю я, хотя знаю ответ.
— Я не позволю ей сегодня спать в своей комнате. И после сегодняшнего дня тоже. — Говорит она, не поворачиваясь, ее голос тверд.
Дмитрий, прислонившись к дверному косяку, кивает в знак согласия.
— Она права. Так безопаснее.
— Хорошо, — говорю я, а в голове уже прокручиваются протоколы безопасности. — Дмитрий, ты тоже останешься с ними.
Он встречает мой взгляд, и между нами возникает молчаливое понимание.
— Хорошо.
Значит, решено. Сегодня они будут в безопасности настолько, насколько мы сможем их обеспечить. Я позабочусь об этом.
ГЛАВА 20: ЧАС БЕЗМОЛВИЯ
ЭММА
Часы показывают 03:00. Сон ускользает от меня, как всегда неуловимый. Я поворачиваюсь и обнаруживаю рядом с собой Алину, крепко вцепившуюся в мою пижаму. Несмотря на бурлящий хаос, ее невинное лицо умиротворенно. Это ослабляет тугой узел в моей груди и вызывает улыбку на губах.
Рядом со мной дыхание Дмитрия ровное, спокойное. Он отвернулся, погрузившись в мечты, которые мне недоступны. На мгновение я наблюдаю, как поднимается и опускается его спина, тихий ритм контрастирует с беззвучными криками моих собственных мыслей.
