— Тебе грустно от того, что придется чистить картошку?
— Ха, нет. — Я заметила, что он очень наблюдателен в отношении меня. Наблюдательный всегда. Мне нравится, как он обращает на меня внимание. — Я просто подумала, что День благодарения она, возможно, проведет у Риза, а не здесь. Я не думаю, что он захочет расстаться с ней после того, как проведет с ней целый месяц, потому что она потрясающая, а Риз не полный идиот. Так что, кто знает, может быть, к тому времени она будет жить с ним постоянно, и они захотят отпраздновать День благодарения у себя дома, а не здесь. И это прекрасно. — Я машу рукой, чтобы показать всю тонкость ситуации, и слегка пожимаю плечами, потому что под словом «хорошо» подразумеваю, что все вроде как в порядке, так как надеялась, что мы с Лидией будем жить вместе в этом году. — Ты не знаешь, у Риза в гостиничном номере есть настоящая кухня?
— Она есть. Они все номера так проектируют. Но я думаю, что они заказывают все на кухне отеля. Или они могли бы просто заказать обслуживание на День благодарения.
— О, нет. Лидию скорее хватил бы удар, чем она позволила этому случиться. — Я энергично качаю головой. — Девушки-скауты никогда не пользуются обслуживанием номеров. Она будет печь пироги с нуля и создаст центральное блюдо из того, что она нашла в Гудвилле. Но в любом случае, ты все равно можешь прийти. Держу пари, это будет самый лучший День благодарения в истории!
— Спасибо, я ценю приглашение.
— Не за что.
— Расскажи мне, как тебя вышвырнули из Девочек-скаутов.
— Откуда ты знаешь об этом? — Я роняю вилку на пустую тарелку и изумленно смотрю на него. Я могла бы шутить по этому поводу, но только с определенными людьми, потому что на самом деле это деликатная тема для меня. Это ахиллесова пята моего детства.
— Кэнон рассказал мне.
— Кэнон знает! Откуда Кэнон знает? Неужели все знают?
Глаза Винса сверкают, его губы растягиваются в ухмылке.
— Я шучу. Ты сама мне сказала. Той ночью
— О.
— Ну и что? — подталкивает он. — Расскажи мне.
— Это немного стыдно. — Я откидываюсь на спинку стула.
Винс наклоняется вперед, упираясь локтями в стол и сверля меня взглядом.
— Когда мне было восемь, моя мама отвезла меня в Диснейленд. Это было действительно большое дело, потому что у нас было не так много денег. Под этим я подразумеваю, что она не могла позволить себе отель в Лос-Анджелесе и билеты в парк, поэтому мы съездили туда и обратно за один день. Четыре часа на машине в одну сторону, чтобы она могла провести со мной день в Диснейленде. — Он делает глоток вина и качает головой. — А потом я врезал Тигре по яйцам.
— Что? — смеюсь я. — Почему?
— Я хотел обнять его, но он отодвинулся, а моя рука уже была в движении, так что бац! Оказался в мусорке. Я был чертовски подавлен, поэтому заплакал.
— Тебя выгнали за нападение на Тигру?
— Нет, но я чувствовал, что испортил наш день. Я был слишком смущен, чтобы объяснить своей маме, почему я это сделал, поэтому она подумала, что это поведение переутомленного маленького панка. Оглядываясь назад, я понимаю, что все это так глупо. Почему я просто не объяснил, что произошло? Для меня, восьмилетнего, это было слишком унизительно, чтобы говорить об этом, поэтому я просто смолчал. Это все еще заставляет меня съеживаться.
Он делает еще глоток вина, приподнимая брови над краем бокала, как бы говоря: «Твоя очередь».
— Хорошо. — Я вздыхаю. — Хорошо. — Я немного ерзаю на своем месте чтобы устроиться поудобнее, прежде чем начать. — Приближался первый лагерь с ночевкой. Это была всего одна ночь, но это было огромное событие, понимаешь? — Он кивает. — Мы собирались заработать значок кемпинга и ночевать в палатках, и это было просто грандиозное событие. — Я размахиваю руками, чтобы показать важность и размах мероприятия. — Но это стоило пятьдесят долларов. Пятьдесят долбанных долларов, я до сих пор это помню.
— Твои родители не могли себе этого позволить?
— Нет. — Я качаю головой. — Они могли бы. Но они развелись и превратили это в ссору из-за денег. Моя мама настояла, чтобы папа заплатил за ночевку в лагере, потому что это пришлось на его выходные. Мой отец настаивал, что он платил алименты на ребенка, чтобы покрыть такие расходы, как лагерь, и моя мама должна была заплатить за это.
— Сколько тебе было лет? — спрашивает Винс, и морщинка прорезает его лоб.
— Семь.
— Это жестоко — ставить тебя посередине.
— Да. Я просто хотела поспать в палатке и съесть хот-дог, который приготовила сама. Боже, этот дурацкий хот-дог. Я уже даже выбрала палку. — Я смотрю на Винса, потому что эта часть по какой-то причине особенно унизительна для меня, и я никогда никому об этом не рассказывал. — Я нашла эту палочку у себя на заднем дворе, и, по мнению семилетней я, это была идеальная палочка для жарки хот-дога в лагере. Думала, что возьму с собой в лагерь свою собственную палку вместе со спальным мешком, что глупо, не так ли? Я покрасила конец, который собиралась использовать в качестве ручки, розовым блестящим лаком для ногтей и месяц хранила его у себя под кроватью.
— Но тебе так и не довелось ей воспользоваться?
— Нет. — Я качаю головой. — Весь мой отряд вернулся с походными значками и историями, в которых не было меня. Поэтому мне пришла в голову идея, что если бы у меня был значок кемпинга, это было бы почти то же самое, как если бы я была там.
— Интересно. — Винс кивает, как будто в этой логике есть какой-то смысл.
— У меня был такой брелок: крошечное чучело гориллы, и Мэнди Маршалл умирала от желания заполучить его. Поэтому я обменяла его, свой брелок для ключей, на ее походный значок.
— Деятельная, — улыбается Винс. Мне нравятся маленькие морщинки, которые появляются у него под глазами, когда он улыбается.
— Все шло хорошо, пока на следующем собрании отряда Мэнди не потеряла свой значок.
— Ох.
— Она плакала, и каким-то образом все закончилось тем, что меня выгнали за поведение, неподобающее девочке-скауту. Они сказали, что я не подхожу для них. Мне было семь лет! Хуже всего было то, что она оставила себе мой брелок. Она прикрепила его к своему рюкзаку и носила в школе до конца года.
— Ой.
— Обидно? Я должна была это предвидеть. Она была настоящей сукой с детского сада, но я была ослеплена получением этого дурацкого значка. — Я встаю, ставлю наши тарелки друг на друга и загружаю их в посудомоечную машину.
— Ты только что назвала пятилетнюю девочку сукой? — Теперь Винс смеется.
— Ну, на этом этапе истории ей было семь, но да, я только что рассказала тебе, что в пять лет она уже была сукой. В любом случае, это моя унизительная история о том, как меня выгнали из скаутов. Кстати, они назвали это финансовой пирамидой со значками, что раздражает меня по сей день, потому что это была схема продажи значка, никакой пирамиды не было. — Я заканчиваю загружать тарелки в посудомоечную машину, затем добавляю разделочную доску и нож, которыми Винс пользовался, когда готовил, и ставлю противень в раковину, наполненную на дюйм горячей мыльной водой, для замачивания. Я протираю стойку, тяну время как можно дольше, прежде чем потянуться за конвертом.
Я поднимаю его со столешницы, и он оказывается не таким тяжелым, как ожидала. Знаю, что мы женаты всего сорок восемь часов, но почему-то думала, что это потребует большего объема бумажной работы.
— Привет, — говорит Винс, и я поднимаю на него глаза. — Как насчет поиграть в игру?
Глава 19
— Сыграем? — Он отходит от стола и переходит в мою гостиную, где изучает настольные игры, сложенные на полке под нашим телевизором. Это самый пестрый ассортимент коробок, которые Лидия собрала во время своих набегов на «Гудвилл». На самом деле мы не играли ни в одну из них, но ей нравится их коллекционировать. Обычно в них не хватает деталей, коробки потрепаны и заклеены скотчем. Иногда она покупает одну и ту же игру по несколько раз, чтобы собрать полный комплект деталей для сборки одной игры.
