Они вместе прошли к кабинету мистера Филмора.
* * *
Фили открыл ключом дверь и остановился в нерешительности на пороге.
— Лестер, а может мы напрасно это делаем?
— Ну, Фили, — вздохнул Лестер, — Ты хочешь вернуть тело мисс Меллоу?
— Конечно.
Лестер подошел к шкафу мистера Филмор и раскрыл створки.
— Тогда открывай сейф и бери десять тысяч долларов. Кто знает, может твой отец даже не заметит этого?
— Ну как же — не заметит, — расстроенно протянул Фили и склонился над сейфом. Он положил руку на секретный замок и выжидательно посмотрел на Лестера. Наконец, видя что шофер внимательно наблюдает за ним, сказал: — Лестер, ты не обидишься, если я попрошу тебя отойти?
— Нет конечно, — ответил Лестер и тактично отошел.
Он сел на огромный письменный стол накрытый зеленым сукном и принялся разглядывать свои ногти, невольно бросая любопытные взгляды в сторону открывающего сейф Фили.
— А что мы скажем отцу, когда он увидит, что нет десяти тысяч долларов? — спросил Фили, открывая дверцу сейфа.
— А что ты скажешь ему, когда останки мисс Меллоу окажутся в полицейском участке?
Фили открыл сейф и нашел деньги. Взял десять аккуратных пачек десятидолларовых купюр в банковской упаковке.
— Лестер, смотри, — показал он их.
— Молодец, Фили. — Он снова посмотрел на часы. — Пошли отнесем их.
Они отнесли деньги куда было указано в анонимном письме. Место шантажистом было выбрано удачное — через решетчатую ограду все просматривалось, протяни руку, бери выигрыш и достойно удаляйся. Риска никакого.
И час Фили с Лестером стояли на крыльце, давая возможность шантажисту забрать деньги.
Говорить было не о чем. Да Фили и не хотел ни о чем говорить.
Наконец Лестер отшвырнул в сторону окурок и заявил:
— Я пойду посмотрю, забрали деньги или нет. Ты подожди меня здесь.
Фили не стал спорить. Вошел в холл. Подошел к бокалу с бренди, оставленному Лестером на столе. Какое-то время колебался, затем решил, что это будет для него хорошим лекарством. И залпом проглотил золотистую жидкость.
Она обожгла ему рот, от неожиданности он прыснул брызгами в разные стороны, глаза его широко раскрылись, по щеке потекла слеза.
Почему взрослые так любят спиртное? Даже вчера в ресторане великолепное красное вино он выпил через силу, чтобы не осрамиться перед Николь.
Николь… Ее больше нет. И что-то теперь будет с ним. Он все больше и больше запутывается в этой истории. Коготок увяз — всей птичке пропасть. По многочисленным детективам, которых у Фили был целый книжный шкаф, он знал, что шантажист очень редко отвязывается от своей жертвы.
Но что ему оставалось делать? И как теперь жить?
Может, открыться во всем отцу? Он умный и влиятельный, он поймет и поможет (с его-то связями!).
Однако, к этому Фили всегда успеет прибегнуть. Как к последнему средству. А пока постарается разобраться сам.
В холл вошел Лестер. Фили вопросительно посмотрел на него.
— Ну как?
— Все в порядке. — Лестер потер руки. — Денег нет. Вот записка, оставленная на том месте.
Фили взял испачканный в траве листок бумаги. Тем же фломастером там было написано: «Ночью цветок посажу обратно. Можете не беспокоиться. Завтра не забудьте полить его водичкой».
Фили аккуратно сложил листок и засунул его в нагрудный кармашек рубашки.
— Ты ел чего-нибудь? — спросил Лестер.
Фили отрицательно покачал головой.
— Пошли тогда сэндвичей наделаем и кофе заварим, — предложил миролюбиво Лестер.
Фили было все равно.
Вдруг кто-то позвонил в дверь. Фили хотел пойти открыть, но Лестер остановило его.
— Лучше будет, если открою я, — сказал шофер. — Мало ли что.
Разумно. И вообще Фили никого не хочет видеть.
— Меня ни для кого нет дома вообще, хорошо? — попросил он Лестера.
Тот сделал успокаивающий жест: мол, будь спокоен. И направился к двери.
Фили взбежал на лестницу.
Это оказался соскучившийся по другу Шерман. Но Фили даже не знал как бы он сейчас разговаривал с милым толстым Шерманом. И был доволен, что Лестер наврал тому, будто Фили ушел с утра гулять куда-то.
Позже он обязательно все Шерману объяснит. Позже, не сейчас…
* * *
Как-то незаметно огромный цветущий сад погрузился в сумерки. Первые, самые яркие звезды отразились в спокойной равнодушной воде бассейна. Фили не мог думать ни о чем другом, кроме как о Николь. Он вспоминал ее слова, ее походку, ее волшебную улыбку, запах ее волос…
И когда он увидел в прозрачной воде бассейна ее улыбающееся отражение, он решил, что бредит. Что это галлюцинация.
Вдруг он почувствовал на своем плече чью-то руку. Он вздрогнул и начал медленно поворачиваться.
Перед ним стояла Николь. Живая, улыбающаяся, в своем давешнем вечернем платье.
— Не бойся, — мягко сказала она.
Фили не верил в загробную жизнь, как впрочем и в привидения. Скептицизм и прагматичное отношение к миру передалась ему по наследству от отца. Он понял, что его просто-напросто жестоко разыграли. Волна багрового возмущения окатила его, он сжал кулаки и сглотнул сухой противный ком в горле.
Видеть ее он больше не мог! Стоять под этими насмешливыми искорками черных глаз было не в его силах. Фили хотел ей сказать, что он думает по всему этому поводу, но сдержался. Он — мужчина! Хватит детских выходок! С этой мыслью Фили быстрым шагом направился к дому.
— Пожалуйста, не убегай, Фили! — донеслось ему вслед.
В ее голосе слышались мольба и раскаяние. Фили остановился.
Она подошла и положила руку ему на плечо. Он не обернулся.
— Прости, Фили, — сказала она виновато.
Фили медленно повернулся в ее сторону.
— Вы специально сделали так, будто вы умерли, — сказал он, с трудом сдерживая раздражение. — Чтобы я подумал, что убил вас. Зачем? Зачем вы это сделали? Ради денег?
— Лестер меня заставил, — ответила она.
Николь вспомнила, как час назад дожидалась Лестера в его не очень опрятной комнате. Услышав его неторопливые шаги по коридору, она спряталась в один из двух больших платяных шкафов. Она не особо-то пряталась и Лестер сразу услышал подозрительный шум в шкафу.
Она держала руку поднятой, зажав в кулачке конец своего длинного шелкового шарфа, словно повешенная, и когда он открыл дверцу, заорала шутливо-издевательски:
— А-а…
Лестер вздрогнул.
— Что ты здесь делаешь? — сурово спросил он. — Почему ты не в гостинице?
— Потому что мне тошно в этой отвратительной гостинице жить! — ответила Николь и это была чистая правда.
