— Я думаю, — смеясь, сказала Бренвен, — что твое название слишком длинно, но сама идея неотразима. Мне хотелось бы заняться этим, мне очень этого хотелось бы. Спасибо!
— О, великолепно, великолепно! — Гарри даже подпрыгнул на стуле. — Ту уже поела? Да? Пойдем, я покажу тебе, где ты будешь работать. Давай обсудим часы. Когда ты сможешь начать?
— Полегче, Гарри, полегче, — снова рассмеялась Бренвен, позволяя ему втащить себя в дом — через небольшую столовую и дальше в офис. Она должным образом выразила свое восхищение столом, за которым будет работать, новой пишущей машинкой и стопками еще не расшифрованных записей, сделанных корявым неразборчивым почерком Гарри. В конце концов она подняла руки вверх и сказала:
— Смилуйтесь, сэр! Если вы покажете мне сегодня что-нибудь еще, моя голова может и не выдержать.
Гарри несколько успокоился и оперся на стеллаж для папок, скрестив руки на груди. На его лице засияла удовлетворенная улыбка. Так необыкновенно приятно видеть Бренвен за своим столом в своем доме и знать, что с этого момента она будет часто появляться здесь.
— Слишком неожиданно для тебя, не так ли? — протянул он.
— Немного. И мне уже пора возвращаться. Я говорила тебе, что у меня лекция в три часа. Послушай, Гарри, я должна посмотреть на свой календарь дома прежде, чем смогу твердо договориться с тобой о времени, но уже сейчас для меня ясно: восемь часов в неделю — это реально. Если ты сможешь договориться насчет свободного посещения, то я, возможно, смогу работать и больше.
— А когда ты начнешь?
Бренвен улыбнулась.
— Как ты нетерпелив, Гарри. Я позвоню и скажу тебе. Хорошо?
— Ты выглядишь сейчас гораздо лучше, кажешься менее напряженной, чем была в январе, — заметил Гарри, когда они снова сидели в его машине, возвращаясь в Редмунд.
— Ум-гм, — пробормотала Бренвен. Она была занята мыслями о том, что сможет выкроить несколько часов в неделю для работы с Гарри, если откажется от посещения собраний жен преподавателей. Невелика потеря: она так и не смогла там ни с кем подружиться, несмотря на то, что ей очень хотелось иметь близкого друга-женщину.
— Я полагаю, что не только приход весны стал причиной такого изменения в тебе.
— О? — Бренвен повернула голову к Гарри. — Я не совсем понимаю, о чем ты говоришь. Просто я начала находить свое место в этой жизни. Сейчас я чувствую себя более комфортно, чем раньше, вот и все.
Мили одна за другой проносились под колесами автомобиля. У Гарри было мало времени, но он решительно намеревался удовлетворить свое любопытство, которое она возбудила в нем, когда они ехали в Рейвен-Хилл.
— Ты вынуждаешь меня быть дерзким, дорогая. Кто этот твой новый друг? Тот, с которым ты ездила в Монтичелло?
Щеки Бренвен порозовели точно так же, как и несколькими часами ранее в машине.
— Ты считаешь, что мой новый друг имеет какое-то отношение к этим изменениям, которые, как тебе кажется, ты наблюдаешь во мне?
— Коротко говоря, да.
— Иногда, доктор Рейвенскрофт, вы слишком проницательны!
— А ты, Бренвен, иногда бываешь такой же прозрачной, как стекло, по крайней мере для меня. Так кто же он?
— Он не из Редмунда, — сказала она, обороняясь. Уилл был ее секретом, который она берегла как зеницу ока. Ничего похожего на свою дружбу с ним Бренвен никогда не испытывала в своей жизни — это были отношения, переполненные смехом и постоянными открытиями себя, его, нового видения мира. Все это казалось ей таким редким и хрупким, что она боялась — вдруг что-то разрушит их! А сейчас Гарри хотел, чтобы она поделилась с ним. Это просто невозможно!
— Судя по выражению лица в те минуты, когда ты вспоминаешь о своем новом друге, мне кажется, что это очень здорово, что он не из Редмунда. — Гарри почувствовал, как в его груди зашевелилась то ли ревность, то ли предубеждение. Его голос прозвучал резче, чем ему хотелось. — Я вижу, ты не хочешь назвать мне его имя. Бренвен, у тебя связь с этим мужчиной?
— Нет! — воскликнула она. Она так резко повернула голову, что волосы хлестнули его по лицу. — Ничего подобного. Мы просто друзья!
— Правда? — Гарри взглянул на Бренвен и в тот же момент пожалел о том, что сделал это. Кровь отхлынула от ее лица, и оно стало мертвенно-бледным.
— Я боюсь, — сказала она голосом, который был лишь чуть громче шепота. В ее глазах было видно отчаяние, — я боюсь, что если буду говорить о нашей дружбе, если расскажу тебе или кому-нибудь другому, то потеряю ее. Потеряю его.
Гарри чувствовал себя худшим из садистов, но тем не менее продолжал давить на нее:
— Перестань, Бренвен, это все ерунда, ты же знаешь. Бояться того, чего ты очень сильно хочешь, значит обязательно этого не получить. У тебя ведь больше здравого смысла!
Она покачала головой:
— Или быть уверенным, что, если ты получаешь то, чего очень хотел, тебе придется расстаться с этим как раз в момент, когда ты действительно поверишь в безраздельное обладание. — Она вздохнула, но ее голос стал крепче. — Хорошо, Гарри. Я не хочу, чтобы ты предполагал то, чего на самом деле нет, и поэтому скажу тебе. Моего друга зовут Уилл Трейси, он живет в Вашингтоне.
— Уилл Трейси, молодой Уилл?
Бренвен даже не услышала изумления, прозвучавшего в голосе Гарри, настолько она торопилась высказать все теперь, после того, как уже начала.
— Я познакомилась с ним на приеме в бразильском посольстве, и мы сразу подружились. Он очень мягкий и забавный, и мы много смеемся. Нам весело вместе. Вот и все.
— И он приблизительно твоего возраста, — тихо сказал Гарри. Ему было стыдно за самого себя. Он был глубоко тронут ее словами насчет веселья. Нечасто же ей выпадала возможность посмеяться, если слова прозвучали так тоскливо. — Извини, что я так допрашивал тебя, Бренвен. Прости меня — я иногда забываю о том, насколько ты молода. Я часто думаю о тебе как о человеке, лишенном возраста, но это, конечно, не так. Тебе нужны друзья-ровесники, и я уверен, что молодой Трейси — отличный парень.
У Бренвен сжалось горло. Она бы с гораздо, гораздо большим удовольствием предпочла бы не рассказывать Гарри об Уилле.
— Ты так говоришь, как будто бы знаешь его.
— Знаю. Конечно, лучше я знаю его отца, сенатора. Или, по крайней мере, знал, пока тот не вернулся в Кентукки. Тем не менее я и молодой Уилл, мы вращаемся в одном и том же социальном кругу, время от времени встречаемся. В последний раз, насколько я припоминаю, мы виделись на Рождество.
Они уже въезжали в кампус, и Бренвен наклонилась, чтобы поднять с пола свои книжки. Ее волосы скользнули вперед, и она спряталась за ними дольше, чем это было необходимо. Для нее было неожиданностью, что Гарри знаком с Уиллом, и она совершенно не задумывалась о «социальных кругах». Во время их встреч с Уиллом у нее было такое ощущение, будто они живут в своем собственном волшебном кругу, существующем отдельно от всех остальных. Но это, оказывается, было не так. Она выпрямилась.
