- 27 Арман -
Я думал, она меня уже не удивит. Но когда вижу на спине жены шрамы, да такие, что даже мне, циничному мужику, становится не по себе, внутри что-то обрывается.
В этот момент я не способен ясно мыслить и связать хотя бы пару слов.
Лена ожидаемо закрывается, затем еще и фразу про “поиздеваться” бросает. Не знаю, что она там рассмотрела на моем лице, но я просто охерел.
Как? Когда? Кто?
Я точно помнил, насколько нежной была ее кожа. Я ласкал ее и обожал зацеловывать узкую, невероятно красивую спину.
Которая теперь исполосована узкими белыми шрамами.
Я даже рад, когда Лена прогоняет меня. Иначе я так и стоял бы как идиот.
В гостиной меня чуть отпускает, хотя перед глазами по-прежнему стоит марево. Кулаки так и чешутся найти смертника, сделавшего это с ней.
Кто мог? С кем она связалась?
Когда собирался жениться на Лене, не просил копаться в ее истории плотно. Для меня это был просто способ закрыть гештальт - затащить бывшую в койку, покувыркаться какое-то время, а затем мирно разойтись.
Но все вышло из-под контроля, и теперь между нами дочь, вагон вранья и то, что разрывает мне грудную клетку уже не первый день.
Ненависть, которая и не ненависть вовсе.
А теперь к ней примешивается дикое желание защитить и отомстить за боль жены.
Лена уходит в глухую оборону. Выставляет колючки, а я действую так, как привык - давлю, выставляю ультиматум, хотя чуйка и говорит - неправильно это.
В итоге снова ухожу. Занимаюсь тем, что уточняю насчет врача, которого мне посоветовал Таир.
Внешне с дочерью все в порядке, но все равно лучше перестраховаться. Не сегодня, но завтра точно надо свозить к специалистам. Да и насчет зрения тоже узнать.
Мои злость и обида на Лену за ее ложь не дают поговорить нормально. Любая наша коммуникация заканчивается феерически дерьмово.
И пока я не знаю, что с этим делать.
В спальне хожу туда-сюда, словно зверь. Гадаю, рискнет ли Лена прикрыться заботой о дочери и уклониться от разговора?
Самое смешное, что я бы позволил. Не стал бы скандалить или требовать. Я…
Черт, да я после того, что увидел, вообще не понимаю, как к ней подступиться. Еще не зная подоплеки, я уже испытаю что-то необузданно темное и дикое.
Кто-то ее обидел. Кто-то расчертил ей кожу на спине так, что следы остались на всю жизнь. Конечно, сейчас есть возможности в косметологии убрать все это. И наверное…
На этой мысли я торможу - слышу робкие шаги.
В моей квартире, как правило, гробовая тишина. Именно поэтому я особенно остро реагирую на все звуки. Жду, но время идет, Лена так и не заходит. Выдыхаю и решаю облегчить ей задачу - открываю дверь сам.
- Долго будешь мяться?
- Ты хотел поговорить? У меня немного времени - Надя спит очень чутко.
Ее голос звучит ломко и глухо. Словно она на грани. И это пиздец как бьет.
Открываю дверь шире, смотрю, как осторожно Лена проходит в спальню. Охереть как хочется сгрести ее в охапку и дать возможность побыть слабой. Почему-то я уверен - ей это необходимо.
- Смелее, Лена, - говорю, распахивая дверь. Все, что я себе позволяю - положить ладони ей на плечи, действуя крайне осторожно.
- Давай, вываливай все, что хотел сказать, и я вернусь к дочери.
И снова она в глухой обороне. Согласен - я тоже приложил к этому руку. Но между нами все слишком перепуталось. Слишком остро и больно все. Мы продолжаем задевать друг друга, раним, не понимая, как иначе. А ведь когда-то…
Отпускаю ее, а затем, резко отступив, задираю футболку. Мне нужно это увидеть еще раз!
Лена испуганно вскрикивает и отшатывается, разворачиваясь ко мне лицом. Выставляет перед собой руки и, затравленно глядя, хрипит:
- Не смей!
Блядь. Это просто ебаный пиздец. Кто довел ее до такого? Меня рвет изнутри. Я был дико зол на нее. Хотел наказать, да. Но даже будучи в ярости, зверея от боли, я бы ни за что не поднял на нее руку. Не причинил бы физической боли, не ударил.
- Кто? - резко спрашиваю, шагая к ней.
Лена отступает, в ее глазах плещутся ужас и паника. Это резонирует во мне. Словно она - мой камертон, и я только сейчас осознал и увидел это.
- Лена, кто?!
Она мотает головой, жмурится, отворачиваясь. Но я больше не дам ей закрыться, не дам спрятаться. Подхожу ближе, сгребаю в охапку, вынуждая посмотреть на меня.
- Кто? - хриплю, заглядывая ей в глаза. А там - слезы. Океан, мать его, невыплаканных слез. - Лена, девочка моя, просто ответь, - прошу ее.
- Отец…
Это становится контрольным выстрелом. Внутри поднимается такая тьма, что даже мне самому от себя страшно. Будь рядом этот ублюдок, я бы задушил его собственными руками. Но рядом она - та, что стала матерью моего ребенка. Девочка, которая оказалась единственной, сумевшей пробиться через мою броню. Между нами слишком много всего, но одно я знаю точно - не отпущу. Не обижу.
Больше нет.
Осторожно прикасаюсь губами к ее. Впитываю боль, которой она пронизана вся насквозь.
Тихий всхлип, затем еще один.
Обнимаю крепче, чувствую, как Лена обмякает.
- За что? - спрашиваю, понимая, что это больно, но я должен знать, за что буду убивать.
- Нет, я…
- Лена, пожалуйста. Просто ответь. Он всегда тебя бил?
Снова встречаемся взглядами. В ее глазах столько всего - боль, страх, тоска. И все это я забираю себе. Осторожно провожу кончиками пальцев по ее щеке, стирая слезы.
За каждую, блядь, этот старик заплатит. За каждую!
- Лена?
Ее взгляд становится отстраненным, даже стеклянным, А голос - сухим и неживым.
- Он потребовал, чтобы я провела ночь с его партнером. Тот любил молоденьких и…
Мне стоит огромных трудов не перебить ее и не рвануть искать этого обмудка в ночи.
- Отец все организовал. Я должна была приехать к нему в отель. Должна была справиться, выдержать. Чтобы отец разрешил быть с дочкой целый месяц. Но я…
Крепко обнимаю ее, стараясь поддержать хотя бы так.
- Я не смогла, - бесцветным голосом продолжает Лена. - Меня почти стошнило, когда он начал меня лапать, и тогда я напоила его снотворным. Думала, что это прокатит. Но отец как-то узнал и наказал.
У меня просто в башке не укладывается такое. Как? Как он мог так поступить с родной дочерью? Перед глазами пляшут образы козла, который протянул руки к моей девочке, и все вокруг снова окрашивается в красное. Только тот факт, что у меня в руках Лена, сдерживает меня.
- Ты прав, Арман. Я плохая мать, и сделала для нее слишком мало. Могла бы больше, но не справилась.
- Не смей! - тут же рычу, слегка встряхивая жену. - Не смей так говорить, ясно? Ты отличная мать!
Она тихо плачет, а у меня будто серпом по яйцам от этого.
Не думал, что когда-нибудь женские слезы станут причиной подобного. Никто никогда не мог меня этим растрогать. Но за Лену… Я готов спалить весь мир, к чертям, лишь бы она больше не плакала.
Моя ярость и ненависть удивительным образом трансформируются. Я впервые вижу ее настоящей - не женщиной-стервой, которая уверенно отбривает каждое слово. А уставшей, измученной девушкой, которая как могла боролась за жизнь нашей дочери.
- Прости меня, - шепчу, покрывая ее лицо поцелуями, слизываю соленые слезы, горечь которых навсегда останется со мной. - Прости дурака. Я такой идиот. Прости…
Она не отвечает, только плачет. Подхватываю ее и укладываю на постель. Лена слабо протестует, но быстро сдается. Ее система перегружена, и она довольно быстро банально засыпает у меня на руках. А я только сейчас замечаю, насколько она измотана.
За своими обидами я совершенно упустил это из виду. Идиота кусок.
Осторожно перекладываю Лену на подушку. Она тихо вздыхает во сне, бормочет что-то невнятное - кажется, дочку зовет. Я душу порыв обнять ее и остаться рядом - такая нежность в груди разливается.
После мы поговорим и все выясним. Сейчас нужно сделать кое-что другое.