Собрав волю в кулак, я сделала последний отчаянный рывок. Громкий крик боли вырвался из моего горла, привлекая внимание взломщика. Он оторвал взгляд от жертвы и посмотрел на меня.
— Хочешь полюбоваться мучениями своего дружка вблизи? — ухмыльнулся менталист, еще не понимая, что я собираюсь сделать.
В голове стало пусто. По краям зрения начал сгущаться мрак. На взломщика я смотрела словно сквозь черную сужающуюся трубу. Поняв, что с минуты на минуту потеряю сознание, я вытянула руку и опустила ее на щиколотку страдающего Агента. Забрала всю его боль. Без остатка.
— Хочу, — ответила я, повернувшись к Элю, чье лицо постепенно возвращало нормальный человеческий оттенок, — полюбоваться…
Взгляд серебристых глаз прояснился, больше не затуманенный мукой. Ладонь скользнула к поясу тактического костюма.
— …полюбоваться на то, как ты сдохнешь, тварь. Давай, Агент, вырви ему кадык.
Прежде чем отключиться, я успела заметить, как эльф выкинул руку вперед и вонзил армейский нож менталисту в горло.
Глава 22
Очнулась я от солнечного света, бьющего в лицо, и, открыв глаза, едва не подскочила от удивления: рядом с моей кроватью сидела женщина в необычной одежде — длинном зеленом платье с рукавами а-ля летучая мышь. Такие наряды люди могли носить много веков назад. Но незнакомка у моей постели не была человеком. Первое, что я заметила, проснувшись, — ее острые эльфийские уши.
Я в Ильмаре!
Догадка наполнила меня страхом и восторгом, облегчением и тревогой — таким жгучим коктейлем противоречивых эмоций, что я тут же почувствовала упадок сил.
Десяток вопросов завертелся на языке, но никак не получалось собраться с мыслями и задать хотя бы один. Поэтому я в немом изумлении смотрела на женщину возле себя. На то, как она толчет пестом в ступе какие-то травы, как смешивает их с густой кремообразной субстанцией, а потом покрывает мои покалеченные ноги получившейся мазью.
Боли я не чувствовала, на раны старалась не смотреть, чтобы не расстраиваться. После таких травм можно остаться инвалидом даже в мире, где медицина высоко развита, а здесь какие-то травы, какая-то мазь. И тем не менее непостижимым образом я знала: все с моими ногами будет хорошо. Спокойствие, исходящее от незнакомки, передавалось и мне.
Украдкой я осмотрелась: просторное помещение, спальня, полная воздуха и света. Много окон и почти нет мебели. Только кровать под тюлевым балдахином, на которой я лежала, белый шкаф, похожий на вертикально поставленный ящик, и напольное зеркало.
Пока я оглядывалась, незнакомка продолжала свою монотонную работу, словно не замечая, что пациентка пришла в чувство. А я… я отыскала взглядом закрытую дверь.
Но где же Эль-Охтарон? Получается, расправившись с Уникумом, он, раненый, истекающий кровью, поднял меня, потерявшую сознание, на руки и шагнул в портал? Как сородичи встретили великого полководца, пропавшего без вести три столетия назад? Они рассказали ему правду? Как он отреагировал на их слова? Почему сейчас его не было рядом со мной?
Ледяная волна страха поднялась в груди, но я заставила себя не делать преждевременных выводов. Не может Эль проводить у моей кровати двадцать четыре часа в сутки. Вероятно, он устал, лег вздремнуть, вышел поесть или подышать воздухом. Либо сам еще не оправился от полученных повреждений и лежал в соседней палате, обмазанный точно такой же дурно пахнущей, травяной жижей.
Зачем сразу думать о плохом? Например, о том, что Эль разозлился и возненавидел всех людей, включая бывшего куратора.
А вдруг он в самом деле больше не хочет меня видеть?
Тихо, Алайна, не накручивай себя.
Устав мучиться догадками, я попыталась расспросить обо всем целительницу, ухаживающую за мной. Но, к моему огорчению, в ответ получила длинную тираду на незнакомом языке.
Что ж, логично. С чего я взяла, что эльфы понимают земную речь?
От неизвестности захотелось расплакаться, но я лишь беспомощно откинулась на подушку и закрыла глаза. Оставалось ждать, когда все само собой прояснится или Эль наконец придет меня навестить.
Только он не приходил. День за окнами сменялся ночью, солнце вставало и снова опускалось за горизонт, но единственным живым существом, которого я видела, была молчаливая женщина в необычном платье. Она открывала дверь, садилась у постели, готовила свой целебный состав и покрывала им мои ноги. Приносила воду, еду, мыла меня и помогала справлять естественные надобности. К вечеру третьих суток я смогла встать с кровати и сделать несколько нетвердых шагов. Тогда же я впервые рискнула осмотреть собственные бедра. Кожу покрывало множество круглых шрамов-вмятин.
— Н’анэ, — сказала женщина, показав на мои ноги, а потом — на остатки мази на стенках деревянной ступы. — Н’анэ, — повторила она.
Я уже давно догадалась о значении этого слова. Похоже, моя сиделка предлагала не переживать из-за уродливых рубцов, намекая на волшебные свойства своего лечебного состава. Признаться, физические изъяны никогда меня не заботили. После плена на моем теле осталось много некрасивых отметин. Очнувшись в Ильмаре, все, о чем я думала: «Где Эль? Почему он ко мне не приходит?»
Ответ на этот вопрос я получила только спустя неделю, когда Эли-Нора — так звали мою сиделку — внесла в комнату и положила на кровать белоснежное, расшитое жемчугом платье.
— А’ла, — она показала на платье, затем на хлопковую рубашку, прикрывающую мою наготу. Потом кивнула в сторону двери, и я поняла, что меня ожидает важная встреча.
Я не могла быть уверенной в том, что вызывает меня к себе именно Эль-Охтарон. Возможно, какой-то другой высокопоставленный эльф хотел взглянуть на странную чужачку, попавшую в Ильмар из иного мира. Но сердце не желало успокаиваться, не слушало доводов разума, колотилось как сумасшедшее.
Я увижу его! Увижу! Наконец, узнаю, почему он меня не навещал.
Пальцы тряслись, когда я снимала с себя ночную сорочку и натягивала непривычно длинное платье. Сто лет не носила женственных нарядов. Всё — джинсы, шорты, комбинезоны.
Колени подгибались. Ноги до сих пор слушались меня плохо. Я не могла ходить быстро, часто теряла равновесие и, в страхе упасть, искала опору. Подозревая, что путь предстоит неблизкий, я волновалась еще и из-за этого: дойду ли, не растеряю ли по дороге последние силы? Пока максимальное расстояние, которое я смогла преодолеть, — от кровати до уборной за стенкой.
Сиделка Эли-Нора помогла мне застегнуть платье, расчесала волосы деревянным гребнем. Я волновалась перед встречей и, как ребенок, радовалась тому, что наконец покину свою тюрьму, эти четыре опостылевшие стены, в которых провела, казалось, целую вечность. Мне хотелось увидеть Ильмар, хотя бы еще один его кусочек. Хотелось вдохнуть свежего воздуха, почувствовать работу мышц. Но больше всего — поговорить с мужчиной, которого любила, понять, как изменилось его отношение к бывшему куратору.
Дверь распахнулась, и меня ослепил солнечный свет. Даже пришлось приставить ладонь козырьком ко лбу. Мы оказались в коридоре: одна его стена была полностью стеклянной и открывала вид на сказочной красоты лес. Золотой свет лился между тонкими стволами деревьев, делая листья полупрозрачными.
Эли-Нора мягко потянула меня за собой. Я приготовилась к долгому тяжелому путешествию по незнакомому дому, но мы прошли лишь пару шагов, и сиделка толкнула ближайшую дверь. Комната за ней тоже тонула в медовом сиянии. На фоне яркого дневного света высокая фигура, стоящая напротив окна, казалась темным пятном.
Мужчина повернулся, и, вмиг ослабев, я тяжело оперлась на руку сиделки.
Эль-Охтарон.
С первого взгляда его было не узнать — настолько он изменился. Другая одежда, прическа, выражение лица. Мой бывший подопечный сейчас казался мне чужим, как никогда далеким, почти незнакомцем.
Вместо привычного тактического костюма его фигуру мягко облегала серебристая мантия, застегнутая на три пуговицы. Ворот стягивала изящная серебряная брошь. Волосы были распущены, кроме двух прядей у висков, которые отвели назад и заплели в тонкую косу, украшенную деревянным гребнем.
