Глава 3
«Мне вообще не следует на него смотреть…»
Аня Т.
_______________________
Целых сорок минут торчу в библиотеке, бесцельно листая помятую методичку, которую, судя по ее внешнему виду, студенты перелопатили несколько сотен раз. Не вникая в содержание, через каждые две минуты тяну лист за правый верхний угол, тяжело вздыхая. Развлечение, скажу вам, так себе.
Отец сегодня привез меня пораньше, чтобы успеть доставить маму на какой-то психологический тренинг к девяти. Я, конечно, предлагала им доехать на общественном транспорте, но родители настояли на том, чтобы довезти меня автомобиле. А я не из тех, кто будет спорить со старшими. В нашей семье это не принято.
— О, Аня! Привет! — радостно машет мне рукой новая знакомая. — Ты сегодня рано, — констатирует очевидное Мария, подсаживаясь рядом. — И, кстати, почему трубку не берешь? Я тебе все утро звонила, хотела забрать в универ. Мне все равно по пути, — достав из маленькой сумочки блеск, Маша принимается наносить его на губы толстым слоем. — А вообще, мы можем каждый день приезжать и уезжать вместе. Отец нанял для меня водителя.
Нанял водителя…
Что ж, красиво жить не запретишь.
— Да я телефон вчера потеряла, — бесстыдно разглядывая идеальный макияж Маши, завидую, что не могу выглядеть также эффектно. — Поэтому временно хожу с кнопочным кирпичом, который стоит на беззвучном режиме и валяется на самом дне сумки.
— Печально, — протянула девушка, кривя лицо. — А хочешь, я тебе свой телефон принесу? Мне подарили новый, а тот без дела пылится в ящике. Он в идеальном состоянии, просто модель немного устарела.
— Нет, спасибо, не нужно, — тут же отказываюсь от столь дорогого подарка. Во-первых, это действительно недешевая вещь, а, во-вторых, у родителей сразу появится много вопросов. Тем более крутой гаджет — это не главное в жизни.
— Как знаешь, — пожимает плечами Маша. — Кстати, какие впечатления от первого дня в главном столичном университете?
Если честно, я бы предпочла промолчать и стереть из памяти этот день. Но думаю, Мартынова ждет другого ответа. Меня и без того называют занудой, девчонкой, «рожденной для науки», которой не только тяжело дается общение с людьми, но и которая даже выругаться нормально не может, боясь очернить свою фамилию и нарваться на гнев божий. И если я скажу, что этот день можно спокойно вычеркивать из жизни красным маркером, уверена, Маша покрутит пальцем у виска и перестанет со мной общаться.
— Да пока никаких впечатлений, — увиливаю от ответа. — Я только полдня провела в универе. Но если судить по поточной лекции, студенты у вас очень… Очень… — не найдя подходящего слова, которое описало бы поведение некоторых молодых людей, просто вскидываю брови и замолкаю.
— Ты имеешь в виду Данилевского? — спрашивает Мария, заметно хмурясь. — Не обращай на него внимания. Он всегда ведет себя как шут и придурок! Если бы препод не загремел в больничку, наши группы бы не объединили. Но ничего, через пару недель Михалыч оклемается, и этих напыщенных индюков рядом не будет, — улыбнувшись своему отражению в маленьком зеркальце, Маша убрала косметичку в сумочку и, закинув ногу на ногу, принялась рассматривать свой маникюр.
Вот только я тут же пожалела о том, что сказала Мартынова, потому как в следующую секунду перед нами словно из-под земли выросли Мирон, тот самый Данилевский Глеб и еще двое парней. Они, видимо, из одной компании. Типичная элита, золотая молодежь, крутая университетская банда, которая пользуется авторитетом среди студентов. Думаю, в каждом городе, в каждом образовательном учреждении есть такой «клан», который ярко демонстрирует свою распущенность и вседозволенность. Они, конечно же, все как на подбор хороши. Но это всего лишь красивая обертка. Вопрос в том, что внутри…
— Слышь, Мартышка, ты кого придурком назвала? — словно коршун налетел на Машу парень с сережкой в левом ухе, накручивая на кулак ее длинные волосы. Склонившись над одногруппницей, он что-то тихо ей прошептал, отчего Мария просто взбесилась.
— Данияр, а ты, смотрю, любишь подслушивать бабские разговоры! — вырвав у меня методичку, Маша попыталась ударить ею грубияна, игнорируя инстинкт самосохранения. Мартынова размахивала стареньким пособием, словно саблей, то и дело называя Данияра придурком и папуасом.
— Маш, не связывайся ты с ними, — в накатившей панике пытаюсь остановить Марию. Трясясь от страха, готовлюсь к тому, что придется звать на помощь. Кажется, еще немного и эти двое подерутся.
— Ага! Только сначала книгой по башке двину этому неандертальцу, чтобы знания впитались в его тупую голову! — прокричала Мартынова, срываясь с места. Прижав Данияра к стене, эта хрупкая, но бойкая девушка принялась колошматить парня, ругаясь, на чем свет стоит. И знаете, что самое удивительное? Никто даже не обратил внимания на происходящее.
А у меня начинают трястись руки. Дать какую-то адекватную оценку происходящему не получается, потому что ощущение нависшей угрозы заблокировало рациональное мышление. И в этом хаосе я никак не могу сохранять спокойствие. Частый пульс вызывает боль в груди, а страх усиливается в геометрической прогрессии.
Неужели Маше никто не поможет? Неужели все так и будут стоять в стороне, делая вид, что ничего не происходит?
— Да чего же вы стоите! — приложив ладони к пылающим щекам, не выдерживаю этого накала. — Разнимите их, наконец! — и с надеждой смотрю на Мирона. Знаю, мне вообще не следует смотреть на него. Но как быть, если хочется?
Я, конечно же, беспросветная дура, если решила, что Савельев тут же бросится выполнять мою просьбу. Этой четверке далеко до рыцарей и принцев. Скорее, их можно отнести к разбойникам. Все их слова, действия, даже их выражение лица говорит о том, что они плевали на происходящее вокруг. Как там поется в песне… «Не стоит прогибаться под изменчивый мир. Пусть лучше он прогнется под нас»…
— Эй, новенькая, а твой язычок такой же острый? — вопрос от одного из парней заставляет меня впасть в оцепенение. — Глебарь, заценишь?
— Да не вопрос! — словно шакал давится ехидным смешком Данилевский. — Задница у новенькой зачетная. Тихая, — громко крикнул Глеб и принялся неприлично двигать бедрами, — крутани перед нами разок. Писатель, как думаешь, наша новенькая в постели послушная девочка или дикая кошечка? Знаешь, А-а-ня, — голосом сатаны шипит Данилевский, наклоняясь ко мне так близко, что я почувствовала его дыхание, — в тихом омуте нимфоманки водятся.
Боже, какой ужас! Позор… И это только второй день.
Мне хочется завыть от отчаяния, сквозь землю провалиться. Чувствуя, как полыхает все лицо, вконец становится не по себе. Не в силах стерпеть эти нападки, со скрипом шарахаюсь вместе со стулом в сторону. Часто дыша, пытаюсь не отключиться.
Да, я нахожусь на грани срыва. Еще немного и разревусь у всех на глазах. Дикий ор, гадкий смех и мерзкие шуточки буквально расшатывают мою психику. Я здесь долго не протяну. Если родители узнаю, что происходит за дверью статусного заведения, они тут же заберут мои документы. Хотя я уже сама начинаю желать этого.
— Глебарь… — с какой-то угрозой проговорил Мирон, посмотрев на друга так, что даже у меня мурашки выступили на теле. — Харе гасить новенькую. Отвали от нее! — и, схватив Данилевского за локоть, грубо оттаскивает от меня. — Жестишь, брат.
— Аня, все в порядке! — следом доносится запыхавшийся голос Маши. — Сейчас натяну этому болвану трусы на голову, и пойдем на пару. Хорошо? — кричит Мартынова, продолжая колошматить Данияра. — Ебливый гад! Со своими выдрами будешь так себя вести, понял?
Все, это предел! Я так больше не могу!
Принимать участие в бредовой склоке не вижу смысла. Поэтому быстро хватаю сумку и выскакиваю из библиотеки, стараясь игнорировать всякие пошлые шутки, которые бросала мне в спину эта свора.
А вообще, я всегда избегала конфликтов. Не вижу смысла ругаться, потому что легче от этого никому не станет. «Берегите в себе человека» — главный мой девиз. Агрессия порождает агрессию. На добро отвечают добром…
