— У меня завтра свадьба, мам…
— Да ладно? — оживилась мама и я согласно кивнул. — Почему я об этом узнаю только сейчас? И почему ты напиваешься, сынок? В каком виде ты завтра предстанешь перед Катей?
— Я женюсь не на Кате, мам.
— В смысле? — чёрная бровь взлетела вверх, а тонкие губы искривились на одну сторону. — Ты поэтому пьешь? Ты с ума сошёл?
Согласно кивнул, а рукой опять потянулся к бутылке.
— Мурат, Катя тебя не простит, — тихим голосом произнесла мама и схватила меня за руку, чтобы я перестал напиваться. — Не знаю, что происходит, но эта женитьба до добра не приведёт. Она убьют ваши с Катей чувства. Откажись, сынок. Пока не поздно!
— Мам, — усмехнулся я, — на кону не просто чувства. Катя и наш сын гораздо важнее каких-то там чувств.
* * *
— Кать, сделай телек погромче. Ничего не слышу из-за храпа твоего отца.
Я тепло улыбнулась, бросая взгляд на спящего папу, развалившегося на диване за чтением газеты. Схватила с тумбочки пульт и добавила громкости.
— Щёлкни третий канал, — попросила мама, смотря на настенные часы, — сейчас должны начаться региональные новости.
Сделал всё, как попросила мама и вышла из зала. Только успела зайти на кухню, открыть холодильник, чтобы взять с полки бутылку молока, как скрутило поясницу и потянуло низ живота. Закрыв дверцу холодильника, я оперлась двумя руками на стену и тяжело задышала, прикрывая веки.
Между схватками считала минуты. Всё было абы как… Значит, опять тренировочные.
Не знаю сколько так стояла, но боль всё не проходила и не проходила. Решила обратиться за помощью к маме. Наверное, мне можно выпить какое-то обезболивающее, да? До родов ведь еще четыре недели, я явно не рожаю.
Поддерживая снизу живот одной рукой, а второй — опираясь на стену, я двинулась в коридор. Кое-как дошла до зала и остановилась в дверном проёме.
— Мам, мне что-то нехорошо… — обессилено протянула я.
— Что случилось, доченька? — мама отложила в сторону своё вязанье. — Кать, у тебя живот болит?
— Кажется, у меня схватки начались, мам…
— Так рано еще. Тебе рожать только в следующем месяце.
— Наверное, это опять тренировочные, но только как-то больно.
Я пожала плечами и тихо ойкнула, когда поясницу проткнуло волной острой боли.
— Сейчас, Кать, потерпи…
Мама рванула к шкафу на поиски домашней аптечки, а я, чтобы отвлечься стала смотреть телевизор.
«Сегодня в восемнадцать часов в здании ресторана «Арак» на праздновании свадьбы местного бизнесмена Шахина Мурата прогремел взрыв, унесший жизни двоих людей, трое пострадавших сейчас находятся в тяжелом состоянии в городской больнице», — послышалось из динамика телевизора, а на экране стали появляться пугающие картинки.
Совершенно невольно я перестала дышать, концентрируя взгляд на телевизоре. Обрушенная стена, разбитые стёкла, густые клубы дыма и бригада МЧС, пытающаяся погасить пламя пожара, охватившее здание ресторана.
Я покачнулась, ощутив в теле слабость. Крепче схватилась за дверной косяк обеими руками и, стиснув зубы, протяжно замычала…
— Катя, Катенька, доченька, — подбежала мама, обняла меня за плечи и попыталась отвести к дивану.
Папа тоже проснулся и, быстро поборов сон, подключился к маме.
— Катя, — испуганный голос мамы резанул слух, — Максим, да выключи ты этот телек и звони в скорую. Дочка рожает.
Мама обхватила моё лицо обеими руками, сдунула с щеки прилипшую прядь волос и попыталась улыбнуться.
— Катюша, девочка моя. Всё хорошо будет. Ты только не пугайся и делай всё как буду говорить я. Хорошо?
— Мама, — протянула через зубы. — Я…
— Нет, Катя, — мама решительно качнула головой. — Разбираться мы будем потом. Не плачем! Не паникуем! Сейчас делаем глубокий вдох носом, выдох через рот. Поняла? Давай попробуем вместе…
Я пыталась дышать, как учила мама, но не получалось. Вместо правильного дыхания я сжимала от боли кулаки и, кусая губы до крови, мычала как какой-то раненый зверь.
— Катя, Катя… — мама тряхнула за плечи, я открыла глаза и увидела перед собой не маму, а ЕГО. — Катя… Не отключайся. Говори со мной, доченька, — требовал голос мамы, но я почему-то проваливалась в пустоту.
17
Восемь часов настоящего ада! Я даже не знала, что бывает так больно. Когда всё закончилось, я пришла к выводу, что бабы всё-таки ведьмы. Мучаться, страдать, кричать, выть, орать, сжимать кулаки до беления пальцев, а потом услышать тоненький писк и обо всём разом забыть.
— Мам, у него твои губы, — моя первая фраза, сказанная маме после родов.
— Слава богу, — вздохнула мама и этот вздох был красноречивее тысячи слов, я отчетливо поняла все её эмоции. — Как вы?
Я заплакала. Мама тоже. Смахнув со щеки слезу, я устало улыбнулась, прижимая к уху телефон.
— Я лежу в родзале, а сыночка забрал неонатолог.
— Он…
— Ему пока будет лучше. Без меня, — еле выдавила из себя, а затем резко перескочила на другую тему: — а я вспомнила, мама. Представляешь?
— Что ты вспомнила, Катенька?
— Всё. Ко мне память вернулась.
Мама потянула паузу, а я тоже не знала, что сказать. Точнее, сказать хотелось очень много, но с чего начать?
— Я его никогда не прошу. И сына он не увидит! Я буду матерью-одиночкой и это решено.
— Кать, в тебе сейчас говорят эмоции, но они пройдут. Не горячись. Он отец и тебе этого не отнять.
— Защищаешь его? — хмыкнула я.
— Нет. Пытаюсь вразумить и успокоить тебя.
— А не нужно, мама. «Такое» в здравом уме не прощают. Он изначально обо всём знал, но продолжал врать. Нагло и бессовестно! И даже когда я увидела его с девушкой, он соврал! Он врал мне до последнего дня, мама!
— Кать, но ты же слышала новости. Возможно…
— Да пусть он умрёт, — сказала в сердцах и не подумав, но было уже поздно. — Я даже оплакивать его не буду.
— Что ты такое говоришь? — воскликнула мама. — Ты не можешь желать смерти другому человеку. Это очень большой грех, доченька!
— Грех — играть на моих чувствах и ломать мою жизнь. Зачем он так со мной? Я же ничего не просила. Ничего не требовала. Сам приехал. Сам забрал. Заставил уволиться и бросить всё… Ради чего, мама? Ради чего всё это было?
— Доченька, ну не надо сейчас об этом. Главное, чтобы вы с сыночком были здоровы и вас поскорее выписали из больницы.
— Я не могу, ма-ма. Не могу! Из-за него я всю беременность на нервах. Поэтому роды начались раньше срока и теперь сынок…
В горле застрял ком, я зашлась плачем. Хлюпала носом, зажимая телефон в кулаке.
На всхлипы прибежала акушерка:
— Катя, что за плач Ярославны? Ты мне решила всех детей перепугать в отделении?
— Простите… — протянула дрожащим голосом и зажала зубами указательный палец, чтобы не выть так громко.
— Да что ж с тобой такое, девочка?
Телефон у меня отобрали, а затем поставили во вторую руку катетер, подключив к нему капельницу. Я стала успокаиваться, а после провалилась в сон. Очнулась на рассвете в палате. По привычке коснулась рукой живота, но затем вспомнила, что вчера у меня родился ребёнок, поэтому за несколько секунд я снова пережила всю гамму чувств, что и тогда.
Откинула в сторону простыню и, приложив немало усилий, с трудом поднялась с кровати. Ноги совсем слабые, почти не слушались. Держалась рукой за стену и еле плелась, шаг за шагом. Кажется, черепаха быстрее бы приползла, чем я добралась до коридора.
— Девушка, — тряхнула за плечо задремавшую на стуле медсестру.
— Мамочка, вы чего бродите ночью? Идите в палату, — ответила на автомате, потирая сонные глаза.
— Уже утро, во-первых. А еще я хочу увидеть своего ребенка. Его вчера забрал неонатолог. Сказал, до утра побудет под наблюдением врачей. Уже утро и я хочу видеть своего ребенка.
— Как ваша фамилия?
— Авдеева.
— Идите в палату, а я вас позову, когда можно будет, — сказала медсестра, поднимаясь со стула.
