— Спасибо тебе, — сказала она, когда мы въехали в город, и вечерние огни раскрасили родные улицы.
— За что? — поцеловал ее в висок, переплел наши руки.
— Когда умерла бабушка, никто не нашел для меня слов поддержки. Отец скупо посочувствовал, а мать даже не обняла, хотя мне очень хотелось. Мне тогда было очень плохо… И сейчас плохо, но я знаю, что не одна. — Она подняла на меня ясный взгляд. — За это спасибо.
Пригладил ее локоны, что завились у щеки, поцеловал в губы и прошептал:
— Ты обновила меня, Сеня. Дала слабую, но надежду, что все еще может быть. Это тебе спасибо.
— Мы ведь друг друга почти не знаем. Разве так бывает?
— Что именно?
Она задумалась, прикусила губу и мотнула головой.
— Ты мне нравилась и на фото, почему бы и нет? Если ты об этом.
Слабо кивнула и, краснея, посмотрела в окно, а потом вдруг спросила:
— Почему ты тогда ушел?
Неприятно затянуло в груди, затылок ужалило болью. Я даже дернулся от неожиданности. Только не сейчас, пожалуйста.
— Не хотел тебя ранить, — сказал, отдышавшись в потолок.
— А где ты был?
Стало еще тяжелее дышать, я потянулся к ручке и открыл окно. Втянул ноздрями прохладный воздух.
— Не хочешь говорить? — подтолкнула жена.
— Мне хотелось побыть одному, — с трудом выдавил вранье и увел глаза в сторону. Казалось, что Сеня читает меня, как книгу.
— Понимаю.
Она вдруг забрала руку из плена моих пальцев и зябко потерла плечи.
— Да, в Европе сейчас теплее значительно, — я обнял ее, прижимая к себе, пытаясь отдать весь жар моего тела, будто это могло оправдать меня. Исправить единственную ошибку, о которой я очень теперь жалел.
— У тебя есть лошади? — Поинтересовалась Сеня.
— Да, много. Приедем я все покажу, тебе понравится.
— У бабушки был заводик коз, но всех их забили после ее смерти. Некому было заниматься. Отец решил, что производство молока — убыточное дело, но в итоге вложился в ценные бумаги и вообще прогорел.
— Жаль… — протянул я и, поймав удивленный взгляд жены, добавил: — Коз, конечно.
— Я так плакала тогда… — тихо и безжизненно бросила Сеня и спрятала лицо у меня на груди. — Я, наверное, проклята. Все, кого я люблю, уходят.
Холод сковал лопатки и царапнул вдоль спины. Прошелся лезвием по старым ранам.
— Ты ведь… не уйдешь? — ластясь, Есения сонно хлопнула глазами и, подложив ладошки под щеки, прилегла на мои колени.
Полчаса дикой внутренней боли выпили меня до дна. Когда машина остановилась, я не сразу разбудил жену. Сидел и не мог пошевелиться. Мне было хреновей, чем в тот день, когда я узнал, что моя жизнь обречена.
Как ей признаться? Как быть честным?
И я не нашел ответа, потому что его нет.
Глава 37
Есения
Когда мы приехали, я была жутко сонная. Позволила Ренату отнести меня в дом, потому что еле шла. Да и мне нравилось быть в его сильных руках, они успокаивали и согревали. Будто говорили мне, что я не одна.
Здесь было тихо и свежо, слабо пахло сухими листьями и сеном. Ветер шелестел в ветвях деревьев за домом и издалека доносились ржание лошадей и лай собак. Дышалось легко, воздух будто наполнял меня, по-особенному приятно, ласково обволакивал прохладой и свежестью.
Ренат внес меня в темную комнату и, не включая свет, раздел до белья.
— Спи, Есения, — прошептал он, нежно целуя меня в темечко и мягко опуская на кровать.
Оказавшись в холодной постели, я слепо потянулась, притянула мужа к себе и, свернувшись калачиком, спрятала лицо на его широкой груди. Уже на грани сна удивилась, как заполошно бьется его сердце, но сил спросить, что Рената тревожит, не осталось.
Когда очнулась, было уже солнечное утро, и мужа рядом не оказалось. Странная тревога разлилась по крови высокой волной. Откинув одеяло, я подхватилась с кровати и чуть не скинула с тумбочки вазу со свежесрезанными хризантемами. Белоснежными и крупными.
Провела кончиками пальцев по верхушкам цветов и позволила себе улыбнуться. Впервые за много дней тоска не съедала меня живьем, ныла под ребрами еле слышно, напоминая о том, что я потеряла, но не убивала, медленно и мучительно.
Не хочу больше терять. Не могу.
У меня есть за кого теперь держаться, и пусть не все гладко, пусть нам с Ренатом еще стоит притереться, я верю, что все получится.
Бегло осмотрев довольно простую комнату с двухспальной кроватью, светлым ковром и большим окном с видом на бесконечные поля, я нашла в деревянном шкафу, стоящем у стены, клетчатую рубашку мужа. Что это его одежда, было понятно по медвежьему размеру, и смотрелась она на мне, как балахонистое платье. Мои вещи должны были после свадьбы передать из дома, нужно только спросить, куда их поставили.
Я побежала умываться, предвкушая знакомство с моим будущим жилищем, но что-то тревожно колотилось внутри. Где Ренат?
Неужели я так долго спала?
Когда я спустилась на первый этаж, дом показался мертвым и пустым. В нем не было домашних запахов и звуков. Полная тишина и стерильность. Словно здесь никогда никто не жил.
Я обошла гостиную, несколько уборных, нашла несколько пустых комнат, заглянула в холодную кухню, где никто лет сто ничего не готовил, и, пробравшись в самый край дома, открыла последнюю дверь. Тупиковую. Только здесь чувствовалось, что кто-то все-таки в доме есть живой: пахло соленой водой и потом. Пройдя по небольшому коридору, я в попала в огромное помещение с бассейном. По периметру стояли тренажеры, в углу большая душевая кабинка и много комнатных цветов на полу в больших горшках.
Но и тут сейчас было пусто. Ни души.
Выглянув на улицу через окно, я примерно прикинула температуру и глянула на свои голые ноги. По идее не должна замерзнуть без брюк.
Вернулась в гостинную, позвала несколько раз Рената, но никто не откликнулся.
И решила все-таки поискать мужа во дворе, вдруг он управляется по хозяйству — у него же конюшни. Одела пальто, сапожки и выбежала во двор. Сегодня было солнечно, но ветрено — волосы вздернулись от порыва, пряди запутались между собой и перекрыли видимость. Я закрутила быструю косичку и отбросила ее на спину.
И где тут конюшни?
Их я нашла довольно быстро. Коричневые крыши двух вытянутых зданий заканчивались где-то на опушке леса. Верхушки деревьев на горизонте поднимались по склону и царапали чистое голубое небо. И где-то в облаках прятались горы. Смотрелось впечатляюще. Я даже застыла, разглядывая вид. Не думала, что Волгин живет в таком месте, я думала у него все более помпезно и дорого, а здесь… скорее, уютно и по-старинному. Бревенчатый дом в два этажа, беседка около дома, сад слева, уже покрасневший и облысевший частично.
Я миновала площадку перед домом, где не нашла ни машины, ни признаков людей. Где охрана, рабочие? Осторожно прошла в сторону, как мне показалось, доносящихся мужских голосов.
— О, наша новая хозяйка! — навстречу из конюшен вышел светловолосый молодой мужчина в темной футболке и джинсах. На первый взгляд модельных, но вилы в его руках намекнули, что это простой рабочий. — Добро пожаловать, — он прижал ладонь к груди и поклонился. — Я — Паша, работаю на Рената Эдуардовича.
— Очень приятно. Есения, — я сдержанно кивнула и пошарила глазами по периметру. Где все? Егор, Костя да и Волгин где? Ничего не понимаю.
— Ваш муж час назад был в той конюшне, чистил Вороного, загляните туда, — Павел показал мне на противоположное здание, сам примерил в руке вес инструмента и вернулся за работу, откидывать сено, как я смогла увидеть через щель в дверях.
Я так спешила увидеть Рената, что даже не попрощалась и не сказала спасибо. Буквально бежала к приоткрытым дверям, чтобы поймать теплые объятия и услышать слова поддержки. Без Волгина было как-то холодно в этом доме, а еще непривычно и немного страшно.
НЕужели его бывшая жена тоже здесь жила? И умерла здесь? Мороз по коже шел, когда я думала об этом, но не остывшая боль по Андрэ волновала меня больше — сердце сжалось, и слезы подступили, стоило вспомнить. Отмахнулась и взяла себя в руки. Другу бы не понравилось, что я себя так убиваю, нужно продолжать жить. Жить с Ренатом, с тем, кто мне действительно нравится и действительно близок.
