Невозможно забыть, как двигаются ее губы и что при этом выражают глаза. Нереально отпустить ощущения, когда она прикасалась к его коже.
Оставила Янка вечные следы. На каждой клетке.
По подсказке Григория, Денис находит родителей в оранжерее. Среди обилия цветов и зелени первым замечает важно восседающего на винтажном диване отца. Он, как обычно по субботам, читает газету. Мать находится чуть в стороне. Стоя на коленях, с блаженной улыбкой копается в земле под каким-то растением.
— Доброе утро!
— Доброе утро, сын, — почти в один голос приветствуют отпрыска Рагнарины.
Виталий Дмитриевич приподнимается, чтобы пожать сыну руку. Наталья Ильинична встает, чтобы поцеловать в щеку. Отстраняясь, впивается удивленным взглядом.
— С каких пор ты куришь?
— С недавних.
— Что еще за блажь? Бросил же еще в университете. Зачем снова начинать?
— Мам, — смотрит, давая понять, что приехал не за нотациями.
— Слушаю, — сдается женщина.
— Мам, я по важной причине.
— Что-то случилось? — она начинает волноваться, хоть и пытается держать себя в руках.
Забывая о грязи на перчатках, убирает упавшие на лоб волосы.
— Я женюсь.
Быстро овладеть собой у Натальи Ильиничны не получается. Как ни готовилась к этой вести — изумлена.
Совершая глубокий медленный вдох, она немного учащенно моргает, прежде чем произнести растянутым и слегка неестественным голосом:
— О как! Виталий, ты слышишь?
— Слышу, — откладывает газету на стол.
— Ну, знаете, я почти не удивилась, — лукавит мать. — Подготовилась морально, — сухо добавляет, стягивая перчатки.
Подготовилась, но не готова. Абсолютно.
— Для Яниной семьи важно сделать все правильно, — добавляет тем временем Денис. — Мы должны лететь в Турцию. Я, ты и отец. Все вместе.
— А они к нам никак? — окончательно теряется Наталья Ильинична. — Турция — не самая моя любимая страна. Да и перелеты, с моим здоровьем, такое себе удовольствие… — давит на возраст, совсем уж крайность.
Но что еще делать, если она всей душой против? Подталкивает сына к смене решения:
— На нашей земле бы их принять.
— Я понимаю, мам. Прости. Нельзя. Отец Яны и так в гневе.
— Из-за чего это, интересно? — округляет глаза.
Денис медленно вдыхает, а выдыхая, отводит взгляд в сторону.
— Из-за того, что у нас были отношения до свадьбы.
— О как! — на эмоциях Наталья Ильинична всплескивает руками. — Виталик, ты слышишь? Наш сын девушку совратил! Батюшки!
— И матюшки, — добавляет глава семейства, хмыкая с каким-то неосознанным для самого себя весельем.
— А дальше что? Что они еще тебе припишут? Я в этом даже копаться не хочу. Это ниже нашего достоинства, — не повышая голоса, искренне возмущается мать. — Да как они смеют?! И ты еще хочешь жениться?
— Да, хочу. И женюсь. Это важно в первую очередь для меня.
— А с нами ты, стало быть, считаться не собираешься? Они, в конце концов, мусульмане! Кем будут наши внуки? — на эмоциях мать готова накидать сотню аргументов против.
— Это на что-то влияет? — голос Дениса непреднамеренно режет сталью.
Наталья Ильинична застывает. Вглядывается в лицо сына. И все, конечно же, понимает.
— Господи… — выдыхает, предпринимая первые шаги к отступлению.
— Не заставляй меня делать выбор. В этом вопросе твоего влияния недостаточно.
— Вот так вот родишь сына. Воспитаешь. Всю любовь, все силы ему отдашь, — тихо проговаривает мать. — Все хорошо… Как вдруг появляется женщина, которая для него становится важнее.
— Это естественно. И ты сама это понимаешь, Наташ, — замечает Виталий Дмитриевич.
— Понимаю, — признает она. — Слушаю тебя, — вновь обращается к сыну. — Что я должна делать?
— Марина записала все, что мы должны принести в их дом на сватанье. Как себя вести объяснила. Я введу вас в курс дела. Но она тоже постарается вырваться с нами в Арсин.
Поджимая губы, Наталья Ильинична передергивает плечами.
— Есть риск, что нас будут гнать в шею?
— Не исключено.
— Дожили. Господи… Ты слышишь, Виталик? Сын-то, с каким размахом женится…
— Прекрасно. Пусть женится. Сколько можно холостяком ходить?
— Боже, а что… А что же мы скажем Гонтаревым?
— В смысле? — не понимает очередной паники Денис.
Прижимая к груди ладонь, мать вздыхает.
— Ну, знаешь, ни для кого не секрет, у Дианы на тебя определенные виды.
— Это, как раз, не наши проблемы, — холодно замечает он. — Я ей никаких знаков внимания не оказывал.
— Да. Ты молодец. Выбрал себе по вкусу, — поправляя волосы, Наталья Ильинична вскидывает подбородок, чтобы заглянуть сыну в глаза. — Только с Гонтаревыми было бы все просто. А с турчанкой… Мы теперь с отцом должны выступать, как Белка и Стрелка. И еще не факт, что это оценят.
— Мам. Прекращай.
— Белка и Стрелка в космос летали, Наташ. А нам, я так понимаю, всего лишь в Турцию предстоит.
— И все же, — выдыхает мать, не скрывая расстройства.
— И даже Белка со Стрелкой, совершив орбитальный космический полет, вернулись в полном здравии домой. Что нам будет после Турции?
— Виталий, ты ко всему так легко относишься, я поражаюсь! Посмотрю, с каким настроением ты будешь обратно в Москву лететь.
— Так же. Спокойно. Зачем себя накручивать? Дыши глубже, Наташ. Засватаем сына. Даст Бог, внуки пойдут.
— Ой, жди. Жди от них! Девчонка-то молодая, — бросается мать в рассуждения. — Не мое дело, конечно. Я в свое время тоже для себя хотела пожить… А потом… — махнув рукой, отворачивается чуть в сторону, чтобы скрыть прорывающиеся эмоции.
— Мама, давай для начала решим со свадьбой, — примирительно обнимает ее Денис.
Наталья Ильинична тут же отвечает. Не умеет она на него злиться, что бы там ни было. Он же никогда ее не подводил. И ей его теперь нельзя.
— Ты меня, конечно, извини, но я себя в этой турецкой семье не представляю. Что я буду говорить? Они же по-нашему не говорят.
— Мама Яны говорит. Отец тоже немного и хорошо понимает.
— Да в любом случае у нас совершенно разные взгляды на жизнь. О чем мне с ними вести беседу?
— Ну, не мне тебя учить, мам. Ты умеешь находить подход к разным людям. Если захочешь.
— Ты прав, если захочу.
— Надо захотеть.
Наталья Ильинична долго смотрит на сына.
— Я поняла.
* * *
Поднимая голову от тетради, Яна машинально улыбается входящей в комнату матери.
— Что делаешь?
— Пишу стихи.
— Опять?
— Ага.
Уголки материнских губ приподнимаются. Взгляд смягчается.
— Оставь это сейчас, — тихо просит она. — Спустись.
— Прямо сейчас? — не скрывая растерянности, уточняет Яна. — Папа велел мне сегодня оставаться в комнате. К нему кто-то прийти должен.
— Пойдем, дочка, — взяв за руки, помогает подняться из-за письменного стола. — Пойдем.
— Что с тобой? Почему ты взволнована? — невольно тоже начинает волноваться, замечая в глазах матери слезы. — Если там тетя Ханде или тетя Яглы, не пойду! Пожалуйста, мама…
— Сейчас не торгуйся, дочка. Ты же не хочешь, чтобы за тобой отец пришел?
— Нет.
— Причеши волосы и спускайся.
Наталья Борисовна выходит, оставляя дверь приоткрытой. И Яне ничего не остается, как, шумно вздохнув, подойти к зеркалу. Стянув резинку, несколько раз проводит по волосам расческой и снова собирает их на затылке в хвост.
«Прибились дикие гуси…», — сердито размышляет по пути.
«Не удержались…»
«Начнут сейчас крякать…»
«Гадкие сплетницы…»
На эмоциях демонстративно выстукивает пятками по лестнице.
«Пусть только попробуют меня задеть!»
«Молчать не буду…»
Достигнув последней ступеньки, решительно поднимает взгляд. И вмиг теряет весь боевой настрой. Дернувшись назад, растерянно вцепляется пальцами в деревянные перила. Застывает, не решаясь сойти на паркет. Резко вдыхая, поддаваясь панике, округляет глаза.
