— Что ты делаешь? — кричу я, совершенно ошеломленная. Я наклоняю бедра, чтобы попытаться получить так необходимое трение и упасть через край, но он отводит бедра назад, пока внутри меня не оказывается лишь головка. — Ублюдок! – выплевываю я.
— Следи за гребаным языком! Скажи «да», Ава, — он тяжело дышит, но контролирует себя. Как он это делает? Я знаю, что он готов кончить.
— Нет, — заявляю я.
Он качает головой, а затем, глядя мне в глаза, погружается, ох, как медленно, и вращает бедрами.
— О-о-о, — стону я. — Быстрее.
— Скажи слово, Ава. — Он повторяет дразнящее движение. — Скажи его, и ты получишь, что хочешь.
— Ты играешь нечестно, — хнычу я.
— Хочешь, чтобы я остановился?
— Нет! — кричу в отчаянии. Это самая страшная пытка.
Он сжимает мои запястья.
— Спрошу тебя еще раз, детка. Пообедаем?
Задавая вопрос, он двигает бедрами вперед, и я теряю всякую решимость, чтобы бросить ему вызов.
— Трахни меня, — кричу я, когда он смотрит на меня сверху вниз, и на его лице появляется веселье.
— Следи за языком. — Он ухмыляется. — Это было «да»?
— ДА! — кричу я.
— Хорошая девочка, — хвалит он, а затем устремляется вперед, вбиваясь в меня и снова возвращая к быстро нарастающему освобождению. Я напрягаюсь с головы до ног, когда обжигающий жар проносится в крови, кожа нагревается от трения, когда его маниакальная инерция толкает меня по ковру.
— Джесси! — Все тело покалывает от удовольствия, проносящегося через нервную систему, и взрывающегося в паху.
Я кричу.
Его движения становятся более настойчивыми, дыхание шумным и прерывистым, он врезается в меня с плотскими криками и высвобождает всего себя, я жадно сжимаю его внутренними мышцами, мое обмякшее, истощенное тело совершенно беспомощно перед его неумолимыми ударами.
Он падает на меня потной грудой и мягко прижимается ко мне.
— Моя работа здесь закончена, — выдыхает он мне в ухо.
Я лежу под его твердым, теплым телом, пытаясь собраться с мыслями и вдохнуть, и думаю, всегда ли так будет. Он получает желаемое, так что, да, скорее всего, так и будет. Я должна научиться справляться с этим. Должна научиться ему противостоять. Смеюсь над бессмысленностью такого плана. Я не хочу ему противостоять.
Он приподнимается на руках, и только сейчас я замечаю, что он не морщится.
— Твоя рука! — восклицаю я.
Он показывает ее, небольшой синяк все еще виден, но опухоль значительно спала.
— Все в порядке. Большую часть дня Сара велела прикладывать к ней лед.
Что?
— Сара? — выпаливаю, не думая о том, каким тоном говорю. Звучит обвиняюще.
Он хмуро смотрит на меня, и я ненавижу себя за то, что так потрясена.
— Она просто вела себя по-дружески, — холодно говорит он, но это только усиливает мое беспокойство.
Она видела отметины на его запястьях. Не требуется большого ума, чтобы понять, откуда они взялись. Мне не нравится, что за ним ухаживает другая женщина, и от факта, что это «надутые губки», моя ревнивая сторона вырывается на поверхность. Она ясно дала понять, что я ей не нравлюсь, а Джесси очень даже. И женщины в «Поместье», вероятно, будут обращаться со мной так же грубо и... у меня болит голова.
Из-за своего собственничества я внезапно чувствую себя крайне неловко. Боже правый, я смеюсь над Джесси за то, что он ведет себя также. Я чертова лицемерка, и то, как он на меня смотрит, оценивая мое настроение, не помогает. Он очень желанный мужчина, атакующий женщин этой гребаной улыбкой и заставляющий их растекаться у его ног.
Я извиваюсь под ним, пытаясь освободиться, он хмурится, но отпускает. Я направляюсь в ванную и погружаюсь в горячую воду. Мне очень даже не по себе от этих чувств. Я никогда в жизни не ревновала. Я буду изо дня в день отбиваться от женщин. Можно сказать, это работа на полный день. Вероятно, мне все-таки придется уволиться.
— У кого-то приступ ревности?
Подняв глаза, вижу, что он стоит во всем своем обнаженном великолепии у двери ванной.
— Нет, — усмехаюсь. Я не могла бы быть более ревнивой, даже если бы попыталась.
Он подходит к ванне и залезает позади меня, пока я не оказываюсь у него между ног. Он обнимает меня за плечи и притягивает к себе.
— Ава, ты для меня единственная женщина, — тихо шепчет он мне на ухо. — А я весь твой. — Он берет с края ванны губку, обмакивает ее в воду и начинает водить ею по моей груди.
— Ты должен больше рассказать мне о себе.
Чувствую, как его грудь со вздохом поднимается.
— Что ты хочешь знать?
— «Поместье» — оно исключительно для бизнеса или ты смешивал его с удовольствием?
Я довольна тем, что говорю прямо. Знаю, он смешивал дела и удовольствие, потому что Мистер Слизняк, которого Джесси избил в тот день, когда я выяснила правду о «Поместье», сказал то же самое. И, если уж на то пошло, Сэм тоже. Тогда зачем я спрашиваю? Чувствую, как от горечи закипает кровь.
Губка между моих грудей на несколько секунд задерживается, но затем он продолжает водить ею по моему телу.
— Переходишь прямо к делу? — сухо говорит он.
— Скажи мне, — настаиваю я.
Он так тяжело вздыхает, что я почти поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, просто чтобы дать понять, я не ценю, что он считает мой вопрос надоедливым.
— Я баловался, — раздраженно говорит он.
Баловался?
Не уверена, что мне нравится, как это звучит, особенно в этой области.
— И балуешься до сих пор?
— Нет! — Он по-настоящему защищается.
— Когда ты баловался в последний раз? — Не думаю, что хочу это знать. Почему я спрашиваю? Его поглаживания губкой снова прерываются. Пожалуйста, не говори, что думаешь об этом.
— Задолго до того, как встретил тебя. — Движения губкой продолжаются.
— Как задолго до нашей встречи? — Мне нужно заткнуться. Я не хочу знать, но, черт возьми, не могу остановить глупые вопросы, вылетающие наружу.
— Ава, разве это имеет значение? — раздражается он.
— Да, — отвечаю быстро. Нет, на самом деле, не имеет, но его отрывистый, раздраженный ответ возбуждает мое любопытство.
— Такое происходило не совсем регулярно. — Он делает все возможное, чтобы избежать ответа.
— Ты не ответил на вопрос.
— Что-нибудь из того, что я тебе скажу, изменит твои чувства ко мне?
Этот вопрос усиливает покалывание. Что он вытворял?
— Нет, — говорю, но уже не так уверенно. Он явно думает обратное.
— Так, может, закроем тему? Это осталось в прошлом вместе с целой кучей других вещей, и я предпочел бы их не трогать. — Его тон окончателен. Я чувствую себя оскорбленной. — Есть только ты. Точка. — Он целует меня в затылок. — Когда мы займемся твоим переездом?
Я мысленно стону. Еще один результат вразумляющего траха. Замечаю, что все это, так называемое, вразумление, которое он способен в меня втрахать, разумно только для него.
— Я и так здесь, — напоминаю ему.
— Я имею в виду твои вещи, — он щиплет меня за сосок. — Не умничай.
Я закатываю глаза. Мне нужно забрать оставшиеся вещи у Мэтта, а после жесткой уборки у Кейт у меня осталось смешное количество одежды, но я все еще не уверена, что это хорошая идея.
— Мне нужно забрать остальные вещи у Мэтта. — Я что, сказала это вслух?
— Ни хрена подобного! — кричит он мне в ухо, и от его грохочущего голоса я вздрагиваю. Очевидно, я сказала это вслух. — Я пошлю Джона. Я же сказал, ты его больше не увидишь.
Ладно, сейчас я оставлю эту тему. Я не дура, и понимаю, здесь мне ловить нечего. Джон никуда не поедет, к тому же, я все устроила. Джесси никогда не узнает. Узнает, конечно, когда я привезу вещи, но к тому времени будет уже поздно меня останавливать.
Мои мысли о другом.
— Расскажи, где ты был, когда исчез.
Он напрягается подо мной.
— Нет, — быстро выплевывает он.
Ладно, теперь я начинаю злиться. Я переворачиваюсь на живот, чтобы он смотрел мне в глаза.
— В последний раз, когда ты скрытничал, я бросила тебя.