— Я чертовски тебя люблю, — вздыхает он.
— Знаю. — Вожу ладонями по его груди и щипаю за сосок. — Я тоже тебя люблю.
— Даже после сегодняшнего?
О, хорошо. Он признает, что сегодня бросил мне вызов? Это прогресс.
— Имеешь в виду после того, как преследовал меня весь день?
Он игриво надувает губы и кладет руки под голову, чуть ее приподнимая. Я промокаю, видя, как его мышцы сгибаются и напрягаются.
— Я беспокоился о тебе, — протестует он, и я насмешливо поднимаю бровь. — Правда, — возражает он.
Он совсем обо мне не беспокоился. У него случился неразумный и ничем не оправданный приступ собственничества.
— Ты был чересчур самоуверенным, глупым собственником. Моему вызывающему мужчине нужно расслабиться.
Он усмехается.
— Я не бросаю тебе вызов.
— Ты бросаешь вызов и отрицаешь.
Он хмурит брови.
— Что отрицаю?
— Что бываешь вызывающим и неразумным. Твое сегодняшнее шоу было далеко за гранью неразумности.
Мне нужно знать, что он не будет срывать каждую мою деловую встречу с клиентом-мужчиной. Он сказал, что это только из-за Микаэля, но затем последовало «любой другой мужчина, который может представлять угрозу». Его представление об угрозе находится в миллионе миль от моего. Я знаю, он собирается уничтожить всех моих клиентов-мужчин. Я повешу на свой ежедневник висячий замок, как и на свой рот. Ничего не буду ему рассказывать.
Он хмуро смотрит на меня.
— Сделай он в сторону тебя лишь шаг, и тогда мне действительно пришлось бы его уничтожить.
Я легонько смеюсь. Будто он уже недостаточно в этом преуспел?
Ему не нужно знать, что Микаэль уже сделал свой ход. Буду держать эту часть информации при себе.
— Ну, полагаю, ты достаточно ясно высказал свою точку зрения. Мне было неловко, — ворчу я.
— Это было необходимо, — бормочет он, и я закатываю глаза, драматически демонстрируя свое раздражение.
— Тебе надо больше бегать, — говорю. — Ой, ванна! — Вскочив, я устремляюсь в ванную.
— Нет, мне нужно больше тебя, — кричит он мне вслед.
— Разве тебе меня недостаточно?
Я выключаю кран. Он держал меня здесь всю неделю. Он звонит мне, пишет смс, посылает цветы и просит Джона возить меня на работу. Это все какой-то способ контакта или контроля. Держу пари, он не мог прожить и дня без того, чтобы как-нибудь не уничтожить или не вмешаться в мой рабочий день. Хотела бы я, чтобы он это прекратил? Мне нравятся цветы и смс, но у меня проблема с уничтожением. Возникнет ли у него искушение выпить, чтобы попытаться пережить день? Могу ли я рискнуть? Расслабленный мозг начинает болеть… снова.
Я возвращаюсь в спальню и обнаруживаю его все еще распростертым на полу. Он слишком аппетитный. Я подхожу и снова устраиваюсь на его бедрах.
— Достаточно ли тебя? — спрашивает он. — Нет. Я нуждаюсь в тебе каждую секунду, точно так же, как ты нуждаешься во мне. — Он протягивает руку и щиплет мой сосок, я дергаюсь на нем, получая полное трение от его эрекции. Он одаривает меня плутоватой ухмылкой.
— А что, если я не смогу быть с тобой весь день? — В будущем настанут времена, когда он действительно отправится в настоящую деловую поездку. Или, может, это буду я.
Его ухмылка мгновенно исчезает и сменяется свирепым взглядом, направленным прямо на меня.
— Ты собираешься попытаться остановить меня?
— Нет, но могут возникнуть ситуации, когда ты не сможешь получить мгновенный доступ ко мне. Я могу оказаться недосягаема.
На его лице мелькает мимолетное выражение паники, а нижняя губа исчезает между зубами. Он обдумывает мое предложение, и теперь я понимаю, что он абсолютно серьезно говорил, что будет иметь меня, где и когда захочет. Вот это действительно неразумно. Я видела результат нескольких пропущенных звонков — он пришел в бешенстве.
— Ты примешься за водку? — Ну вот, я это сказала.
Он смеется, а я хмурюсь. Что тут смешного?
— Я обещал тебе, что больше никогда не буду пить. Я не шучу, — уверенно говорит он. Сев, он кладет руки мне на бедра. Я вздрагиваю, и он улыбается. — В ванную, хочу, чтобы ты мокрая скользила по мне.
— Твоя уверенность достойна похвалы, — бормочу саркастически, поднимаясь и протягивая ему руку.
Он смотрит на меня сузившимися глазами и тянется, чтобы взять за руку, но дергает на себя и переворачивает на спину. Вжавшись в меня всем своим большим телом, касается губами в долгом, затяжном поцелуе.
— Все очень просто, потому что у меня есть ты. Расслабься, леди.
Ха! Ему легко говорить. Я имею дело с невротическим безумцем.
— Значит, завтра меня весь день никто не потревожит? — спрашиваю я. Он ни за что не сможет оставить меня в покое на весь день, я знаю.
Он отстраняется, чтобы посмотреть на меня, шестеренки вращаются на немыслимой скорости, он снова терзает губу.
— Пообедаем?
Так и знала. Он не сможет.
— В обед я встречаюсь с Кейт, — отклоняю я его просьбу.
Он надувает губы.
— А мне нельзя прийти?
Нет, он не может прийти, потому что мне нужно время с Кейт, чтобы поговорить о нем и его вызывающем поведении.
— Нет, — заявляю твердо.
— По-моему, ты ведешь себя неразумно, — жалуется он.
Я со смехом откидываю голову назад. Какой же он толстокожий, но потом он хватает меня за бедро и сжимает, и я дергаюсь и брыкаюсь.
— Прекрати! — кричу я.
— Нет!
— Пожалуйста! — Слезы подступают к глазам, когда я пытаюсь отбиться от него. Это невыносимо.
— Пообедаем? — спокойно спрашивает он, продолжая щекотать.
— Ни за что! — кричу сквозь неудержимый смех. Это несправедливо. Я не подчинюсь. Ни за что!
— Возможно, вразумляющий трах поможет. — Он отпускает мое бедро, и я расслабляюсь, пытаясь взять под контроль прерывистое дыхание.
— Джесси, я не могу быть с тобой каждую секунду, — пытаюсь быть рассудительной.
— Если уволишься — сможешь. — Он смертельно серьезен.
Мои глаза расширяются от отвращения. Никогда! Я люблю свою работу.
— А теперь, кто ведет себя неразумно… О-о-ох. — Упускаю момент, когда он глубоко погружается в меня. О боже, вот и вразумляющий трах, но чему он пытается заставить меня подчиниться? Обеду или увольнению? В двадцать шесть лет? Какая нелепость!
Он не тратит времени зря. Врывается в меня, как сумасшедший. Я раздвигаю ноги, и он прижимает мои запястья по обе стороны от головы.
— Пообедаем? — спрашивает он, толкаясь изо всех сил.
Мозг только что превратился в кашу, но он все же отмечает, что вразумляющий трах касается обеда. Испытываю облегчение. Уступить его приходу на обед будет легче, чем увольнению, но я все равно не планирую легко сдаться. Мистер Вызов заслуживает сложностей.
— Нет! — вызывающе кричу я.
Он рычит и бросается вперед, его член скользит сильно и быстро, когда он входит и выходит, как дикий зверь.
— Ты так восприимчива ко мне.
Так и есть! Одно касание его пальца, и я тут как тут.
— Джесси, прошу.
Он с силой вбивается в меня и вращает бедрами.
— Детка, позволь мне пообедать с тобой.
Затаив дыхание, качаю головой.
— Тебе со мной хорошо?
— Да! — кричу я на торопливом выдохе. Бурлящие волны оргазма накатывают на меня, и его хватка на моих запястьях усиливается.
— Скажи «да». — Его приказ звучит резко, и я знаю, что он тоже на пути к взрыву.
А что, если я не соглашусь? Что, если я выдержу?
— Нет! — Я не сдамся. Он не может использовать вразумляющий трах всякий раз, когда я на что-то не соглашаюсь.
Он вбивается, мои бедра напрягаются, разум затуманивается.
— Ава, дай мне то, что я хочу.
— Джесси!
— Ты сейчас кончишь.
— Да! — кричу. Весь накопившийся за день стресс может вырваться наружу в любой момент.
— Ох, блядь, детка, ты вытворяешь со мной серьезные вещи. — Он наносит очередной мощный удар.
Разум пустеет, и я готова взорваться, когда он резко замирает, останавливая мой неминуемый оргазм.
