Затем несколько часов изнурительных родов, и, когда Женин малыш оказывается у меня на руках, я понимаю, что все не зря. Он крошечный, помещается на полторы ладошки, голосистый, а глаза будто две черные бусины.
– Женя, у тебя сын, – шепчу и хочу приложить ей к груди, но она вцепляется в локоть.
– Спаси его, Ника. Сохрани, пожалуйста. Спрячь. Он не Марьяна, этот зверь не прикасался ко мне никогда, – девушка откашливается, и ее кисть как-то нелепо слетает на постель.
– Мы вместе спасем его, – шепчу и наклоняюсь, чтобы дать ей малыша, но меня останавливает Марина Леоновна.
– Не нужно, – показывает женщина в сторону. – Положи под лампу ребенка и помоги подруге. Еще не все, – она показывает на Женю, что жутко закатывает глаза и страшно хрипит.
– Что с ней? Я не понимаю. Пожалуйста...
Делаю все, что говорит мне женщина, выполняю указания молча, методично, даже пальцы не дрожат. Руки в крови, ноги еле передвигаются, но я все равно не сдаюсь. Ради подруги, ради единственного близкого мне человека. Женя сильно порвалась, кровотечение не останавливается, я со слезами пытаюсь зашить, причитая, что спасу, что помогу, что мы вырастим ее сыночка...
Но Женя даже не дергается, когда я по живому штопаю раны, а потом слабо говорит:
– Я вынашивала его для Ирины… – с этими словами на губах застывает, каменеет и опадает, а я с ужасом понимаю, что осталась одна.
Я не помню, кричала или нет. Я ничего не помню и не понимаю. Кто такая Ирина? Зачем ей ребенок?
И, когда дверь распахивается, когда пожилую женщину отшвыривают в сторону боровы Егорова, а меня тащат за волосы, я уже ничего не чувствую.
Потом тысячи ударов по лицу, до кровавой юшки из носа. Яростный рев Марьяна над ухом и бесконечные толчки в меня, будто кинжалы.
После родов подруги через час, а может, два, мой ребенок родился мертвым, а я долго лежу на грязном полу в крови, обнимаю холодное тело моей девочки и хочу умереть.
И я умерла.
Когда услышала крик чужого ребенка, а меня потащили в машину.
Глава 67. Вульф
Наше время
Письмо помялось, пока Вера рассказывает мне, как они с Женей бежали, как их потом снова поймали.
Это просто не укладывается в голове.
Я безумно трощу зубную эмаль, чтобы не орать и не сойти с ума. Как моя девочка все это пережила? Как?
Не будет пощады, не будет сомнений. Я просто убью эту суку, Марьяна, голыми руками.
Пусть садят.
Пусть казнят.
Плевать.
Такие твари не должны жить.
И потом меня осеняет.
– Для Ирины, говоришь, носила? Дочери Марьяна? – переспрашиваю, и холодный ток пробивает от поясницы до лопаток и почти сворачивает шею, будто кто-то пытается вырвать мне позвоночник.
– Скорее всего, – Вера устало пожимает плечами и встает с лавки, на которую мы сели перевести дух после плохой новости. Пока рассказывала – моя булавка держалась, а сейчас, словно из ее тела вынули кости: осунулась. Она ужасно бледная от недомогания, похудела сильно, вчера пряталась в ванной, когда из носа у нее пошла кровь, и это пугает. Все эти трудности истощили ее безумно, а я ничего не могу сделать – бессилен. Как защитить самое важное и дорогое, когда банально не знаешь, что делать?
– Ты понимаешь, что это значит? – поправляю Вере шапку, чтобы уши не замерзли. Дом престарелых остается за спиной, а мы идем к воротам. Мороз крепчает, но меня бросает в жар. – Вера, – поворачиваю девушку к себе за плечи. – Этот ребенок – Максим – сын моего брата. Сашин сын.
– Что ты несешь? – испуганно отталкивается булавка. Она мотает головой, что-то шепчет порывисто и распечатывает конверт, хотя собиралась сделать это позже. Читает бегло, а затем шепчет: – Не бывает так…
Я забираю небольшой листик, где от руки написан адрес. Мамин адрес. И ниже приписка: «Гроза».
– Игорь, – Вера уже не прячет слез, кусает губы, в серых глазах просыпается ненависть, и я даже знаю к кому. – Он что-то задумал. Не просто так этот ребенок родился. Марьян никогда и ничего не делает зря, и своих жертв он всегда держит на поводке, он о них не забывает. Ты говоришь, что он вашего отца убил? И, думаешь, теперь успокоился?
– Нет, – качаю головой, осознавая, в какой ловушке вся моя семья. Нужно решить, что делать дальше. Мы не можем больше прятаться, нужно предупредить брата, идти под защиту закона, но… все так сложно.
– Я готова сесть, Вульф, – Вера понимает, о чем я думаю. – Если эту тварь поймают и накажут, я отвечу за свои поступки, не собираюсь прятаться и притворяться, прикрываться самозащитой. Я хотела его убить, я ждала, что он придет. И сделала бы сейчас это снова, не дрогнув.
– Никуда ты не сядешь, – отвечаю низко и подаю ей руку. – Мы будем вместе идти до конца. Возвращаемся домой, булавочка. Нужно только снять деньги и позвонить Сане. Они должны быть готовы ко всему. Нам еще пару часов ехать поездом, время играет против нас. А еще нужно накормить тебя! – щелкаю ласково ее по носу.
– Мне совсем ничего не хочется, – слабо бормочет булавка и прижимается к моему плечу.
– Знаю, что плохо, понимаю. Держись, слышишь? Мы обязательно выпутаемся.
Сажу ее в такси и называю нужный адрес.
На вокзале, в тихой комнате ожидания, что я снял на несколько часов, я Веру спрашиваю:
– А как получилось, что Леоновна выжила?
– Они ее отшвырнули и думали, что та сразу умерла. А Марьян, – Вера запинается, – издевался надо мной, наказывал, прямо там, при ней, а потом нас с ребенком забрали, дом подожгли. Как она выбралась, не знаю, но через несколько месяцев, когда я убила... – булавка тяжело сглатывает, – мне пришлось вернуться в эту деревню. Мне нужно было Женю и ребенка нормально похоронить. Да и хозяйку дома тоже. Тогда я и наткнулась на обезумевшую женщину, что жила все это время в летней кухне, хорошо хоть односельчане помогали с едой. Все думали, что она сама дом по неосторожности сожгла. Марина Леоновна внятно ничего не могла сказать, даже меня не помнила. В деревне пришлось соврать, что я ее внучка, никто подробности не уточнял. Забрав ее в дом престарелых, я впахивала, как больная, и все деньги отдавала на лечение. Мне еще повезло, что женщина – работница клиники, помогла с документами, поверила в мою легенду погорельцев и большой долг. Мол, квартира была в кредите, а родители погибли – я даже новости в газете ей показала. Завралась, да, но мне нужно было выжить и сберечь Леоновну. Я верила, она вспомнит хоть что-то, тогда можно было надеяться на показания, но...
Маленькая сильно дрожит и жмется к плечу.
– Тише, поспи немного, я буду охранять твой сон. Ни о чем не беспокойся.
Вера слабо кивает и почти сразу засыпает, а я до крика хочу курить и ломать головы. Почему наши власти не остановили все это? Как удалось этой мрази столько лет скрываться и уходить от возмездия? А ведь и Даня пострадал, ранен был, а потом его из-за дела с Егоровым и понизили. Суки.
Глава 68. Вульф
Вера что-то долго не возвращается. Я волнуюсь у двери общественного туалета, куда булавке приспичило, и едва не ломаю сапогами каменный пол вокзала.
Билеты в кармане, деньги сняли – на дорогу хватит, поезд через полчаса.
Но Вера уже больше пяти минут, как ушла. Ну, не заходить же мне за ней в женскую уборную?
Людей вокруг тьма. Стараюсь смотреть вниз и не привлекать внимание, потому держусь ближе к стене и углам.
Под ребром что-то невыносимо ноет, а воздух с каждой минутой ожидания проваливается в горло кислотой. Где же моя булавка?
Часы на стене отсчитывают еще пять минут, и меня начинает откровенно колотить.
Расталкивая тучных теток, что столпились в очередь, спешу к туалету и слышу, как шушукаются: «Совсем стыд потеряли, среди бела дня, до чего мир докатился. Вызовите охрану или полицию».
Спину прошивает ледяным током, рвусь дальше, но меня отшвыривает в сторону мощным толчком в бок, и я падаю на холодный пол. Люди бросаются в рассыпную. Звучит выстрел над головой, сильный удар в висок крошит свет, а потом знакомый мерзкий голос влетает в ухо:
