– Благоверную ждешь?
– Сука… Ира, что тебе нужно от меня? Я не буду с тобой, как ты это не поймешь? – подслеповато щурюсь, приподнимаясь на локтях, и осматриваюсь. Кто-то тянет меня за волосы и, заставляя встать на ноги, заламывает руки назад. Замечаю, что в коридоре не осталось никого, кроме нас с Ириной и нескольких мужчин одинаковых с лица – конченых охранников Егорова.
– Не-е-ет, – ехидничает Ира. – Ты поменяешь свое решение. Один продинамил, теперь второй? Я с вами не играю, ребятки, – она подходит ближе, я дергаюсь, чтобы избежать ее прикосновения, но громила за спиной резко сводит руки, отчего боль мчится в позвоночник и отдается знакомой стрелой в затянувшемся порезе.
– Уйди, тварь. Что папочка, что доця, – бросаю презренно и снова дергаюсь, и плечи едва не ломаются от напряжения.
– А ты думал, я так легко тебя отпущу, после всего, что у нас было? Что вы вытрете ноги, а я, как бедная овечка, буду молчать? Как эта твоя крашеная? Молчать, когда ее ебут и хвост и в гриву?
– Я тебя убью, – шепчу сквозь зубы. – Если с Верой что-то случится, я тебя размажу…
– Ой, испуга-а-алась, – она пододвигается ближе, тянет ко мне руку и, проводя ноготком по шее вверх, касается губ.
– Что тебе нужно? – справляюсь с отвращением и стараюсь держаться на плаву, чтобы мыслить трезво и не сорваться.
– Ты, Игорё-о-оша, – елейно тянет Ирина. – Ты даже слаще братика. Ярче, сильнее, красивее. В тебе страсти больше. Хочу, чтобы ты со мной был. Трахал до изнеможения. Чтобы любил...
– У меня на тебя не стоит, – отворачиваюсь от ее прикосновений и сплевываю в сторону.
– А когда-то ты стонал от моих рук и языка…
Дергаюсь, чтобы увернуться от ее поцелуя. Запах духов влетает в ноздри: мерзкий, противный до колик в животе.
Меня до хруста позвонков сжимают сильные руки. Ирина подает сигнал, и громила отпускает. От неожиданности падаю на колено и успеваю подставить руку, чтобы не влететь мордой в пол.
– А теперь послушай, – сучка Егорова бесстрашно подходит ближе. Волосы отпустила: ровное черное каре качается от ее движений. Черное платье облегает стройную идеальную фигуру, а меня коробит. Как я мог на такое повестись? Как вообще такой яд впустил в свою жизнь?
Рядом бритый пес не сводит с меня глаз, чуть вдали двое или трое рассредоточились по коридору и держат на мушке входы и выходы. Если только дернусь – пристрелят. Но на себя плевать, меня другое волнует: где Вера?!
– Я не буду тебя слушать, потому что НЕ. БУ-ДУ с тобой! Уйди с дороги…
– Или что? – Ира выгибается немного, выставляя напоказ глубокое декольте.
Сдавливаю челюсти. Выхода нет, но и поддаваться не собираюсь.
– Ты знаешь, Игорёша, что в ловушке. Выход только один: ты Веронике говоришь, что остаешься со мной, а я ее отпускаю.
Прищуриваюсь. Совсем свихнулась? Или у них это семейное?
И неожиданно слышу вскрик. Любимый голос, что узнаю из сотен тысяч тембров. Дверь туалета распахивается, и Вера вылетает на порог растрепанная, в разорванной одежде. Мы сталкиваемся взглядами, и меня чуть не расплющивает от боли, что стоит в ее глазах. Как защитить? Как помочь? Как спасти ее?
– Твой выход, Игорёша, – шепчет на ухо Ирина и пристраивается ко мне ближе.
И мне ничего не остается, как запустить пальцы в ее волосы, потянуть на себя и коснуться мерзких змеиных губ. Булавка будет жить, даже если без меня.
Ирина отрывается, противно вытирает уголки губ и с ухмылкой разворачивается к застывшей Вере.
– Кто это, Игорёша?
– Никто, – говорят отравленные губы. – Прохожая.
Булавка дергается, ступает вперед, затем пятится, стискивает губы и в два шага подходит к нам.
– Подавись своим чудом, Гроза. Ненавижу. Всех вас ненавижу.
Мне нечего ответить, пусть лучше ненавидит, но живет. Смотрю в пол, давясь горечью потери и умоляю ее просто развернуться и уйти. Спасти себя.
И она уходит.
И, когда Вера почти исчезает за поворотом, из туалета выходит зверь.
Голубые глаза смотрят на меня злобно, из разбитого лба ручейком по уродливому лицу бежить кровь, улыбка социопата перекашивает черты. Марьян машет в сторону и тихо говорит:
– Догнать суку, а этого…
– Папа, ты обещал! – встает передо мной Ирина.
– Да забирай, – отмахивается Егоров. – Можешь делать с ним, что хочешь.
И я понимаю, что ошибся. Лучше было умереть на месте, чем вот так… Осознаю, что выдрал свое сердце из груди ни за какой хер.
Глава 69. Звезда
Справляюсь в туалете быстро. Тест получился размытым, даже одну полоску не показал, наверное, бракованный, а второй покупать некогда. Повторю уже, когда приедем на место.
Мою руки и улыбаюсь в отражение с мыслью, что, если беременна, Игорь будет на десятом небе от счастья, и мне хочется подарить ему это чудо. Но пока я придержу свои подозрения. Вдруг это просто недомогание на фоне стресса и простуды, и я сейчас зря надеюсь?
Дверь с грохотом открывается, и вошедший заставляет меня сжаться всем телом и отступить к стене. Как он нас нашел? Сердце упирается в ребра и пропускает удар.
Марьян усмехается криво, замирает напротив, полоснув по лицу холодным прищуром.Охранник проверяет помещение и в несколько секунд оставляет нас наедине.
– Ве-ро-ни-ка, – говорит он рублено и поднимает руку к моему лицу. – Добегалась, теперь за каждый день ответишь.
Я накрываюсь локтями, боясь, что ударит, разобьет мою голову о стену. Шарахаюсь в угол, но ублюдок ловит меня и больно впечатывает в стену.
– Жутко не люблю, когда меня динамят, а когда покушаются, тем более. Тебе это с рук не сойдет, маленькая тварь.
– Пожалуйста… – вырывается, но грудь начиняет колючей болью, из-за этого я едва делаю вдох.
– Что пожалуйста? – Марьян тянет меня к умывальнику и наклоняет лицом к крану. – Трахнуть тебя ласковей? Или твоего мальчика на побегушках пощадить?
Меня прошивает страхом. Нет, только не Игорь. Готова выдержать что угодно, но только не гибель Грозы. Он не должен платить за мои грехи. Должен жить и дарить себя миру: это я свела его с правильно тропы, это я виновата.
– Отпустите его.
– А ты мне что? – грубые руки задирают куртку до пояса и мнут до резкой боли воспаленную грудь сквозь ткань футболки и вязку свитера. Я сдерживаю крик, но не дергаюсь.
– Останусь, буду покорной. Отпустите его.
– Жертвуешь собой? Как мило, – сухо смеется Егоров и, прикусывая мое ухо, скользит по раковине скользким языком. Мне до ужаса мерзко, но я терплю.
– Обещайте, что не тронете Игоря, если я пойду с вами. Даю слово, что пойду.
– Да нахрена мне твое слово? – его противный голос вибрирует в голове и отзывается в моем теле новой волной тошноты. – Ты и так сделаешь все, что захочу, – Марьян сильно сжимает грудь и толкает бедрами меня в борт умывальника. От его твердого члена, что утыкается в ягодицы, мне хочется взвыть. Клялась не подпускать его, клялась лучше умереть, чем терпеть, но сейчас…
Как спасти Игоря? Как?!
Ненавижу. И сделать ничего не могу, Марьян держит так сильно, что я едва дышу. Боюсь что прижмет сильнее к умывальнику и убьет моего ребенка, если он там есть.
Руками хватаюсь за раковину и набираю в грудь побольше воздуха, а в голове выключаю все стопы и ограничения. Не знаю, как и где я взяла силы, но сначала расслабляюсь, а потом, присев, вскрикиваю и резко дергаю ублюдка вниз, отчего он влетает в зеркало лбом, и по серебристой поверхности распускается паутина трещин. Получается отпрянуть в сторону под рукой урода, благо я крошка по сравнению с ним, а потом, пока изверг не опомнился, садануть его локтем по затылку. Я вкладываю в удар всю свою ненависть. Его голова, как мяч, отскакивает от раковины, а потом туша падает на пол, а я, не оглядываясь, вылетаю в коридор.
Да, там охранники, да, там смертельно опасно, но там Игорь. Я должна ему помочь.
Сталкиваясь с Грозой взглядом, замечаю жуткую перемену. Холодный взгляд цвета темной карамели уходит в сторону, Вульф наклоняется, запускает руку в волосы девушки в черном платье и начинает ее целовать. При мне. После всего, что было.
