Лона в этот момент была сосредоточена на своей груди. Как же давно она знала все то, что ей только что с таким восторгом рассказывал Жан! «Бедные мужчины!» – с жалостью подумала она, и сердце ее преисполнилось глубочайшей нежностью к Аурелии, к этой смелой проповеднице земель куда более миссионерских, чем вся Абиссиния!
– Аурелия, – сказал Жан, – догадалась, о чем я думал, и жестом попросила меня поймать ее: она собиралась спрыгнуть. Так она впервые оказалась в моих объятиях, и я тотчас же позабыл о монашеском фетишизме и об их воинствующем либидо.
(«А о фетишизме Лоны ты забыл, Жан? А о ее либидо? Легко сказать!..»)
– Но ненадолго. Шум вокруг стал еще более угрожающим, чем раньше. Быть может, эти подземные святоши сердились на меня за то, что я осквернил объект их священного поклонения? Или, возможно, они рассчитывали, что их молитва о благих коленях превратит их в скульптурные изваяния, которые останутся в этой нише навечно, чтобы монахи могли и дальше боготворить ее, стесывая камень своими поцелуями?
– Если бы только эти монахи не были мужчинами! – мечтательно произнесла Лона.
– Хотите сказать: «Если бы они были пастушками»?.. Увы, я уверен, что во всей Лалибэле есть лишь одна пастушка, достойная любви Аурелии. Остальные же ничем не отличались от пресловутых монахов, чей культ я имел неосторожность оскорбить.
– Вы позволили им изнасиловать Аурелию? – забеспокоилась Лона.
– Когда мы с Аурелией решили уберечь их от подобного грехопадения и отправились прочь, единственный выход из церкви нам преградили четыре ряда разъяренных священников. А поскольку понять их в таком гомоне было еще труднее обычного, я криком подозвал знакомого монаха, который выполнял роль переводчика. Вообще-то я опасался, что тот тоже попадет под влияние всеобщего помешательства. Но нет. Он вышел из тени и сразу ответил на все мои вопросы:
«Мои братья говорят, что эта женщина не имеет права выйти из церкви, потому что ей нельзя было сюда входить».
Я напомнил, что войти в Бет Амануэль, первую церковь, Аурелии разрешили, потому что она была моей женой. Разве это разрешение не распространялось на все святилища? Если одна группа прихожан дозволила войти в церковь, разве другая могла оспорить это решение?
Мой официальный представитель терпеливо разъяснил, что проблема заключалась вовсе не в этом:
«Они сначала поверили, что это ваша жена. Но больше они не верят».
«Почему же?» – удивился я.
«Потому что вы ведете себя не как муж и жена».
Но тут, к моему удивлению, вмешалась Аурелия. Она спросила:
«А если мы начнем вести себя так, как, по их мнению, полагается мужу и жене, они оставят нас в покое?»
«Если только не решат, что вы ломаете комедию, – возразил переводчик. – В этом деле их не проведешь».
* * *
Жан умолк, увлеченный собственными воспоминаниями, и совсем забыл о Лоне.
Она тихонько застонала, приведя его в чувство. Он поспешно заговорил:
– Тогда Аурелия насмешливо поинтересовалась:
«Насколько чисты и невинны эти монахи? Известно ли им, например, что любовью можно заниматься и до свадьбы?»
Я не услышал ответа переводчика – настолько был оглушен этими ее словами. Аурелия являлась для моих физических желаний чем-то совершенно запретным, будто весталка, покинувшая бренное тело по желанию своей богини. И вот она преспокойно предлагала мне решение, о котором я даже и подумать не смел!
«Если мы займемся любовью у них на глазах, то они поверят, что мы муж и жена», – объяснила она.
Свой необдуманный ответ я услышал гулко, как бы со стороны:
«Я и сам в это поверю».
Она же проявила куда больше здравомыслия:
«Ну а я поверю в это потом».
Если раньше Лона мягко поглаживала свои груди, то теперь она нервно терзала их своими изящными пальцами. С видом полнейшего возмущения она спросила:
– Надеюсь, вы не обошлись с Аурелией как с какой-то шлюхой на глазах у этих лицемерных извращенцев?
– У меня иные представления о свободе. И я не так тонко разбираюсь в ее категориях. К примеру, мне бы и в голову не пришло навесить на вас тот или иной ярлык. Поэтому я не думал, что монахи, эти раскаявшиеся грешники, были извращенцами. А уж тем более не мог представить Аурелию в качестве шлюхи!…
Его смех прозвучал настолько заразительно, что Лона даже умерила свой пыл и принялась ласкать себя медленнее и нежнее. Она спросила:
– И как же вы все устроили?
– Милая моя, ваше любопытство не знает границ. Но тут уж, как говорится, око за око. Вы отказали мне в удовольствии рассказать вам все, что я знаю об эфиопской архитектуре, тогда как я буквально сгорал от желания это сделать. Теперь ваш черед мучиться в тщетных попытках узнать, каким образом Аурелии удалось решить эту проблему, по степени сложности сравнимую с искусством огранки церковных нефов. Зуб за зуб. Так что я ничего не расскажу вам о том, как мы решили заняться любовью стоя, чтобы не испачкаться на грязном полу; о том, как лопнула ткань сорванной юбки… Не поведаю вам ничего и о томительном удовольствии избавления от прочих, куда более интимных препятствий. Не стану я описывать и то упоение, с которым наша амазонка – эта невеста пастушки – в одно мгновение стала любовницей мужчины. И уж точно не стану объяснять, каким образом я помог ей и сделал то, что никогда не смогу повторить.
– Но ведь именно об этом вы и обещали мне рассказать.
– И я выполню свое обещание. Но сейчас мне кажется, что вам бы куда больше понравились описания того, до чего вы могли бы дотронуться.
Они уставились друг на друга. Лона позволила ему заговорить первым.
– Если бы вы были одним из монахов, – спросил он, – что бы вы захотели потрогать?
Она ответила искренне, как он и надеялся:
– То, что было под юбкой.
– Они бы показали вам мой напряженный член, вертикально входящий во влагалище Аурелии.
– А потом? – настаивала Лона.
– Вы бы увидели, как он выходит, и заметили бы, что он красного цвета. Потом он бы входил все легче и легче, потому что лоно Аурелии стало бы более податливым.
Жан снова испытующе поглядел на Лону и продолжил:
– Все это вы могли бы увидеть и потрогать в тот день. Доводилось ли вам когда-либо прикасаться к вагине Аурелии, когда в ней находится член?
Она ответила не моргнув глазом:
– Нет. Но за этим-то я и пришла сегодня.
– Монахи же пришли в церковь вовсе не за этим. А в итоге получили нас с Аурелией… У нас все было серьезно.
Он дружелюбно посмотрел на пальцы Лоны и рискнул дать девушке совет:
– Быть может, эта история со священниками научит вас кое-чему: например, умению вовремя предпринимать какие-либо активные действия.
