Гвидо вежливо зевнул, чем вызвал улыбку Незрина.
— Я буду лаконичен, — заверил тот. — Мне неизвестно, какой именно нуклеофилический активатор вы использовали, чтобы запустить реакцию расщепления молекул и образования нового вещества, формулу которого я только что записал. Конечно, это был не атропин. И, видимо, не норадреналин… Может быть, ацетил арсан?
Гвидо не удивился, а Незрин продолжал:
— Гораздо важнее знать, каким химическим агентом вы заместили группу СНз, которую вам удалось отделить. Этого я, разумеется, тоже не знаю, и, по правде говоря, меня это не беспокоит. Достаточно и того, что известны результаты вашей работы.
Гвидо кивнул, словно поощряя дельное замечание ученика.
Незрин сделал вид, что не заметил снисходительного кивка:
— Новое вещество вы назвали ЕА-12 Единорог. Буквы и цифры — вероятнее всего, часть шифра, известного вам одному. Ключ от него вы, конечно, никогда не доверите такой болтливой персоне, как я. Я никогда и не спрошу о нем. Мне интересно другое: почему Единорог? По-моему, название «Химера» более соответствовало бы назначению. Не стану говорить о том, для какой цели вы рассчитываете его использовать, но его воздействие должно быть просто потрясающим. Вещество, которое вы создали, обладает чудесными свойствами.
— Вера в чудеса происходит только от недостатка воображения, — пробормотал Гвидо, разглядывая свои туфли.
— Что ж, будем надеяться, что крысы способны оценить его лучше меня, — криво усмехнулся Незрин. — Иначе они бы подивились, за что им выпала сомнительная честь быть избранными для вашего эксперимента. Они и не догадываются, что их реакция на ацетилхолин в целом сопоставима с человеческой. Потому что вас в конечном итоге интересует человек, мистер гуманист! Вы думаете, что крысы — удачное творение природы, в отличие от человека.
Впервые за время беседы Гвидо рассмеялся.
— Прежде чем менять человека, вы занялись животными. И каких удивительных перемен вы добились! Если бы это сказочное существо, охранявшее девственную чистоту, этот Единорог, чье имя ваша извращенная фантазия дала новому препарату, мог видеть все непотребства, творимые грызунами, он бы закололся своим собственным рогом. Потому что, как только крысам был введен препарат ЕА-12, они начали безостановочно совокупляться. Самцы эякулировали по пятьдесят раз подряд. Пятьдесят оргазмов в день! Более того, они проявляли при этом полное безразличие к облику, запаху и другим характеристикам партнера. Полное равенство! Они приходили в такое неистовство, что бросались не только на самок, но и на первых попавшихся самцов. Если бы на этом все заканчивалось, еще куда ни шло. Они попытались насиловать котов. Это может показаться смешным…
— Так смейтесь!
— Думаю, это будет слишком жестоко, доктор Андреотти, — холодно сказал Незрин. — После Пятидесяти совокуплений ваши донжуаны падали мертвыми. От перевозбуждения или от других свойств вашего препарата. Я не знаю. Вы, видимо, тоже. Потому что вы повторяли опыты снова и снова, постоянно меняя дозу и условия проведения эксперимента. Сотни и сотни крыс всех пород вкусили яд безграничной любви. Но ни одна не дожила до утра.
Незрин закончил свою речь и был удивлен, когда Гвидо нарушил молчание. Но голос итальянца доносился словно издалека и казался бесплотным. Он произнес знакомые Незрину слова:
— Я никогда не совершал беззакония.
Я никогда не причинял людям зла.
Я не поднял руки на человека.
Я никогда не лишал человека того, что он желает.
Я никогда не заставлял людей плакать.
Я не убивал.
Когда Незрин снова заговорил, в голосе его что-то изменилось.
— Я не сомневаюсь в чистоте ваших помыслов, доктор Андреотти. Если бы вы оставались независимым исследователем, если бы вами управляло только ваше сознание, если бы вы были единственным, кто может судить о значении и направлениях вашей работы, я бы никогда не осмелился надоедать вам. Но тогда вы не приехали бы сюда. Вы здесь, в Сивахе, потому, что не свободны. Кто-то послал вас.
Гвидо хотел что-то возразить, но Незрин решительно продолжал:
— Вы не можете именовать себя беспристрастным ученым мужем, если отдаетесь в распоряжение организации, чьи цели и деятельность служат нуждам определенного правительства. Это делает вас могущественным, но подобное могущество не принесет блага ни государству, ни нации. Вот почему я встревожен и осмелился потревожить вас.
Гвидо, казалось, совершенно не слушал Незрина, в голосе которого впервые послышалось настоящее человеческое тепло. Он мягко и осторожно заговорил о жизни и работе итальянца.
— Ваши опыты по получению ЕА-12 субсидировала туринская компания «Каландра». Если не знать амбиций и нравственных устоев подобных монополий, то можно только удивляться, зачем они тратят деньги на исследования в такой далекой от их интересов сфере, как биология. Допускаю, что именно поэтому небезызвестный вам Джанни Пакони однажды порвал с вами всякие отношения. Возможно, он тоже задал себе подобный вопрос. Или просто решил, что ваши опасные открытия не могут принести никакой прибыли. Какая непростительная близорукость! Но и на старуху бывает проруха! Как проклинал себя, должно быть, Джанни, когда увидел, как жадно его главный враг набросился на добычу, которую он так глупо упустил.
— Люди не рвут со мной отношений, — сказал Гвидо. — Я сам рву с кем хочу и когда хочу.
— Из чего я могу сделать вывод, что вы сами выбрали себе хозяев. И добровольно надели новые оковы.
Распрощавшись с «Каландрой», вы почувствовали, что вновь обретенная свобода тяготит вас. И вы нашли новых патронов, имена которых не стоит здесь упоминать. Подобрав группу специалистов и ученых, среди которых собирались играть первую скрипку, вы добровольно стали главным экспертом Международного консорциума по исследованиям в области кибернетики и энергетики. Очень немногие знают о существовании этого монстра, хотя он официально зарегистрирован как организация, субсидируемая нефтяной компанией «Эгида», штаб-квартира которой находится в Милане и влияние которой в мире широко известно. Уверен, что общественность заинтересуется сообщением о той значительной финансовой помощи, которую такая солидная фирма, как «Эгида», оказывает секретным разработкам в области политической науки через посредство CIRCE. Ее директорат, несомненно, считает нынешнее положение вещей в мире главным препятствием на пути к своему Процветанию, особенно когда она действует в международном масштабе. Потому что, выходя за рамки государства, она сама создает себе законы. Любые стихийные выступления общественности создают искусственную напряженность в мире и отрицательно влияют на отлаженный ход ее операций. А для ее работы наиболее благоприятна спокойная обстановка. Ясность политических суждений, принятие серьезных крупных решений — всего этого можно достигнуть, когда слабый заинтересован в делах сильного.
