— Добрый вечер, Долорес, — здоровается со мной мужчина, привстав с кресла. — Примите мои соболезнования.
— Что произошло?
— Все очень странно, если честно, — доктор присаживается в кресло, указав мне место перед собой на стуле. — После операции и курса химиотерапии вашему брату полегчало, однако два дня назад мы обнаружили ухудшение. Состояние Адама удалось нормализовать, но сегодня приступ повторился, лекарства не помогли. Наш медбрат сидел с ним до последнего, менял капельницы, наша бригада сделала все возможное для спасения жизни. Сожалею.
Сожалею? Это все, что вы можете сказать? Все, на что способна ваша врачебная этика? Мы пытались, но что-то не удалось? Черт! Мой брат умер, а вы говорите простое «сожалею»?
И почему слеза невольно катится с щеки? Почему в голове лишь воспоминания нашего счастливого прошлого? Детства, юности и немного молодости… Он хоть и был лжецом, попадал в переделки и подверг меня опасности, но все же Адам — мой брат. Моя мужская копия. А умер от каких-то там осложнений, и даже капельницы не спасли.
Не помогли уйти от лап смерти…
«Долорес ничего не говори, иначе окажешься в числе пропавших без вести или уродливых покойников, понятно?»
Невольно вспоминаю сказанные Адамом слова. Точнее, цитату, исковерканную наигранным низким голосом. Зачем я вообще это вспомнила? Адам соврал тогда для хорошего словца, дабы обелить свой образ в моих глазах. Себастьян не способен на убийство, он же сам отправил меня на примирение к брату.
Сомневаюсь, что он приложил к этому руку, тем более с Адамом в последние минуты жизни сидел…
Так, стоп!
— Кто ему ставил капельницу?
— Как кто? Медбрат наш. Недавно устроился на работу.
— Насколько недавно? — давлю на доктора Коннора, который недоуменно глядит на меня, словно я чушь какую-то порю.
— Недели полторы назад.
Сердце постепенно начинает ускорять бег, волнение подступает к горлу, кровь отходит от лица, судя по внезапной прохладе, сковавшей меня в мгновение ока. Предупреждения Адама вдруг всплывают в голове, его доводы и доказательства вины Себастьяна в смерти родителей не дают покоя. А главное — последствия, если я узнаю обо всем, что накопал мой брат. Себастьян выяснил, что мне все известно лично от меня в том сообщении. И в последние дни был занят.
До сегодняшнего вечера.
Похоже на фильм ужасов, на какой-то чертов триллер, если бы…
— У вас стоят камеры слежения? — выпаливаю вопрос доктору.
— Да, а что?
— Хочу посмотреть последнюю запись.
Доктор Коннор поначалу оценивающе глядит меня, будто хочет угадать, не схожу ли я с ума и не стоит ли вызвать подкрепление из психиатрии, а затем поднимает трубку стационарного телефона и просит прислать запись с камер слежения за сегодняшний день.
Мы ждем недолго, минут десять максимум. В это время мужчина выясняет, какой именно момент хочу посмотреть, затем включает запись на компьютере и поворачивает экран ко мне лицом.
В нужных местах ускоряем и замедляем только на кадре, когда моему брату становится плохо и он жмет кнопку вызова медперсонала. К нему подбегает мужчина в халате и маске, уходит и возвращается через пару минут с препаратом для капельницы.
С нашего ракурса его хорошо видно — стоит почти возле камеры. И я всей душой надеюсь, что это не тот, кто мне кажется. Что не эти глаза не так давно с нежностью смотрели в мои, не его руки с едва заметным шрамом на большом пальце, который кажется бликом, нежели действительно отметиной, ставят капельницу и шприцом вводят какой-то препарат.
Это не он напоследок глядит мельком в камеру наблюдения, окончательно дав знать о себе.
Себастьян…
Адам оказался прав! Его убили. Из-за того, что он рассказал правду. Потому что я поверила не ему, а другому человеку. Любимому. Своими же руками вынесла приговор родному брату из-за собственной слепоты. Из-за неверия.
Его убили из-за меня…
— Боже мой!
Удерживаюсь за стол левой рукой, в то время как правой глушу непрекращающиеся потоки слез, рвущиеся наружу. Стараюсь не скулить, как побитая собака, осознавая жестокую реальность, не выдать лишних эмоций перед доктором Коннором.
— Все в порядке?
Нет, не все! Я только что потеряла последнего родного человека в моей жизни! Потеряла из-за собственной глупости. Тупости. Наивности. И веры в незнакомца, который выкупил меня для личных утех.
— Все хорошо, — выдаю сдавленным голосом. — Когда его можно будет забрать?
— Патологоанатомы установят причину смерти к завтрашнему дню. Можете приехать с утра.
— Спасибо вам. За все, — смотрю в теплые, немного скорбщие глаза доктора, прежде чем покинуть его кабинет. И бежать. Долго бежать по коридорам, по вагонам метро, а затем в дом Эндрю. Сегодня он выходной, а мне нужна ясная голова.
Потому что следующая после Адама я…
— Ло, на тебе лица нет. Что случилось? — с ходу спрашивает Эндрю, когда я вновь распахиваю дверь, которая ударяется о стену, и прижимаюсь к другу со слезами на глазах. Не в силах я успокоиться. Не сейчас.
— Адама убили.
— Как убили? — удивляется друг, в мгновение вздрогнув на месте. — С чего ты взяла?
— Его отравил Себастьян.
— Ты опять за свое?
— Эндрю, я видела его на камере! — выкрикиваю во всю оставшуюся силу после эмоционального распада. — Видела его глаза за пару часов до смерти брата! Он что-то вколол ему, а затем свалил! Адам был прав! Себастьян выкупил меня у брата, он убил моих родителей, а теперь и брата! Он умер из-за меня, понимаешь? Из-за меня!
Меня разрывает от слез. От накатывающей истерики. От чувства вины, которое не дает покоя и каждую секунду напоминает, какую глупость совершила всего лишь за несколько дней.
Пелена ненависти накрывает с головой. Ненависти к обстоятельствам, к ситуации, к самой себе. К человеку, вскружившему мне голову. Может, поэтому он и послал меня мириться с братом? На прощание. Знал, что я не поверю в его слова, а тот расскажет все ради моей же безопасности.
Боже…
«Беги от него, слышишь? Беги как можно дальше».
— Помоги мне сбежать, — решительно заглядываю в глаза Эндрю в поисках поддержки. Не думала, что когда-то послушаюсь брата, но сейчас другого выхода не вижу. Его просто-напросто не существует.
— Ло, успокойся. Давай подумаем обо всем на чистую голову и примем решение завтра.
— Не могу, понимаешь? Раз он добрался до Адама, значит, скоро доберется и до меня! Мне страшно, Эндрю. Он найдет меня и не оставит в покое. Ему нужна я. Помоги мне, прошу…
И, как в подтверждение моих слов, мне приходит сообщение. От него сообщение.
«Через два часа буду ждать тебя в том клубе. Наденешь платье с молнией?»
Мамочки, что же мне делать?
— Это Себастьян? — серьезным тоном спрашивает друг.
— Да.
Эндрю внимательно смотрит на сообщение, пробегается глазами несколько раз, а затем громко, даже оглушающе выдает:
— Алекс! Ты нам нужен! — кричит он, после чего блондин выбегает из туалета через пару секунд. — Одолжи Ло свою одежду.
— Зачем? — Алекс недоуменно смотрит на нас.
— Так надо, потом расскажу. Деньги за дом еще у тебя? — обращается ко мне.
— Да.
— Кинь их в рюкзак Алекса, а сверху положи самое необходимое. У тебя есть пять минут.
— Но Эндрю…
— Доверься мне, Ло.
Эндрю хватает меня за плечи и вглядывается мне в лицо своими шоколадными глазами, которые помню с самого детства. В детском саду, в начальных классах, средней школе, даже на выпускном. Помню, как именно этот человек поддерживал меня в трудную минуту, как искал выход из ситуации, когда я была не в состоянии думать о чем-то важном. И сейчас он пытается спасти жизнь, в то время как внутри у меня все перевернулось вверх дном.
— Все будет хорошо, — быстро целует в лоб. — Собирайся, у нас мало времени.
Внимательно слушаю, как друг берет все в свои руки и командует. Алекс через некоторое время скидывает повседневную куртку с капюшоном, спортивные штаны и сумку на диван. Я все подбираю и надеваю поверх своей одежды, сняв перед этим куртку.
