— Похоже на внутренность снежного шара, — задумчиво произносит Алекс.
— Ты так далеко от остального города, в Солтон-Эш. Это, должно быть, действительно причудливо и странно по сравнению с трейлерным парком.
— Так и есть. — Он хмурится, и между его бровями появляются морщинки. Кажется, он глубоко погрузился в свои мысли. Настолько глубоко, что он даже не замечает, как подъезжает внедорожник Джеки, подкатываясь к обочине у кинотеатра.
Я видела Джеки только один раз, когда она забирала Бена из моего дома. Я даже не видела ее, когда она высадила Бена у больницы, чтобы навестить Алекса после того, как его ранили, что всегда казалось странным. Я наблюдаю за ней, когда она выходит из внедорожника и открывает заднюю пассажирскую дверь для Бена, пытаясь понять, что я вижу в этой женщине. Никакой косметики вообще. Ее мышиные светлые волосы собраны сзади в небрежный хвостик, а длинный свитер-кардиган, который спускается ей до колен — недостаточно теплый для такой погоды — похоже, разваливается по швам. На ней старомодные джинсы, а на ногах угги, темная линия поднимается до лодыжек, где они намокли. Она выглядит встревоженной и настороженной, когда ведет Бена к нам, плотно обернув кардиган вокруг своего слегка пухлого тела, как будто она пытается использовать кардиган как своего рода щит против нас.
Она оставила двигатель внедорожника включенным, что говорит о многом; она не планирует оставаться здесь.
Рядом с ней Бен выглядит особенно красивым в черной куртке с выглаженной голубой рубашкой под ней.
Увидев Бена, Алекс улыбается.
— Хорошая куртка, приятель, — говорит он, стряхивая воображаемую пылинку с плеча брата. — Отлично выглядишь.
Бен сияет. Одобрение брата явно много значит для него.
— Спасибо. В магазине была одна очень классная кожаная, ну, это была не настоящая кожа, но она выглядела точно так же, как твоя. Я бы предпочел её, но мама сказала, что эта будет лучше.
Рядом со мной Алекс напрягается, как будто его только что ударило током. Его глаза вспыхивают, сверля лицо Джеки, как два лазера-близнеца. Ему не нужно объяснять свою реакцию ни мне, ни ей. Она избегает встречи с ним взглядами, суетясь над воротником Бена.
— Ну ладно, Бастер. Я вернусь за тобой в девять тридцать. Я хочу, чтобы ты был здесь, снаружи, готовый и ждущий, хорошо? Завтра рано вставать, а дорога домой займет час, так что...
— Я бы мог привезти его обратно, — ворчит Алекс.
Джеки вздыхает. Она вздыхает так, словно устала как собака и ее тошнит от дерьма Алекса. Я тут же начинаю ее ненавидеть. Я ненавижу ее за него.
— Этот Camaro — просто хлам, Алекс. Он может сломаться на полпути обратно в Беллингем. Я не хочу, чтобы мой мальчик ждал на обочине дороги в такую погоду, пока ты ждешь, когда один из твоих друзей-неудачников приедет и поможет…
У Алекса громко хрустит челюсть.
— Он не твой мальчик.
Джеки смотрит куда угодно, только не на Алекса. Она случайно встречается со мной взглядом и тут же отводит его. Затем сосредоточенно смотрит на часы.
— Ладно. Три часа, Бен. Скоро увидимся. — Она целует его в макушку, поворачивается и уходит, садится обратно во внедорожник и уезжает по Хай-стрит.
Алекс ведет себя как мастерски управляемый идеальный шторм, когда покупает билеты в кино. Мы направляемся внутрь, чтобы купить закуски в буфете кинотеатра. Бен идет в туалет, и именно тогда Алекс взрывается. Однако он не злится и не кричит. Он такой, такой тихий, что это еще больше беспокоит.
— Она не его гребаная мать, — шепчет он, ожидая за дверью туалета. — Он не ее гребаный сын. Как она смеет говорить ему, чтобы он называл ее так?
Я никак не могу успокоить его здесь, не привлекая внимания к тому факту, что он вне себя от ярости. Бен выходит из туалета, и Алекс приклеивает широкую улыбку на свое лицо, дружески подталкивая своего брата и дурачась, пока мы пробираемся к нужному залу и находим наши места внутри. Очень впечатляет, что он может так притворяться, как будто его ничто не беспокоит. Все это ради Бена. Алекс проводит с ним так мало времени, что не хочет портить нам вечер, но я знаю, как ему сейчас больно. Я все еще вижу это в его глазах, и это чертовски убивает меня.
Фильм просто ужасный. Сплошные кровь и кишки с того момента, как первые титры появляются на экране. Насилие не прекращается до тех пор, пока фильм, наконец, не заканчивается на жестокой ноте, когда психопат-серийный убийца выпрыгивает из темноты и вонзает бензопилу в шею последнему оставшемуся в живых человеку. Бен в восторге. Он делает вид, что рубит и пилит в воздухе всю дорогу из кинотеатра вниз по улице до закусочной. У нас еще есть время для молочного коктейля и жареной картошки, прежде чем Джеки вернется за Беном, так что мы сидим в кабинке и веселимся.
Алекс учит Бена макать картошку фри в шоколадный молочный коктейль, и это как включить лампочку прямо над головой ребенка. Они включают меня в свои маленькие шутки, и Бен задает много вопросов, но по большей части я просто позволяю им делать свое дело, позволяю им быть братьями, и это заставляет мое сердце болеть в груди. Алекс не должен отдавать Бена Джеки, как будто он одолжил своего брата на пару часов. Он станет отличным примером для подражания своему брату, когда наконец получит опекунство. Это так ужасно, что он сначала должен пройти через кошмар семейного суда. В залах суда все становится отвратительно. Очень гадко. А теперь все станет еще сложнее, потому что Бен вдруг зовет Джеки мамой, и она увозит его на Гавайи. Джеки очень умная. Алекс смог бы заручиться помощью своего социального работника, чтобы обосновать свое мнение в следующем году, когда придет время, но Джеки закладывает свою собственную основу.
«Он считает меня своей матерью, Ваша честь. Мне удалось взять Бена с собой в путешествие, показать ему мир. Я сумела обогатить его жизнь и дать ему опыт, которого он никогда бы не получил, Ваша честь. Что Алекс может сделать для Бена? На самом деле? Его жизнь нестабильна и непредсказуема. Я — самая безопасная ставка.»
Я ненавижу, когда играют в такие игры. Но у Алекса нет выбора. Он либо участвует, либо отказывается от всякой надежды когда-либо получить опекунство. Ему придется быть таким же коварным и манипулирующим, как Джеки, если он хочет победить в ее собственной игре. И как Бену пройти через такую войну невредимым?
— У меня есть кое-что для тебя, — робко говорит Бен, залезая в карман куртки.
Алекс смотрит вниз на маленький, беспорядочно завернутый подарок, который Бен кладет на стол и толкает к нему. Рождественская обертка, вся в танцующих эльфах.
— А это еще зачем, приятель? — спрашивает Алекс.
— Я собирался подождать, чтобы подарить его тебе на Рождество, но нас здесь не будет. Так что... мама сказала, что я должен отдать его тебе сейчас.
Алекс снова резко реагирует на это слово, мышцы его горла напрягаются, лицо бледнеет, но он не поправляет брата. Он вообще ничего не говорит. Ему удается улыбнуться Бену, болезненной, несчастной, печальной улыбкой, от которой мне хочется разрыдаться, когда он берет подарок, рассматривает его, вертит в руках.
— Это действительно круто с твоей стороны, парень, — говорит он. — Ранние рождественские подарки — это самое лучшее. Я отдам тебе твой подарок в среду, прежде чем ты уедешь, хорошо?
Голова Бена слегка опускается. Он ковыряет ногтем дно стакана с молочным коктейлем.
— Мама сказала, что я не смогу приехать в следующую среду. Она сказала, что у нас не будет времени. Но я ведь могу забрать его, когда вернусь, правда? Это будет как дополнительное Рождество, после того как закончится настоящее.
Черт. Я не могу вынести пустоты на лице Алекса.
Он прочищает горло.
— Да. Да, чувак, это звучит здорово. Но я все равно поговорю с Джеки насчет твоего приезда на следующей неделе, хорошо? Но если это не сработает, то именно так мы и сделаем. А пока я не собираюсь открывать это прямо сейчас. Я подожду, пока у нас будет наше Рождество, хорошо?
