— Меня сложно чем-то шокировать, Василиса. Я уже встречался с твоим дядей.
Я откинулась назад.
— Что? Когда?
— Мы занимаемся одним и тем же бизнесом, так что наши пути пересекались. Он действительно какой-то странный.
— Да. — Я усмехаюсь. — Большинство людей не понимают дядю Сергея, но на самом деле он просто огромный золотистый ретривер.
— Натренированный убийца, сумасшедший, золотистый ретривер.
— Это довольно точное описание. — Я скольжу ладонью по груди Рафаэля и обхватываю его член. Он уже твердый. Я приподнимаю бровь.
— Снова? Мы только что занимались сексом. Дважды.
— Ты лежишь на мне, без одежды. Чего ты ждешь? — Рафаэль обнимает меня за талию и прижимает к себе.
В воде я ощущаю, как он входит в меня, как в тот первый раз, когда мы занимались любовью.
— Жаль, что у нас нет времени снова отправиться на твоей лодке к тому месту, где живет Кракен, — говорю я, оседлав его.
Уголки губ Рафаэля слегка дрожат, но улыбка не покидает его глаз, которые, почему-то, кажутся… грустными.
— Тебя все еще беспокоят водные существа?
Я обвиваю его шею руками и прижимаюсь к его губам.
— Да, но ты ведь спасешь меня, правда?
— Всегда. От всего, — хрипит Рафаэль, вжимаясь в меня. — В том числе и от себя.
Я не успеваю спросить, что он имеет в виду, как вдруг он начинает двигаться так, словно что-то овладело им. Обычно его первые движения медленные и нежные, чтобы я привыкла к его размеру, но не сейчас. Мне это нравится.
С каждым толчком он проникает все глубже, заполняя меня полностью и заставляя стонать. Его мышцы твердые под моими ладонями, напряженные. Рафаэль настолько крупный, что это придает мне чувство безопасности, даже если вокруг нет никакой угрозы.
Хотя и не нуждаюсь в его защите, это странно, но я никогда не ощущала от него угрозы, даже в самом начале. Я прижимаюсь к шее Рафаэля, когда он овладевает мной, и смотрю в его глаза.
— Сегодня на тебе не будет ничего, кроме моей рубашки, — ворчит он, продолжая неустанно двигаться во мне, приближая меня к краю с каждым ударом, когда попадает в мою точку G.
Несмотря на то что ванна огромная, я сомневаюсь, что она предназначена для таких игр. Она качается из стороны в сторону от нашего бешеного ритма, вода переливается через край и заливает плитку.
— Ты поняла, Василиса?
— Да!
Воздух вырывается из меня короткими, прерывистыми вздохами, в то время как внутренние мышцы сжимаются вокруг его члена. В голове все начинает плыть. Исчезает. Не существует. Еще один мощный толчок, и я теряю себя. Запрокинув голову назад, я кричу от наслаждения, и в этот момент по комнате разносится рев Рафаэля, и мы оба погружаемся в экстаз.
* * *
— Серая или черная? — спрашиваю, поднимая перед собой две вешалки.
— Серая, — отвечает Рафаэль, указывая на рубашку в левой руке. Это та, в которой я была, когда он водил меня по магазинам Альбини. Его любимая.
— Могу ли я надеть под нее нижнее белье? Ты говорил только про рубашку.
— Можешь обойтись и без него. Я выгнал всех мужчин из дома. — Он открывает ящик тумбочки и начинает вытаскивать бархатные коробочки с драгоценностями. Через минуту он подходит ко мне с ожерельем из бриллиантов и золота. — Наденешь его сегодня для меня?
Я улыбаюсь и поворачиваюсь к зеркалу.
Рафаэль подходит сзади и откидывает мои волосы.
— Откуда у тебя этот шрам? — спрашивает он, надевая ожерелье на мою шею.
— Какой шрам?
— Вот этот маленький. — Его палец скользит по коже под моей лопаткой.
Мне нужно несколько мгновений, чтобы осознать, о чем он говорит.
— На самом деле я не помню. Знаю только то, что рассказала мама.
— Что произошло?
— Я была в торговом центре с родителями. Мама собиралась купить платье для какого-то события. Видимо, я ускользнула от них и побежала к ювелирному магазину, потому что мне нравилось смотреть на хрустальные розы и другие блестящие вещи в витрине.
Рафаэль замер с пальцем на моей спине.
— В магазине произошел взрыв, — продолжаю я. — Какой-то парень схватил меня прямо перед этим. Он спас мне жизнь.
— Сколько тебе было лет? — спрашивает Рафаэль, продолжая гладить мою кожу. Его голос звучит странно, натянуто.
— Мне было три. Мы так и не узнали, что стало с тем, кто меня спас. Папа пытался его найти, когда все утихло, но безуспешно. Его отвезли не в ту больницу, куда мы попали, а потом он просто исчез. Папа знал только, что он албанец.
— Да? — Рафаэль прижимает губы к шраму и продолжает его гладить.
— Да, у него была албанская татуировка. Папа ее узнал. — Я поворачиваюсь к нему лицом. Волосы Рафаэля мокрые, некоторые пряди упали на лоб. Поднимаю руку, чтобы убрать их, но пальцы тянутся к его лицу, обводя резкие контуры. — Хотела бы я знать, кто он, — шепчу я.
Глаза Рафаэля слегка дрожат в уголках.
— Почему?
— Я обязана ему жизнью. В моем родном крае это самый большой долг. — Я улыбаюсь. — Ты как никто другой должен понимать важность долгов, Рафаэль.
Он проводит костяшками пальцев по моему подбородку.
— Это просто судьба. Правильное время, правильное место. Твой албанец, вероятно, давно забыл об этом. У тебя нет перед ним долга. — Он берет меня за подбородок и наклоняют голову для поцелуя. — Были ли у тебя еще раны?
— Нет. Только один порез. Все говорили, что я чудом спаслась.
— Хорошо. — Рафаэль кивает и притягивает меня ближе. — Может, теперь я попробую вызвать у тебя еще одну «нормальную физическую реакцию»?
Рафаэль
— Сейчас два часа ночи, черт возьми, — ворчит Гвидо, усаживаясь в шезлонг рядом со мной. — Я думал, ты уже спишь.
— Не могу уснуть, — отвечаю, глядя на темный горизонт и делая глоток вина.
— Стоит попытаться, потому что в ближайшие дни у нас может не быть такой возможности. Я получил сообщение, что Калоджеро тайно собирает своих людей. — Он наклоняется вперед, упираясь локтями в колени, и тяжело вздыхает. — Я надеялся, что до этого не дойдет.
— Мы знали, что Калоджеро будет мстить после того, как мы разрушили его бизнес. Он попытается ударить по нам так, чтобы остальные члены семьи не узнали. Десять, максимум пятнадцать человек, которые будут молчать.
— Ты собираешься его убить?
— Да.
— Другие члены коза ностра казнят тебя, Рафаэль. Ты не можешь убить дона и остаться безнаказанным!
— Уверен, что уже делал нечто подобное.
— Это было другое! Никто, кроме Калоджеро, не знал, что именно ты расправился с Манкузо.
— Лояльность и уважение — основополагающие принципы коза ностра, Гвидо. Если член организации нарушает свое слово, он теряет лицо и уважение. Но если это делает дон, это затрагивает всю семью. Ущерб для их репутации будет колоссальным. Я уже говорил со стариком Бьяджи и выразил серьезную озабоченность, как семья отреагирует на своего лидера, когда узнает, что он нарушил данное мне слово. Мы пришли к выводу, что для всех — и для меня, и для сицилийской коза ностра — будет лучше, если этот позор не станет известен.
— Что это значит?
— Это значит, что если я решу облегчить дону жизнь, семья закроет на это глаза. Так что, как видишь, любую проблему можно решить, если знать, на какие кнопки нажимать.
— Он наш крестный отец, Рафаэль.
— И это единственная причина, по которой я позволил ему жить так долго, — отвечаю я, опустошая бокал с вином. — Но его время истекло.
— Рафаэль…
— Я звонил ему. Примерно через месяц после нашего приезда в Штаты. Я умолял нашего дорогого крестного отца взять тебя под свою защиту. — Я замечаю шок на лице Гвидо. — Он отказался.
— Почему ты так поступил?
— Потому что боялся, что ты умрешь с голоду, если останешься со мной.
— Я не знал, что все было так плохо.
— Это действительно так. Но мне удалось найти способ вытащить нас из той ситуации.
— Присягнув на верность албанскому клану. Ты сделал это ради меня.
Я ставлю бокал на стол и смотрю на пару скрещенных кинжалов со змеей, обвившейся вокруг лезвий, которые татуированы на внутренней стороне моего левого предплечья. Эта татуировка окружена другими изображениями, поэтому уже не так заметна, как раньше. Тем не менее тот, кто знаком с темными сторонами жизни, поймет, что она символизирует.
