Замечаю, что Вера дрожит и придерживает живот ладонями. Ее все еще мутит, цвет лица не просто бледный, а зеленоватый.
Подхватываю мою ласковую и сильную под руку, даю знать стражам порядка, что справлюсь сам, и веду ее отсюда подальше. Домой. Чтобы сделать своей женой, матерью наших детей и голосом группы. Только так, не иначе.
В коридоре суматошно, шумно, душно.
Мы молча и медленно идем с Верой к выходу и попадаем в широкий холл. Егор держится рядом, не отходит ни на шаг, но толпа, качнувшись, оттесняет нас к стене, а охранника оставляет немного позади. Я не дышу, булавка не дышит. Только взгляд разорвать не можем, будто прикипели друг к другу. Как же я ее немыслимо люблю, не могу без нее. Вот хоть режьте, не отпущу больше никогда.
Слева несколько мордоворотов в формах ведут покорного и притихшего Марьяна. Они направляются в боковой коридор, откуда часа три назад вывели мою Веронику. Руки чешутся удавить ублюдка на месте, но я понимаю, что уже все кончено – он пожизненно будет сидеть, тварь такая. Его там научат покорности, пусть не сомневается. Улыбается, сука, растягивает губы и сверкает идеально-белыми зубами. Меня слегка дергает от этого, а Вера, застыв, не спускает с него распахнутых серых глаз. И я читаю в глубине радужек такие же эмоции, как и у меня.
Из толпы людей навстречу вылетает Ирина. В глазах ярость и злость, но мы отвлечены и не сразу ее замечаем.
Она вытягивает из сумочки пистолет и, направляя в нас, нажимает курок. Нет времени осознать, подумать, что происходит. Я резко поворачиваюсь спиной и закрываю Веру собой. Егор молнией бросается вперед и сбивает суку с ног.
Но горячая пика уже вошла в спину: меня выгибает, кровь вылетает из раны пучком и растекается тонкими ленточками на бледном любимом лице. Вера кричит, срывая голос.
Ноги подкашиваются, припадаю на колено, но не разрываю рукопожатие с булавкой и улыбаюсь подоспевшему Дане.
– А говорил, что слюнтяй, – подмигиваю другу и съезжаю на пол, теряя силы. Боль рвет кожу, и горячая река течет по спине и смачивает рубашку и пиджак.
– Псих ты, а не слюнтяй, – бросает Даня и кричит в сторону: – Скорую! Быстрее!
Подо мной растекается лужа крови, а рядом причитает заплаканная Вера. Что она говорит, я не слышу из-за шума в ушах. По губам читаю: «Люблю» и понимаю, что этот миг – мой пик. Будто я всю жизнь карабкался на гору и, наконец, достиг вершины.
На фоне слышится возня, вопли людей, еще выстрелы, а потом возглас Марьяна, что впивается в память, будто игла:
– Я с того света доберусь до вас, суки…
Эпилог
Конец января
Я отказывалась надевать белое платье, но Настя настояла. Чудакова-Гроза сказала, что у каждой женщины должна быть нормальная, правильная свадьба. И сейчас длинный шлейф волочится за мной, как хвост, а мой бледный цвет кожи сильнее выделяет атласная ткань.
В руках букет каких-то модных цветов, что дурно пахнут, на шее тяжелое украшение, что сводит с ума и душит, а в сердце колотун и тряска. Так непривычно, так странно быть невестой, которая ни разу не призналась жениху в своих чувствах.
Я просто сказала «Да», на вопрос «Станешь моей женой?». Как я могла отказать, если Игорь лежал на каталке в машине скорой помощи, а я думала, что его потеряю?
Вру, конечно, я бы ни за что не отказала ему…
Потому что люблю.
Хочу с ним быть. Не могу без него быть.
Поняла, когда могла потерять, когда он закрыл меня собой, а мне в лицо брызнула его кровь, и над плечом просвистела пуля. Я думала, что вместе с ним вынимается из груди мое сердце. Он падал, а я кричала, что люблю, чтобы не умирал, не оставлял меня. Но он не слышал. Пришел в себя через несколько минут, но ни слова не сказал о моем признании, а я повторить боялась.
Непривычно любить, когда не умеешь.
Пуля попала в плечо, навылет, чудом не задела меня, только блузку разорвала возле шеи. Если бы не Игорь, меня бы уже похоронили и забыли, потому, когда он заявил, что свадьба будет сразу, как только он выйдет из больницы, я не сопротивлялась. А Гроза встал с постели на третий день. Сумасшедший. Сказал, что никакая дырка в плече не помешает ему стать моим мужем.
К алтарю меня ведет Саша. Довольный, улыбающийся, будто не брат женится, а он. Хотя я знаю, почему он такой радостный – мы договорились в следующем месяце крестины отпраздновать, чтобы я от своего данного слова не отмахнулась. Куда теперь я без Гроз, если вросла в эту семью по самую душу?
Когда встречаюсь взглядом с Игорем, подтянутым, как солдат, в черном костюме, белоснежной рубашке, что оттеняет его темные волосы. Под одеждой, я знаю, прячутся бинты. Вспыхиваю румянцем, потому что представляю, как стащу с него эти тряпки чуть позже и буду целовать каждый дюйм его кожи, а Гроза старший говорит на ушко:
– Брат действует на тебя, как лучшее лекарство. Даже бледность мигом ушла, и в глазах серебро появилось.
– Саш, – сжимаю руку на его локте. – Не смеши, а то мое ожерелье сейчас лишит меня воздуха, и я испорчу всем праздник обмороком.
– Как-то часто они у тебя случаются, Вера-Ника, – Гроза Старший подозрительно щурится, но я давно знаю, что сказка с кучей ребятишек не про нас с Игорем, но сейчас не хочу об этом думать. – О, зачем такую тяжесть на тебя нацепили? – Саша косится на декольте, но тут же отворачивается. – Но лучше я туда смотреть не буду, а то брат мне шею свернет, вон, как глазками стреляет.
– Саш, а Максим крещеный?
– Скорее всего, нет. Мы как-то об этом не думали, – Гроза Старший вдруг притормаживает и всматривается в мое лицо. – Вера, это то, о чем я думаю?
– Можно я стану крестной мамой и ему тоже? – волнуюсь, но для меня это очень важно, ведь мальчик мне почти как сын. Я столько лет его искала, ради него жила, ради этой крохи держалась все время. Именно он спас меня. Это не я сильная, у меня просто была хорошая мотивация.
– Ох, – и Сашка вдруг лезет обниматься, несмотря на то, что мы почти дошли до нужной точки. – Да, Вера, да, – он отстраняется и снова обнимает, выдавливая из меня почти весь воздух.
– Брат, что за прилив нежности? – возмущается меньший с улыбкой.
Саша, смахивает невидимую слезу и переключается на Игоря.
– Я тебя прибью, если ты Веру обидишь, – и передает меня в руки любимому.
– Никогда. Ни за что. Клянусь, – говорит шепотом Игорь, сплетая наши пальцы, и мы поворачиваемся к столу регистраций.
Клятва – не просто слова. Это обещание самому себе не отклоняться от заданного вектора.
Слова – не просто набор символов. Это связь букв, что сочетанием и звуком наполняют мир смыслом.
Надежда – не просто вера в лучшее. Это смелый взгляд вперед, даже когда стоишь на краю пропасти.
Любовь – не просто чувство. Это сила, что способна изменить человека до неузнаваемости.
Дать ему шанс.
Все это важно, если вы находите в глазах любимого или любимой глубокий смысл. Когда прикосновения лечат, а дыхание, одно на двоих, наполняет легкие, чтобы сказать:
– Да.
Через несколько дней
– Что это за место, Игорь?
– Спокойно, булавка, запасись терпением, – хитро улыбается Вульф. – Ты у меня уже раз десять спросила, – он крепко держит меня за руку и ведет по светлому коридору. Сквозь высокие окна вижу на улице ребятишек в разноцветных курточках. – Прежде чем мы поедем отдыхать, хочу, чтобы ты поверила в чудо, – муж открывает дверь в холл.
Мы проходим вглубь, затем минуем еще один коридор и попадаем на заснеженную детскую площадку.
Малышня галдит, перебрасывается белыми комками, лепит огромного снеговика, катается на невысокой горке.
– Игорь? – приподнимаю бровь и пытаюсь понять, что он от меня хочет через три дня после свадьбы? Ребенка усыновить? Не рано ли? Да и я пока не готова, совсем ослабла после нервных потрясений, тюрьмы, суда и свадьбы.
– Мы просто погуляем с ними, и все. Ничего особенного. Ни к чему не обязывает.
– Ты же знаешь, что я устала… – замолкаю, когда с горки съезжает маленькая девочка лет пяти-шести. Золотые кудри выглядывают спиральками из-под темной шапки, отчего девчонка похожа на подсолнух, а малиновая куртка мелькает среди ребятни ярким пятном.
