Когда я впервые встретила Алекса, я, естественно, очень беспокоилась о том, как мой отец собирается принять сильно татуированного, ездящего на мотоцикле плохого мальчика, вторгающегося в мою жизнь и претендующего на каждый момент моего бодрствования. Оказывается, я должна была больше волноваться о том, что папа украдет у меня Алекса. У них даже, кажется, есть свои собственные секреты и личные шутки, все они замаскированы под коварные издевки.
В среду после Дня Благодарения Алекс удивляет меня, прокрадываясь в душ в моей ванной комнате... пока я там нахожусь. Он жестко трахает меня, прижав к кафелю, его рука твердая и требовательная, рот горячий и влажный на моей коже, и когда он кончает, он ревет так громко, что папа хлопает входной дверью и выходит из дома.
Алекс неохотно говорит, что после этого ему придется вернуться в трейлер. У него рабочие смены в баре и есть другие таинственные вещи, о которых он должен позаботиться в течение следующих двух дней, которые будут монополизировать большую часть его времени. Он не говорит мне, что он задумал, но кажется взволнованным. Напряженным. Мне кажется, что наступил конец света, когда я целую его на пороге дома, дуясь, потому что не смогу увидеть его еще три дня.
Он смеется над моим надутыми губами и чрезмерно жалуется, но именно он изо всех сил пытается отпустить мою руку, когда уходит по подъездной дорожке.
Папа делает мне одолжение и не упоминает тот факт, что он определенно слышал, как мы занимались сексом, когда приходит домой. Он также ничего не говорит о том, что Алекс пропал. Два дня спустя, в пятницу вечером, он стоит в дверях моей спальни с тяжелой черной сумкой в руке и немного мрачным лицом.
— Мне надо ненадолго выйти, малышка, — говорит он, прислоняясь к дверному косяку. — Я заказал для тебя немного китайской еды. Курицу в апельсиновом соусе. Будет здесь примерно через полчаса. Наверное, я вернусь очень поздно. Не нужно ждать меня.
Я засовываю листок бумаги внутрь книги, которую читаю, отмечая место на котором остановилась, а затем откладываю её, подозрительно глядя на него. Черные джинсы. Черная футболка. Черная куртка.
— Боже, папа, — стону я. — Пожалуйста, скажи мне, что ты не собираешься одеваться как Алекс. Это здорово, что вы, ребята, сблизились и все такое, но это немного смешно, тебе не кажется?
Глаза отца расширяются, голова склоняется набок.
— Я не могу поверить, что мой собственный ребенок может быть таким зловредным, — театрально говорит он. — Самое последнее, что я когда-либо сделаю, это буду подражать твоему задумчивому, сварливому парню. Черный — это классический образ, Сильвер. Ты никогда не ошибешься с черным цветом. Особенно если речь идет о тайных встречах.
— Нет! Папа! Ты идешь на свидание?
— Нет-нет. Боже, нет. Не бери в голову. Наверное, мне не следовало этого говорить. Мне нужно идти, иначе я опоздаю. Не забудь прислушаться к дверному звонку, ладно?
— Папа?
Он уже повернулся, чтобы уйти, бросая мне через плечо свои слова, когда выходил обратно на лестничную площадку, но в ту же секунду, как я произнесла его имя, он остановился.
— Ммм?
— А что это за сумка?
— А?
— Сумка. Та черная, что ты держишь в руке. Что в ней?
Папа запинается, глядя вниз на оскорбительное изделие, которую он действительно все еще держит в руке.
— Э-э-э, просто... книги! Просто несколько старых архитектурных книг, которые я возвращаю своему другу.
Я прищуриваюсь.
— Ты что, лжешь мне, пап?
Он без колебаний кивает.
— Да. Но я не горжусь этим. Надеясь, что мы сможем двигаться дальше, и это не будет иметь никакого значения. У меня есть сумка, и в ней есть несколько предметов, о которых я предпочитаю не говорить тебе. Боюсь, это всё, малышка.
— Это ведь не секс-игрушки, правда? Ох, папа, ты идешь на свидание!
— Нет! Нет, эй, подожди. А что плохого в том, если я иду на свидание?
Я беру свою книгу и открываю ее.
— Ну, для начала у тебя такой вид, будто ты собираешься совершить кражу со взломом. А потом еще эти странные волосы на лице, которые ты все еще культивируешь. Если ты в ближайшее время планируешь попробовать романтические отношения с новыми перспективами, тебе, вероятно, следует позволить мне отвезти тебя по магазинам…
Я поднимаю глаза от книги; дверь в мою спальню пуста. Одно упоминание о покупках всегда заставляло моего отца бежать в противоположном направлении так быстро, как только он мог. Но я думаю, что вся эта беготня с Алексом на этой неделе окупается. Побеги старика стали гораздо быстрее.
Глава 24.
Алекс
— Она сказала, что у меня такой вид, будто я собираюсь совершить кражу со взломом, черт возьми.
Я стискиваю зубы и натягиваю капюшон, чтобы защититься от холода. Мы планировали в течение нескольких дней, продумывали непредвиденные ситуации на случай, если что-то случится, организовывали места встреч на случай, если мы разойдемся, и казалось, что наши спины прикрыты. Однако Кэмерон не перестает волноваться с тех пор, как приехал сюда пятнадцать минут назад, и я уже пытаюсь придумать способ заставить его остаться в этой гребаной машине. Последнее, что нам нужно, это чтобы он слетел с катушек посреди всего этого и сорвал наше прикрытие.
— То, что она сказала, что вы так выглядите, еще не значит, что она знала, что вы именно так и поступите. Все в полном порядке. Послушайте, если вы хотите вернуться домой…
— Ни за что. Просто передай мне фонарик. Я никуда не собираюсь уходить. Господи, по крайней мере, если я буду здесь и нас поймают, это будет выглядеть более правдоподобно. Кто поверит, что ты просто проезжал по соседству и случайно оказался в домике у бассейна Калеба Уивинга?
— Я не понимаю, как ваше присутствие придает нам доверия, — возражаю я. — А какое блестящее оправдание вы придумали бы тому, что мы оказались в домике у бассейна Калеба Уивинга?
Он ворчит себе под нос.
— Я уважаемый член общества. Черт возьми, я же проектировал дом мэра. Я состою в градостроительном комитете. Я уверен, что все, что я придумал, было бы более правдоподобно, чем: «Я заблудился, и дверь была открыта.»
— Ладно, ботаник-всезнайка. Почему бы вам не поработать над этим у себя в голове, пока я не придумаю, как нам обойти дом сбоку, не зажигая огней по периметру?
Резиденция Уивингов — это чудовищное, отвратительное зрелище богатства и власти, представленное в самой яркой манере, какую только можно себе представить. Кэм притворился, что его стошнило, когда я заглушил двигатель Шевроле Импала, которую мне одолжил Монти.
— Кто вообще пытается сочетать барочные фасады с оконными рамами в стиле ар-деко? — пробормотал он.
Меня же больше оскорбило то, что это место было выкрашено в бледно-розовый цвет жвачки и торчало среди скопления деревьев, как большой палец, который получил удар молотком. Самый уродливый, самый дорогой дом, который я когда-либо видел. Дом Леона Уикмана, вероятно, был почти таким же дорогим, но то здание было спроектировано с изяществом, сочеталось с пониманием и признанием природы. Раскинувшаяся усадьба Уивингов — это просто гребаный беспорядок.
— Где-то рядом с этим деревом должна быть сетевая коробка, — говорит Кэм, указывая пальцем. — Прямо под этим окном тоже есть электрическая коробка. Видишь её? Мы не хотим перерезать не ту проводку. Будет подозрительно, если кто-то наткнется на нее. Мы можем просто…
Я выхожу из машины, следя за тем, чтобы дверь за мной не хлопнула. Я не могу просто сидеть и слушать. У меня больше нет сил просто так сидеть. Я уже достаточно долго ждал. Когда Монти сказал, что у меня есть пять дней, чтобы прийти и отколоть свой фунт плоти от тела Джейкоба Уивинга, прежде чем придут копы и увезут его, я сделал то, что считал правильным. Я сразу же отклонил это предложение. Если справедливость наконец восторжествует, то мое появление посреди ночи, чтобы причинить боль этому ублюдку, будет чистой, неподдельной, эгоистичной местью. Это решение застряло у меня как кость в горле. Отступиться для меня было похоже на упущенную возможность посеять хаос в жизни этого ублюдка, но я также почувствовал… даже не знаю, что я повзрослел. Стал лучшим человеком или типа того. А потом он взял и попытался затащить ее в раздевалку для мальчиков, как будто думал, что все еще может делать все, что ему захочется, и выйти сухим из воды, несмотря на то, что теперь в жизни Сильвер есть я, и это? Это изменило мою точку зрения. Этот наглый, дерьмовый поступок так быстро заставил меня изменить мое мнение, что я чуть не получил гребаную хлыстовую травму. Я не могу сдержаться, когда вижу эти синяки на ее шее. У меня больше нет выбора.
