— Твою мать! — срываюсь, потому что девочка упирается мне в грудь и пытается оттолкнуть. — Расслабься! Хватит изображать невинность! Мне понравилось, но это уже перебор! Дальше делаешь всё, что я говорю! — рычу ей в губы, собираю в ладонь колготки на бедре и под ее вскрик разрываю с треском капрон.
— Не надо… подожди… — задыхаясь, шепчет она.
— Заткнись! — дергаю ее за волосы, открывая шею.
Целую нежную кожу, всасываю, веду кончиками языка ниже, а потом понимаю, что мне нравится ломать ее сопротивление. Меня это заводит ещё больше. Возбуждение зашкаливает. Член наливается кровью и пульсирует, требуя разрядки, иначе меня разорвет от долгого воздержания.
ГЛАВА 5
Алиса
Этой ночью я поняла смысл фразы «бойтесь своих желаний». Я хотела Идола — я его получила. Он касался меня, ласкал очень откровенно, целовал, но делал это жадно, грубо, необузданно. Его прикосновения не были похожи на ласки Адама. Ничего схожего, они как с разных планет. Мне нравится близость с Богданом, я просто задыхаюсь от того, что его стало так много в моей жизни, и одновременно мне страшно от его агрессивной настойчивости.
Он жадно целует в шею, сжимая до боли бедро. И в этот момент я действительно чувствую себя ребёнком. Богдан взрослый мужчина, и я прекрасно понимаю, что ему нужно, но все происходит слишком быстро. Мне и больно, и страшно, и сладко рядом с ним. Наверное, нужно сказать, что я девственница, но я не могу произнести это вслух, я задыхаюсь от его близости. Он целует меня, прикасается, и уже неважно, как он это делает, главное — я прикоснулась к мечте.
Богдан отстраняется, и я тут же сжимаю ноги. Он снимает с себя футболку и отшвыривает ее на кресло. На его теле несколько синяков, и мне хочется провести по ним пальцами. Ему, наверное, больно. Но жалость к этому мужчине очень быстро пропадает. Он хватает подол моего платья и, сняв его с меня, отшвыривает к своим вещам. Боже, я трусиха. Это всего лишь девственность, и в моих мечтах именно мой Идол делал меня настоящей женщиной. А сейчас мне страшно и хочется сбежать. Все не так, как я фантазировала. Все совсем не так.
— Расслабься, я сказал! — рявкает он, смотря на меня горящими глазами.
Богдан ловко расстегивает мой бюстгальтер, срывает его с меня, и именно в этот момент мне становится холодно. Кожа покрывается мурашками, тело пробирает дрожь. Закрываю грудь руками, но Богдан откидывает их, и накрывает ее большими ладонями. Сжимает — больно. Совсем неприятно. Хочется домой к маме. Но я словно впадаю в ступор, понимая, что это случится, невзирая на мое нежелание. Закрываю глаза, когда Богдан цепляет мои трусики и медленно тянет их вниз, начиная глубоко дышать. Я обнаженная и открытая перед ним, боюсь распахнуть веки и посмотреть в глаза. «Пусть это случится», — повторяю про себя и зажмуриваюсь, когда чувствую, как его рука накрывает лобок. Вздрагиваю, когда наглые пальцы раскрывают складки и немного входят в меня. Мне не больно, скорее, неприятно и непривычно, и я с замиранием сердца жду, что будет дальше.
— Какая тугая, — его голос меняется и становится сиплым, будто Богдан простыл.
Он продолжает растягивать меня, добавляя второй палец. Всхлипываю, потому что немного больно. Богдан накидывается на мою грудь, всасывая и покусывая чувствительные соски. По телу проносится волна жара, и я паникую, потому что не испытываю ничего общего с удовольствием. Он опять отстраняется от меня и вынимает пальцы.
— Открой глаза! — тон приказной, и я слушаюсь.
Богдан подносит пальцы к моим губам и размазывает влагу. А мне хочется сжаться и закрыться. Набираю в грудь побольше воздуха, чтобы сказать, что я боюсь, но Богдан целует меня, слизывая мою влагу, и снова отстраняется, вынимая из кармана презерватив.
— Согни одну ногу в колене и поставь ее на комод! — снова приказывает, словно я дрессированная зверушка.
А главное — я не понимаю, что от меня требуют. Сглатываю, когда вижу, как мой Идол расстегивает ширинку, осматривая меня, словно хочет съесть. Опять зажмуриваюсь и сжимаю ноги, слыша шуршание упаковки. Проходит всего минута, и Богдан хватает меня за ногу, сгибает ее в колене и ставит на комод. Его член вжимается в лоно, и меня накрывает настоящей паникой. Он хватает меня за волосы, удерживает и прислоняется щекой к моей щеке.
— Можешь сопротивляться, меня заводит эта игра, — хрипло усмехается мне в ухо, обхватывает бедро, дёргает на себя и…
— А-а-а-а! — кричу от резкой пронзительной боли.
Кажется, в меня вонзили раскаленное железо. Очень больно. Распахиваю глаза, задыхаясь в немом крике и впиваю ногти в его плечи. Хватаю воздух, как рыба, чувствуя, как меня разрывает изнутри. Не могу вымолвить ни слова, ощущая, как из глаз потоком брызжут слезы. Мамочка! Почему так больно? Мне рассказывали, что это не так…
Боль сковывает, мы замираем. Богдан тоже не шевелится, лишь ещё сильнее сжимает мои волосы на затылке и отрывает от своей щеки. Я понимаю, что он видит поток моих слез из-под закрытых век, но остановить истерику не могу. Боль жаром отдает в живот и ноги, и я закусываю губы.
— Твою мать! Кукла! — яростно рычит мне в лицо, словно я в чём-то виновата. Может, в этом и есть моя вина, только я уже не способна анализировать. — Какого хрена ты не сказала, что целка?! — кричит мне в лицо. Как отвратительно звучит слово «целка». — Откуда ты вообще такая взялась?! — и все равно толкается в меня ещё глубже, грубо удерживая за бедро, не позволяя отстраниться. Молчу, пытаясь дышать и перетерпеть боль. — Сука! — последнее, что я разбираю.
Дальше все происходит словно в тумане. Я чувствую только жжение и его сильные толчки, все глубже и глубже. Кажется, что это никогда не закончится. Не выдерживаю, утыкаюсь Богдану в плечо и кусаю его. Раньше я представляла себе секс как что-то прекрасное, самое лучшее, что может произойти. А сейчас поняла, что это все ложь! Это невыносимо! Но я терплю, пытаясь выдержать и не рыдать в голос от каждого его сильного точка. Богдан ещё что-то рычит, как животное, но я совсем его не понимаю. Я расцарапала его плечи в кровь и прокусила плечо, но это его не остановило. Мне рассказывали, что больно только поначалу, а потом боль стихает. Со мной, видимо, что-то не так. Боль не стихает, а нарастает с каждым его движением, кажется, меня разрывает изнутри.
И вот когда я думаю, что больше не выдержу и громко всхлипываю от сокрушительных толчков, Богдан замирает глубоко внутри меня, содрогается и стонет на выдохе в мои волосы.
— Прости, куколка, невозможно было остановиться. Ты слишком сладкая, — шепчет в мои волосы, пытаясь восстановить дыхание. Его слова сейчас как издевательство. — Мне крышу сорвало, когда я понял, что ты настоящая, а не играешь.
Все, что я сейчас хочу — чтобы он вышел из меня, прекратив делать мне больно. Я вся в холодном поту, меня трясет, как в лихорадке. Поднимаю голову, но сквозь слезы ничего не вижу. Нахожу в себе силы, упираюсь в его сильную грудь и отталкиваю. Он отшатывается, словно пьяный, ловит мой подбородок и заставляет смотреть в глаза. Осматриваю его даже сейчас такого красивого, такого мужественного и понимаю, что несмотря на то, что он причинил мне боль, он все равно остаётся моим Идолом. И ненавижу себя за это. Я жалкая наивная дура, которую только что унизили, воспользовавшись, как вещью. Но мне не в чем его обвинить. Никто не тащил меня насильно на бой и никто не заставлял меня ехать в клуб с взрослым мужчиной. Обвинять стоит только себя…
