Машина останавливается около моего подъезда, а я, словно заторможенная, пялюсь в окно и не выхожу. Водитель меня не торопит, курит и терпеливо ждёт. Поднимаю глаза на второй этаж и вижу, что в кухне горит свет. Жакет так и остался в огромном зале, где проходил бой, колготок нет, а на улице дождь. Но разве это имеет значение?
— Нет, — сама себе отвечаю вслух.
— Что? — спрашивает водитель, посматривает на меня в зеркало, как на ненормальную.
— Ничего, — спокойно отвечаю, хватаю сумку и выхожу под дождь.
До двери всего несколько шагов, если пробежаться, можно не промокнуть. Но я останавливаюсь, пытаясь почувствовать холод. Любовь не такая красивая, как всем кажется. Она жестокая циничная тварь. Я точно знаю, что меня любит Адам, он в рот мне заглядывает и будет целовать ноги, если я попрошу, но я его не люблю. Я помешана на бесчувственном демоне, которому плевать на меня. Смешно? Любовь ещё та шутница.
Волосы и платье промокли, но холода я так и не почувствовала. Я захожу в подъезд, поднимаюсь на свой этаж, долго не могу найти ключи, перерывая содержимое сумки. Щелчок замка, и дверь распахивается — мама смотрит на меня заплаканными глазами. Она хватает меня за платье и силой втягивает в квартиру, закрывая дверь.
— Ты где была?! — кричит мне в лицо. — Почему не отвечала на звонки?! — а я не знаю, почему не отвечала. Вынимаю из сумки телефон и понимаю, что он разряжен, но я этого даже не заметила. — Отвечай на вопросы! — мама нервно трясет меня за плечи, требуя ответов. — Я обзвонила всех твоих подруг, отец ездит по городу в поисках тебя! — от мамы пахнет корвалолом. Она очень переживала, она задает ещё кучу вопросов, только я ни на один не могу ответить. Что я должна сказать? «Меня, дуру, лишил девственности взрослый мужчина и вышвырнул. И он не виноват, это я сама напросилась»? Хочется соврать, придумать какую-нибудь правдоподобную историю, но в голову ничего не приходит. Поэтому я молчу и смотрю в стену.
— Алиса! — кричит мама и даёт пощечину.
Мне не больно, но щеку очень жжёт. Прислоняю ладонь к лицу, и мы обе застываем. Я отталкиваюсь от двери, обхожу маму и иду в ванную. Запираюсь, срываю с себя одежду, слыша, как мама звонит отцу. Мои родители не живут вместе, они уже пять лет в разводе, но хорошо общаются. И я молю бога, чтобы папа не приехал и не устроил мне допрос. Я не смогу ответить ни на один вопрос.
Включаю душ, встаю под теплые струи воды и только тогда чувствую, что между ног еще саднит. Беру мочалку, выдавливаю на нее много геля для душа и начинаю себя мылить. Хочу отмыться от этого гадкого чувства использованной. Встаю под воду, закрываю глаза и вижу ЕГО. Кажется, я до сих пор чувствую его прикосновения. Их невозможно смыть, они въелись в кожу.
Мылась я очень долго, до покраснения кожи, но отмыться не удалось… Живот болит и немного тянет. И я не знаю, нормально это или нет. Плакать по-прежнему не хотелось. Хотелось шагнуть с отвесной скалы и вместе с птицами полететь, только не вверх, а вниз. Людей убивает не прыжок в бездну, а приземление, и чем жестче оно, тем фатальнее.
* * *
Прошло два месяца, и ничего не изменилось — я осталась все той же наивной дурой. Я не удалила с компьютера и телефона его фото и видео, я продолжала дружить с Надей и пить чай с его мамой. Мало того — я хотела его видеть и разными путями выспрашивала у Нади о Богдане. Я даже тайком, пока подруга была в туалете, переписала его номер телефона. Я по-прежнему ему поклонялась. Мне очень хотелось, чтобы он нашел меня сам. Ведь теперь он знает о моем существовании. В наивных мечтах мой Идол искал со мной встреч и просил его простить. И я, конечно, прощала, рисуя себе разные сценарии нашего будущего. И ведь я, наверное, должна была возненавидеть Богдана, вычеркнуть раз и навсегда из своей жизни. Но я ненавидела себя за то, что позволила этому случиться. Он принял меня за шлюху, заплатил мне денег. Я не взяла их, но все же…
Иногда я смотрела на себя в зеркало и мысленно ругала. Я понимала, что это все ненормально, но ничего с собой поделать не могла. Я так и осталась глупой наивной дурой, и это уже диагноз. Я все равно его люблю! Звонила Богдану несколько раз. Сказать мне было нечего, я просто молчала в трубку, слушая его голос.
Я заболела. Что-то с пищеварением. Меня стало тошнить по утрам. Бывало, не могла проехать и пары остановок до института, выбегала из автобуса и исторгла содержимое желудка. Днём мне становилось хорошо, словно и ничего не было. Но каждое утро повторялось то же самое. Мама ругала меня за кофе на голодный желудок, за плохое питание и быстрые перекусы, сетуя на то, что я заработала гастрит.
В один из дней, когда она почти насильно накормила меня завтраком, я тут же выплюнула его, побледнев и шатаясь от головокружения, и мама насильно утащила меня в поликлинику.
Терапевт записал меня к гастроэнтерологу, выписал таблетки от тошноты и направил на сдачу анализов. Поликлиники я не любила, поэтому результаты анализов поехала забирать мама, а я осталась дома заедать тошноту таблетками. Через какое-то время мне стало легче, проснулся зверский аппетит, словно я долго голодала.
Мама пришла, когда я с удовольствием уплетала тосты с сыром и ветчиной, запивая все чаем с вареньем. Она молча прошла в кухню, села напротив и долго смотрела на то, как я ем.
— Что, все так плохо? — спрашиваю я, потому что на ней нет лица. — Я чем-то больна? — Аппетит пропадает, поскольку мама бледнеет. Мне тоже становится не по себе. — Мам, не молчи!
— Когда у тебя последний раз была менструация? — почти мертвым голосом спрашивает она, встаёт со стула, наливает себе стакан воды и залпом его выпивает.
— Что? Причем здесь это? — я еще ничего не соображаю.
— Ничего, я просто отказываюсь в это верить! — вдруг повышает голос, с грохотом ставя стакан на стол. Она нервно открывает свою сумку, вынимает оттуда какие-то коробочки и кидает их на стол. — Я спрашиваю, когда у тебя последний раз шли месячные?! — ещё громче кричит она.
Опускаю взгляд на стол и понимаю, что это тесты на беременность. И тут до меня доходит… Начинаю лихорадочно соображать и понимаю, что вообще не помню, когда у меня последний раз была менструация — в депрессии и самокопании я обо всем забыла. В голове сразу возникает голос Богдана, когда он просил меня купить и принять таблетку «после». А моя память вычеркнули это из головы. Я опустела с того момента и ни о чем не думала. Становится страшно, меня окутывает паникой. Руки холодеют, сердце ускоряет ритм. Мама продолжает что-то кричать, ругая меня, а я стою в полном ступоре и смотрю на тесты. Этого просто не может быть! Нет! Нет! Нет!
— Иди делай тесты, немедленно! — мама хватает меня за руку, впихивает тесты и тащит в ванную.
Мне тоже хочется кричать, только от страха. Закрываюсь в ванной, раскладываю коробочки и смотрю на них. Не хочу ничего делать, не хочу ничего знать. Я в шоке, в полной растерянности, и чувствую себя очень одинокой. Со мной рядом мама, но кажется, что с этой проблемой я совершенно одна. И если я беременна, она меня убьет.
Читаю инструкцию и дрожащими руками делаю три теста. Складываю их на стиральную машину, жду, зажмурив глаза, и начинаю считать.
— Раз… — в голове вопят слова Богдана.
— Два… — «У нас порвался презерватив!»
— Три… — «Есть такие таблетки, которые выпивают в таких случаях, чтобы не было нежелательных последствий. Я достаточно ясно объясняю?»
— Четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять! — В ушах барабанит пульс, в груди горит.
