— Мы идем снова к границам Степи.
— Много вас?
— Много…
— Не ходите, Больц, это ловушка! Ловушка! — выкрикнул Орест изо всех сил, мучительно выгнувшись. — Ловушка…
— Не кричи, Книжник, — надавливая ему на плечи и укладывая, бормотал Больц. — Не кричи… Почему ловушка?
— За нами никто не шел! Ни за тобой, ни за мной! Нас специально пропустили туда и обратно, чтобы заманить в западню… Не было погони…Ловушка…
— Успокойся, я услышал тебя! Успокойся… Как ты сейчас?
— Это ловушка, вы все умрете!
— Прошу тебя, упокойся… Как ты сейчас?
— Получше. Наелся. Все время хочется есть, а дают по ложке-две. Слабый. Есть хочется… Ловушка…
Голос Ореста становился все слабее, паузы между словами — длиннее. Наконец его тело обмякло под руками Больца. Целитель тут же деловито протиснулся к больному и вцепился в пульс.
— Мессиры, вы услышали, что хотели? — обратился он к офицерам. — Позвольте мне заняться больным…
— Только один вопрос, Цельс, он в ясном сознании? — спросил капитан.
— Он слаб, но в сознании и вполне ориентирован в мире.
— Спасибо, Цельс. Мессиры офицеры, прошу на совещание!
* * *
Собрались у командирского костра. Капитан Нертол Артх был предельно собран.
— Мессиры офицеры, поступившая информация меняет представление об оперативной обстановке. У нас есть приказ, но в данном случае я считаю нужным объявить офицерское собрание. Ожидать командиров взводов, квартирующих в соседнем ущелье, мы не будем. Решение надо принимать сейчас.
Никто из присутствующих не выглядел встревоженным.
Никто не ожидал легкой прогулки в горы.
Напротив, ожидали встретить сопротивление на первых же шагах в высокогорные ущелья и откладывающееся боевое столкновение даже радовало.
Никто лучше солдат не понимает истину, что лучшая битва та, которая не состоялась.
* * *
Офицерское собрание — традиция, присущая многим воинским сообществам, но чаще встречающаяся на флоте. Там одно принятое решение развязывает неотвратимую цепочку событий. Во многих случаях это решение может привести к гибели всего или большей части экипажа.
В такой ситуации допускается «демократическое» отступление от принципиального единоначалия. Прежде чем поднять подразделение в самоубийственную атаку или — наоборот — скомандовать отступление, которое может выглядеть позорным, командир должен опираться на осознание каждым бойцом и офицером «своего маневра», понимания не только прямого приказа — но и его смысла.
В этих случаях, при наличии времени и возможности, командир объявляет офицерское собрание, выслушивая мнение других офицеров и проводя общее голосование, прежде чем отдать приказ. С одной стороны, это позволяет ему разделить бремя ответственности, с другой — гарантирует, что все подчиненные ему подразделения понимают и исполняют его маневр.
В других родах войск обычай прижился меньше, но в уставах параграф этот существовал.
* * *
— По существующей традиции, прошу высказывать мнения, начиная с младших по званию. Со всем уважением, лейтенант Стребен, но честь открыть обсуждение сегодня принадлежит Вам. В данном случае — не как младшему по званию, а как самому «молодому» из лейтенантов, — резким кивком в сторону Больца завершил свою речь капитан.
Больц поморщился, но пилюлю проглотил.
Формально он не был младшим — будучи в равном лейтенантском звании с командирами взводов, он был старше по должности, как вахмистр. Но здесь, фактически в боевой обстановке, слаженность и кавалерийский опыт двух Бъернов были важнее.
— Благодарю за честь, мессир капитан, — обстановка требовала предельно формального тона и максимально точных слов. — Вы, несомненно, правы и я слабее всех здесь присутствующих разбираюсь в боевых возможностях кавалерийских подразделений. Поэтому я могу опираться лишь на имеющийся у меня егерский опыт столкновений со степняками. Степняки обычно действуют либо тройками, либо несколькими звеньями по три воина. Нам ни разу не встречались караваны или группы, в которых было бы более четырех троек. Такая дюжина грозная сила, и одно-два звена егерей они могут «скушать» весьма эффективно, особенно если из засады. И хотя, как индивидуальные бойцы, степняки обычно весьма сильны, в равный бой они предпочитают не ввязываться. Степняков, действующих строем, не видели ни разу. Трусами их не назову, скорее они всегда берегут людей. Это похоже на их тактику — «затянуть» егерское звено на свою территорию и напасть из засады. Чем больше звено оттянется от своей территории, тем меньше шансов успешно вернуться. Никакой другой тактики степняки обычно не демонстрировали. Не думаю, что и в этот раз будет по-другому. Они ждут один-два звена разведчиков, а не конную сотню. Я думаю, надо двигаться вперед. Благодарю, мессиры.
— Благодарю Вас, лейтенант Стребен, — командир придерживался тона протокола. — Прошу Вас, Бъерн-четвертый.
Высказавшиеся следом два лейтенанта со своей позиции поддержали основные тезисы Больца: степняки в бой с равными силами стараются обычно не вступать, действуют преимущественно из засад, оперируют всегда группами менее десятка воинов, поэтому и противника воспринимают примерно в том же масштабе сил, поэтому — собственно — выполнение поставленной задачи следует продолжить, усилив бдительность и осторожность в переходах. Другими словами, засада впереди, несомненно, есть — но что нам та засада: раздавим без проблем.
Бъерн-второй высказал предположение, что соприкосновение вероятнее всего произойдет у самой границы Степи, где степные воины будут действовать в знакомой им местности наиболее эффективно. «Но они ждут десяток — а встретят сотню!» — воодушевленно заключил он.
Лейтенанты рвались в бой.
Неожиданно в роли «адвоката дьявола» выступил «второй», обер-лейтенант Магтиг Бэр, показав совсем другой уровень оценки ситуации.
— Мне кажется, мессиры, что вы готовы степняков «шапками закидать». За такие настроения командиров обычно приходится платить жизнями. Зачастую — собственными. Не надо считать воинов Степи глупыми. Они столетиями терзают Империю и мы не в силах это полностью пресечь. Если они глупые — то мы что, тупые? Задумайтесь на минуту — они столетиями оберегали все подходы к границам Степи. Откуда вдруг сейчас такая беспечность? Что изменилось? Почему они позволили егерям дойти до самых песков? Почему позволили уйти сначала Больцу, а затем и его товарищу? Почему не было погони? Зачем им нужны два, три, пусть даже пять звеньев разведчиков, которые они могут заманить в свою западню? Зачем? Я понимаю ваш азарт, господа лейтенанты. Шанс взять Степь за мякотку очень соблазнительный, давно хочется… Но азарт плохой советчик командиру.
— Вы позволите, мессир обер-лейтенант? — снова взял слово Больц. — Я думаю над этими непрерывно, с тех пор, как пришел в себя в госпитале. И мне кажется, что мы просто несколько преувеличиваем возможности кочевников. В Вашем вопросе, мессир, я бы слово «зачем» заменил на «почему». Они — обычные люди. С человеческими слабостями. Мы ни разу не слыхали о каком-то верховном правители Степи. А это значит, что они — отдельные разрозненные кланы, как наши горцы. Гордые, драчливые, тщеславные. Лазейка, которой мы идем, вполне возможно и есть такой «черный ход», для одного из кланов, который либо потерял в схватках значительное число бойцов, либо просто не желает нужным признавать вслух свое поражение в предгорьях из-за того, что это плохо отзовется на репутации клана внутри Степи. В этом случае, им либо нечего выставить против нас, либо они понадеялись на то, что горы просто угробят егерей. И так оно почти и случилось — я дошел чудом, мой друг без нас погиб бы через несколько дней максимум…
— Не «зачем», а «почему»? — словно пробуя на вкус эту мысль, негромко повторил капитан Аркх. — Может быть, вахмистр, может быть… Да, несомненно, они люди со всеми людскими слабостями. Возможно…