Капитан вздернул голову и обвел взглядом лица офицеров: «Хочет кто-то что-нибудь добавить к уже сказанному?»
— Нет? Что ж, тогда мессиры офицеры, я выношу вердикт собрания. Эскадрон идет вперед, считая аксиомой наличие впереди организованной засады и опираясь на предположение о превосходстве собственных сил. Возражений нет?
— Возражений нет. «Второй», будь добр, оформи протокол собрания и его копию отошлешь завтра в Корпус вместе с больным егерем. Вахмистр — на разведчиков вся надежда. Командирам взводов — выделить в помощь разведгруппе по одному звену, наиболее подходящих для этого дела. Отработает охранение успешно — сломаем степняков легко. Благодарю, мессиры, собрание считаю официально закрытым.
— Степь ставила капкан на куницу, а в ловушку пришел медведь! Во славу Империи, мессиры! — и встав, капитан по-уставному отсалютовал.
— Во имя Единого!
* * *
Следующие дни слились в памяти их участников в тяжелую работу войны.
Историки Земли, писавшие об альпийском походе Ганнибала и переходе Суворова через Альпы, онемели бы, если б им пришлось описывать поход особого эскадрона.
Да что там историки!
Впервые взошедший на Аннапурну Эрцог, больше пишет о подготовке и транспортировке снаряжения к подножию, чем о самом восхождении. Потому что о восхождении писать нечего.
Восхождение — это одно сплошное усилие воли, когда и этот и следующий и еще один шаг ты делаешь, превозмогая себя.
Простой и монотонный подвиг, который понятен только тем, кто сам совершал нечто подобное. Усталость, одышка, снег и собственная слабость — это всего лишь клей, из которого ты вытаскиваешь ногу, чтобы сделать следующий шаг. И еще. И еще…
И никаких эмоций. Это будет потом. На них надо слишком много сил.
Именно это и совершил особый эскадрон — они поднялись на плато, которое было выше всех известных гор Империи и перевалили основной хребет через седловину, на высоте которой еще не бывали жители Империи. Но это не было спортивным достижением. Это было боевой операцией.
Через снежное плато, чуть не убившее егерей, проложили и разметили тропу, по которой в Империю за фуражом потянулся караван вьючных лошадей. Потому что война это сначала снабжение и планирование, и только потом — смелость и отвага. А героизм это и вовсе тогда, когда облажался кто-то из планирующих и отдающих приказы…
За эти дни офицеры много раз вспомнили слова Больца о том, что степняки вполне обоснованно надеялись на то, что горы сами убьют одинокую тройку егерей. И оценили подвиг Больца и Ореста, сумевших выжить и вернуться.
Но все вместе бойцы и офицеры особого эскадрона совершили подвиг намного больший.
Они не только провели через фантастической высоты заснеженный перевал людей и лошадей. Они смогли преодолеть основной хребет Южных гор воинским подразделением, и выйти к границам Степи сохранив людей, животных и — самое главное, — боеспособность эскадрона.
Небоевые потери личного состава и лошадей составили менее 7 процентов. Не надо быть знатоком статистики и военного дела, чтобы понять величие «чудо-богатырей Империи», пришедших на битву с исконным врагом в почти в полном составе.
Этот подвиг, растянутый на многие дни, достоин отдельной эпической «Одиссеи», где воедино смешались храбрость, упорство, взаимовыручка, воинский долг и… ненависть.
Да, именно злость и ненависть оказались тем допингом, который заставлял людей тащить лошадей на перевалы и удерживать их от падения при спуске. Именно ненависть придавала силы на бесконечных переходах, чтобы от темноты до темноты найти между скалами укрытие от буйных горных ветров.
Мысль о том, что еще чуть-чуть и можно будет вцепиться в горло ненавистной Степи, которая оставила свой след в судьбе каждого из бойцов эскадрона, грела на холодных высокогорных стоянках, где не из чего было развести самый слабенький костер.
Мастер Бирнфельд оказался прав, когда много лет назад начал выковывать оружие против Степи, закаленное ненавистью. Ненавистью к Степи, которая была не чужда и самому мессиру Тайному Советнику.
Но вот пришел тот день, когда передовое звено разведчиков вышло на перевал, и они увидели с хребта розовые пески Степи…
«Медвежий эскадрон» пришел на войну с ненавистной Степью.
Глава 15. Пики к бою!
Глава 15. Пики к бою!
Три дня, пока эскадрон и обозы неторопливым удавом втягивались в долину, отделенную лишь одним невысоким хребтом от Степи, разведчики не отводили взгляда от песков. Но Степь была безжизненна.
Напряженное ожидание засады, державшее крепче всего именно бойцов передовых звеньев, внезапно отпустило. За низкими дюнами, которые сверху казались совсем плоскими, не могло таиться угрозы. Разведчики, хоронясь за скалами от возможных взглядов со стороны Степи, искали удобные спуски, изгибы границы гор, как моряки ищут удобную бухту.
И нашли.
Из долины, где расположился эскадрон, через невысокий распадок с пологими склонами можно было выйти в соседнюю, которая широко распахивалась в степь. Лучшего места для сосредоточения конных патрулей трудно было придумать. И уже на следующее утро две конных тройки ушли в дозор.
* * *
Первый маршрут проложили вдоль границы гор — влево и вправо от ущелья, облюбованного под оперативную базу разведчиков. К полудню вернулись оба патруля.
Один — втроем на двух лошадях. Они нашли зыбучие пески и хорошо, что потеряли лишь коня.
Зато тройка, двигавшаяся на юго-запад, сделала интересную находку.
* * *
Разведчики не сразу поняли, что именно они видят.
Первое впечатление — рыжие, неторопливо движущиеся дюны, медленно ползут вдоль линии разделения розовато-желтых песков и черно-серых скальных склонов. И только подъехав ближе, разобрались, что навстречу им движется стадо невиданных зверей.
Животных можно было бы назвать буйволами или бизонами. Громадные, с высоким горбящимся загривком, до которого не дотянулся бы ладонью взрослый мужчина. Покрытые густой курчавой коричнево-рыжей шерстью. С массивными мохнатыми копытами, размерами напоминавшими обеденное блюда. Над головами вперед и вверх торчали длинные, витые, изогнутые буквой «U» рога красновато-серого оттенка. Каждый рог на конце развдваивался в два отростка, длиной примерно в ладонь.
Губастые морды, шумно сопя, меланхолично подбирали малейшие следы вьюнков и пустынных колючек, которые пытались прорасти в засушливом климате, пользуясь каплями конденсирующейся воды, выпадающими на остывающие за ночь камни. Кое-где нити вьюнков скрепляли ползущий песок и между ними, как в ячейках гамака, пытались найти место для жизни другие травы. Неторопливо шествуя вдоль полосы скудной растительности, они постоянно стреляли по сторонам маленькими злобными глазками, и эти взгляды были абсолютно не похожи на меланхоличное коровье выражение глаз. В стаде были и быки и коровы и телята разного возраста — от совсем малых, до почти достигавших размера взрослых.
Это сопящее, жующее стадо, взмыкивающее и громогласно стравливающее в воздух кишечные газы, неторопливо двигалось навстречу разъезду, не обращая на него особого внимания.
Поначалу разведчики выдерживали дистанцию, опасаясь монструозных тварей, но те не обращали никакого внимания на всадников.
Казалось, гурт движется сам по себе, в клубах вони и пыли, но вдруг из толчеи мохнатых тушь выскочила маленькая гибкая человеческая фигурка и припустила в сторону, откуда пришло стадо.
Не сговариваясь, разведчики пришпорили коней и кинулись в погоню. Казалось бы, никаких проблем, но…
Поднимаясь в горы, мы бессознательно ожидаем, что преодолев хребет, обязательно спустимся. Так говорит инстинкт жителей равнин.
Но перевалив основной хребет и выйдя к границам Степи, разведчики вовсе не оказалась на равнине. Они так и остались в высокогорье.
