Святой Космос! Зажимаю рот рукой, пытаясь сдержать рвущееся рыдание. Это выше моих сил! Не могу дышать, грудная клетка заходится в конвульсивных судорогах поглотившего меня отчаяния. Так не бывает! Родители не отказываются от своих детей! Никогда! Ведь никогда же, правда? О, мамочка, за что?
Это была бомба мощностью в сотню килотонн в тротиловом эквиваленте прямо в душу. Все разворотило к чертям, нет больше Шаи, осталась только тусклая тень, мираж, жалкая пародия на ту девочку, что когда-то была нужна и любима своей семьей. Полный крах!
Не разбирая толком написанного, пытаюсь вчитываться дальше в мерзкие бумажки. Два года в стенах Иерихона под четким руководством Верховных. Теперь на их место назначены другие Элементалы, во избежание личного содействия по причине родственных связей, некто Тит и Дея Орозон — мои тюремщики и надсмотрщики. В обязанностях только скучная и монотонная работа в здешних архивах, покидать стены Иерихона строжащие запрещено, общение с посетителями разрешено не чаще одного раза в три месяца, длительностью не более тридцать галактических минут.
Супер. Еще одна тюрьма. Спасибо!
Далее в бумагах был прописан стандартный для меня распорядок дня, трудовые повинности, в случае нарушения мною каких-либо правил и предписаний, а также распоряжение об лишении меня моей силы. Ну все, приплыли! И как, интересно мне знать, они собираются лишить меня моих возможностей? Пытать будут? Опыты ставить?
Отложила пачку листов в сторону и еще раз заглянула в конверт. Х-м-м-м, какая-то пластиковая прозрачная полоска. Но стоило моей руке только прикоснуться к ней, как она резко ожила, метнулась вверх по моей кисти и обвилась вокруг запястья, образуя прочный тугой браслет. Ясно, маг-глушилка.
Вот так, мне ровно через месяц исполнится двадцать два года, а у меня уже один развод за плечами, обвинение в государственной измене, отречение от семьи, неразделенная любовь и лишение силы Элементала длинною в жизнь. Я просто победитель по жизни, не иначе.
Горько усмехнулась, покачала головой и, шмыгая носом, двинулась в сторону, как мне показалось, ванной комнаты. Хотелось как можно скорее смыть с себя энергетику предыдущей пластиковой тюремной камеры. Но с дверью я ошиблась, то оказалась гардеробная и то, что я в ней увидела, еще раз долбануло по моим мозгам и сердечной мышце мощным ударом молота.
Все мои вещи с Ильпэ. Ничего не забыл, все здесь: одежда, обувь, украшения, нижнее белье. Ничего не оставил, от всего избавился за полнейшей ненадобностью. Выбросил, как ненужный хлам.
Все, с меня хватит. Решительно двинулась в сторону ванной комнаты, рывками стащила с себя мерзкие тюремные тряпки, максимально быстро приняла душ, смывая с себя запах заключения и горечь разочарования, насухо вытерлась жестким хлопковым полотенцем и двинулась в сторону спального места. Все, нет меня больше, хоть в сновидениях спастись от этой страшной, непроглядной действительности, что навалилась на меня со всех сторон, не отпуская и не имея ни одного просвета.
Но и сны-предатели имели на меня свои извращенные планы.
Руки, такие знакомые, сильные и нежные, хаотично шарят по моему телу, то ласково оглаживая, то страстно сжимая в своих объятиях. Грудь набухает, соски сжимаются камушками ожидания более утонченной ласки, кожа покрывается испариной, мурашки наслаждения пробегают по внутренней поверхности бедер, утопая во влажности сосредоточения моей женственности. Тихий, страстный мужской шепот, его шепот, пронзает все мои нервные окончания, выталкивая из меня ответный протяжный стон удовольствия. Прикосновение губ и горячего языка к моей шей, груди, животу, гладкой коже лобка, и, наконец-то, возбуждённой плоти моей девочки. Сумасшедший разряд тока прошивает мое тело, выгибая его дугой. Это наслаждение не описать. Слезы радости, облегчения и невероятного экстаза брызгают из-под полуприкрытых век, а наглый и умелый рот моего мужчины-наваждения все вытворяет безумный танец там, где я больше всего этого жду. Экстаз накрывает неожиданно мощно, с оттяжкой погружая в предоргазменный зуд, а затем одним махом рьяно выпихивая в пучину сладострастных сокращений.
— Я люблю тебя, Кай! — на пике наивысшего наслаждения кричу я.
А в ответ пустота. Смятые, влажные простоты, и я совсем одна среди них, обманутая даже своим сознанием, что подсунуло мне прекрасную, но в то же время, ужасную картинку того, что я страстно желаю, но что никогда не в силах получить.
Ненавижу этот мир! И свою жизнь я тоже ненавижу! И Каина за компанию тоже! Почему он так поступил? Зачем так много мне пообещал, а в итоге так просто отказался от нас, возвращаясь в объятия бывшей любовницы? Неужели нельзя было дать мне всего один шанс на любовь? Один! Крохотный! Ведь видел же, что я по уши втрескалась в него, что всю себя отдала в его умелые и сильные руки. Приручил, влюбил, победил по всем фронтам! И бросил. Но также нельзя, намеренно привязать к себе душу, а затем отшвырнуть за ненадобностью. Да оступилась, да совершила ошибку. Но кто не грешен, скажите? Я бы смогла искупить свою вину. Открою разум — пусть смотрит, ничего скрывать не стану, только бы захотел!
Но Каин не хотел, вечерами после каждодневной работы в архивах Иерихона, я садилась в кресло перед телевизором в своей маленькой темной комнатушке, зовущейся теперь моим домом, и смотрела новости Терраты. Только это, всегда один канал. Его показывали почти каждый день: судебные расследования, сводки, громкие светские мероприятия высших эшелонов власти. И на этих самых мероприятиях мой Каин в компании разномастных красавиц. Все как на подбор, такие идеальные, что я чувствовала себя провинциальной замухрышкой рядом с ними. А как же Азазель? Или понятие верности Великому Архонту нашего космоса, в принципе, не знакомо?
Не выдерживаю, сдаюсь, не могу больше. Открываю все тот же злополучный конверт, на дне которого так и остался лежать мой выключенный и разряженный телекорп. Трясущимися руками, пока не передумала и не растеряла решимости, ставлю его на удаленную зарядку и набираю на память заветный номер, несколько раз ошибаясь и путаясь. Только бы не в «черном списке», умоляю!
Долгие протяжные гудки, как бальзам на душу. Легкие переведены в режим ожидания — не дышу. Сердце на верхней передаче колошматит о грудную клетку, грозясь выломить ребра и разворотить грудину. Кожа покрывается мурашками страха перед вероятностью тщетности моего поступка, а руки начинают подрагивать, выдавая с головой мое психически нестабильное состояние.
— Я слушаю тебя.
В носу тут же защипало, стоило мне только услышать его такой родной голос. О, Космос, дай только сил выстоять, не умереть от разрыва сердца.
— Здравствуй, Кай, — голос сиплый и надрывный от срывающегося дыхания.
Нет ответа, только еле слышный протяжный и усталый вздох. Спустя почти минуту томительного и неловкого молчания, его голос, все-таки, нарушает тишину. Грубо, равнодушно, сухо.
— Ты что-то хотела?
— Я…как твои дела?
— Шая, — резкий голос совсем не способствует мирной беседе.
— Да? — первые слезинки отчаяния срываются с ресниц и капают на пол.
— Зачем ты звонишь? — интонация усталая и, кажется, совершенно, скучающая.
Разве это он? Тот самый Кай, что говорил мне о моей совершенной для себя исключительности? Нет. Это кто-то другой, чужой и бесконечно далекий. Не мой.
— Я просто…просто так. Узнать, как ты, как твои дела, — выдавливаю я из себя, а подбородок отчаянно трясется, предвещая скорую истерику.
— Нормально, Шая. Что-то еще?
О, Космос, ну почему он такой спокойный и бесконечно равнодушный?
— Нет, это все, — сдаю я позиции. Это провал.
— Хорошо. Пока.
— Пока, — но моего ответа он уже не слышал, отключившись. А я еще долгие минуты стою, прижимая телекорп к уху и слушая беспрерывные заунывные гудки.
Ну зачем я это седлала, долбанная мазохистка? Заново содрать себе шкуру на живую, вскрыть грудную клетку без анестезии, разлететься кровавыми ошметками от взрыва этой беспощадной бомбы под именем «Каин Аттер-Нуаро»? Этого я добивалась? Дура, какая же я дура!
