Почему, я не знаю, и это не имеет значения. Все, что имеет значение — это пережить тьму, которую он обрушит на меня.
Мое горло сдавливает, глаза щиплет, когда наступает беспомощность, тяжелая и сковывающая. Поскольку я больше ничего не могу сделать, я снова ложусь и смотрю в потолок, ожидая неизбежного.
— Умная маленькая воровка, — он хватает меня за колени и рывком тянет через матрас, пока мой зад не прижимается к его бедрам, — подними руки над головой. Держись за спинку кровати и не двигай их, пока я не скажу.
Я протягиваю руку и хватаюсь за прутья изголовья кровати, не желая прикасаться к ним, но все же хватаюсь за них, как за спасательный круг.
Спайдер снова склоняется надо мной. Его голова опускается, и он облизывает и сосет один сосок, затем другой, снова доводя их до ноющих пиков. Он садится и перекатывает их между пальцами, пока я не начинаю задыхаться и извиваться.
— Посмотри на меня.
Мои глаза устремляются к нему. Его лицо холодное и жесткое, без эмоций, за исключением голодной одержимости, которая горит в его глазах.
Еще несколько нажатий на каждый сосок, а затем он берет один из маленьких серебряных зажимов между пальцами. Он сжимает один, открывая другой, и медленно закрывает его на моем левом соске.
Зажим сжимается, и внезапная боль неописуема. Я хнычу, пытаясь отвернуться, но он прижимает мою грудь. От укола боли у меня слезятся глаза.
— Я говорила тебе сегодня, как сильно я тебя ненавижу? — рычу я.
— Ты же знаешь, что у меня чертовски встает, когда ты так говоришь, верно? — он ухмыляется, — расслабься. Я даже не затянул их. Если бы я это сделал, было бы намного хуже.
Господи. Это так больно, и он не затянул их? Я должна задаться вопросом, так ли это больно только потому, что со мной никогда раньше такого не делали.
— На этот раз мы начнем медленно, — говорит он, — я не буду затягивать их.
Я не хочу знать, каково было бы, если бы он это сделал.
Боль начинает утихать, оставляя после себя сводящую с ума пульсацию, которая проходит у меня между ног и отдается в моем клиторе.
Спайдер медленно перекатывает другой сосок между пальцами.
Поднимается паника, и я снова пытаюсь отвернуться.
— Оставайся на месте. Не усложняй себе жизнь.
Я зажмуриваю глаза и не двигаюсь.
Теперь он зажимает мою грудь между пальцами и закрывает зажим вокруг моего другого соска.
Я издаю высокий пронзительный звук, тяжело дыша и извиваясь.
— Перестань быть такой мелодраматичной, — глаза Спайдера блестят, как будто он упивается моими страданиями.
Я свирепо смотрю на него.
— Ты такая горячая, когда злишься, — его большой палец проводит по моим губам, и он рычит, когда мои губы раздвигаются в ответ. Он набрасывается и пожирает мой рот, его губы раздвигают мои, его язык жадно проникает внутрь.
От вкуса моего мускуса у меня кружится голова, я становлюсь еще влажнее. Я издаю сердитый звук, крепко хватаясь за спинку кровати. Он стонет мне в рот, прикасаясь к моим губам, в то время как его рука просовывается между моих ног и теребит мой мокрый клитор.
О, черт возьми. Я вспоминаю о третьем зажиме, и моя голова кружится от страха. Со страхом, но боль, которую он поглаживает у меня между ног, также усиливается.
Поднимаясь, он отступает назад и берет третий зажим между пальцами.
Моя грудь тяжело поднимается и опускается.
Жгучая боль в моих сосках только что утихла до тупой, едва заметной пульсации, когда он раздвигает мои складки, гладит мой клитор, пока он не набухает и не пульсирует. Затем он закрывает зажим на выступе.
Ощущение, мягко говоря, странное. Это больно; я почти проклинаю его. Но жжение также вызывает глубокую, пронизывающую боль, которая скручивает мои пальцы на ногах и заставляет мое сердце чувствовать, что оно в огне.
Я не могу понять, хочу ли я сломать ему челюсть или сорвать с него одежду и каким-то образом заставить его трахать меня, чтобы освободиться.
Наконец, Спайдер сполз с кровати и оглядел меня, как мучитель, осматривающий дело своих рук. Он издает одобрительный рык, его глаза сверкают. Огромная выпуклость в его штанах заставляет мой рот наполниться слюной, и моя промежность становится еще более влажной.
Я не забыла, что прямо надо мной в светильнике установлена камера, которая смотрит на меня сверху вниз. Рэт смотрит это? Мои щеки пылают, гнев закипает.
Я ожидаю, что Спайдер возьмет меня сейчас, дико и жестоко, нанесет последнее оскорбление. Вместо этого он отступает на шаг. — Одевайся.
Я резко выпрямляюсь, шипя, когда зажимы натягивают мои соски, оживляя боль там. — Что? — он не может сделать то, что я думаю, что он сделает.
Его глаза танцуют, когда он подходит ко мне сзади, позволяя своим пальцам скользить по моему животу. Татуировки на тыльной стороне его ладони выделяются на фоне моей обнаженной кожи, мгновенно напоминая мне, что мы пришли из двух разных миров. Что после стольких лет, всего, что он со мной сделал, я настолько не в себе, насколько это возможно.
Взгляд Спайдера скользит по зажимам, торчащим из-под моего топа, и он слегка дергает соединительную цепочку, которая тянется вниз по моему животу. Это ощущение заставляет мои соски и клитор одновременно сжиматься, посылая бешеную волну удовольствия, сотрясающую меня.
— Ты так чертовски сексуальна в этом, — рычит он, — я мог бы трахнуть твою гребаную задницу на следующей неделе.
Я жажду сказать ему то же самое, что я слышала, как они со Страйкером говорили друг другу, когда заходили слишком далеко, чтобы он пошел нахуй, и мне даже все равно, что подумают мои родители. Я на грани того, чтобы сказать ему, что не пойду туда с этой штукой на виду у всех, но я знаю, к чему это меня приведет. Я стала развлечением для клуба, выставленным на всеобщее обозрение точно такой, какой я была в ночь вечеринки Дизеля.
Из этого нет выхода.
— Давай покончим с этим, — холодно говорю я.
— А вот и моя девочка, — он целует меня в висок и сжимает мое горло. Гордость в его тоне сбивает меня с толку, — за исключением того, что я еще не закончил.
Он подходит к тумбочке и достает что-то из сумки, которую он там оставил.
О нет. Что теперь?
Снова зайдя мне за спину, он протягивает руку передо мной и прижимает ошейник к моему горлу. Я поворачиваю голову назад. — Я тебе не верю.
Его зубы сверкают.
Уставившись на ошейник, как бы я ни была взволнована, я не могу не заметить, как он выглядит. В отличие от простого кожаного ошейника с кольцом спереди, который мне пришлось носить в Логове Дьявола, этот великолепен. Гораздо более сложный, он сделан из полностью черной стали, по длине на металле вырезана замысловатая паутина. Серебряная петля, свисающая с центра, имеет форму паука, а на одном конце прикреплен маленький серебряный замок в форме паука со вставленным крошечным ключом. Если бы все это явно не было направлено на то, чтобы унизить и оскорбить меня, я была бы тронута тем, что в противном случае, казалось бы, прекрасным подарком, который, как знак собственности, был бы невероятно сексуальным.
Спайдер застегивает ошейник на моем горле, и я чувствую, как он закрывает его, поворачивая ключ. Ошейник имеет удобную посадку, плотно прилегает, но не слишком обтягивает.
С ключом в руке он снова подходит к своей тумбочке, открывает ящик, достает тонкую мужскую цепочку на шею и надевает на нее ключ. Затем он надевает его на шею, подвешивая между отверстием в порезе. Ключ покоится между его мощными грудными мышцами, поблескивая в угасающем солнечном свете.
— Теперь ты не сможешь снять эту штуку, — говорит он, поглаживая ошейник пальцами, его глаза горят удовлетворением, — только я могу его снять.
Почему это так горячо?
— Теперь это все? — спрашиваю я, ненавидя то, как мой голос дрожит от гнева, — ты закончил?
— Нет. И еще кое-что.
Я вздыхаю, страх нарастает.
Из сумки он достает еще одну длинную тонкую цепочку, только на ее конце есть зажим, а на другом — черная кожаная петля. Мой желудок ужасно сжимается.
