Открываю глаза только, когда Роланд аккуратно дёргает меня за плечо. Встаю, протираю глаза ото сна и застываю, увидев перед собой знакомый вход. Начинаю оглядываться по сторонам, чтобы убедиться, не показалось ли мне. Но не показалось — мы стоим на стоянке аэропорта.
— Мы приехали кого-то встречать? — удивленно вскидываю бровь вверх.
— Отправлять, — смотрит прямо в глаза, раздавливая своей твердостью. — Тебя.
— Что? — из уст вырывается смешок.
— Сейчас мы зайдём в здание, купим тебе билет на ближайший рейс, и ты улетишь отсюда! — поражаюсь, с какой уверенностью он произносит каждое слово, будто я вручила ему все права на свою жизнь.
— Ты, кажется, оглох. Я остаюсь здесь! — повышаю голос, раздражаясь.
— А ты отупела, раз не осознаешь всей серьёзности ситуации!
Хочется плюнуть ему в лицо и рассказать, что на самом деле является серьезной ситуацией, но держу себя в руках. Перевожу дыхание, понимая, что если Роланд что-то решил, то он обязательно это делает. Молчу, смотрю ему в глаза, думая над тем, как бы доходчивее донести, что на этот раз я настроена намного решительнее него.
Как только в голову приходит идея, дергаю ручку двери, открываю её и, схватив сумку, выхожу из автомобиля. Роланд выходит следом и вскоре оказывается передо мной, пока я осматриваюсь в поисках ближайшего такси.
— Как только я решу все, ты можешь вернуться сюда навсегда. Но сейчас ты улетишь из этой страны, поняла меня? — хватает за руку, тем самым заставив посмотреть на него.
— Ты все ещё не понял? — наигранно всматриваюсь в его глаза. — Роланд, моя жизнь не зависит от тебя. Постарайся осознать это как можно скорее, иначе впереди тебя ждёт много разочарований, — стараюсь говорить убедительнее, хотя и не верю собственным словам.
Чтобы подкрепить свои слова действиями, достаю из сумки загранпаспорт, раскрываю его и, схватившись двумя руками за разные углы, начинаю рвать на части. Ариана в Москве, мне не нужно будет тут же улетать обратно к себе в страну, чтобы увидеться с ней, а это значит, что время на восстановление документов у меня есть.
— Что ты творишь? — не успев выхватить его из рук, смотрит на меня разъярённо. И мне хватает одного его взгляда, чтобы понять — он хочет проделать со мной то же, что я сделала с паспортом.
— Надо будет, убью, но останусь здесь до тех пор, пока сама не решу улететь! — заявив, отталкиваю его от себя, прохожу несколько сотен метров и, сев в такси, возвращаюсь в город.
Меня трясёт от злости. Человек нисколько не изменился. Ему все так же кажется, что он имеет право решать за других, не считаясь ни с чьим мнением.
— Это послужит напоминанием, почему ты не хочешь его присутствия в своей жизни, — нервно заявляю самой себе.
Успокоившись, звоню Демиду и, узнав точный адрес, приезжаю к ним. На пороге меня встречает Крис с маленьким чудом на руках. И мое сердце на миг замирает. Смотрю на неё, на её малыша и на подошедшего к ним Демида, и хочу плакать. От счастья и от тоски. Чувствую безграничную радость за ребят, что они обрели свой дом друг в друге, и непреодолимую тоску по собственному дому, заключённому в маленьком тельце с большим сердцем.
— Медея, — расплывается в улыбке Крис и встречает меня с распростертыми объятиями, когда Демид забирает из её рук ребёнка.
Обняв каждого и познакомившись с самым маленьким членом семьи, я следую за ребятами, которые ведут меня в гостиную, где накрыт небольшой стол на четверых. Они приглашали меня вечером в ресторан, где соберутся все их близкие и друзья для празднования дня рождения Лео, но я отказалась, сославшись на работу.
— Ждём кого-то ещё? — ехидно улыбаюсь, понимая, кто будет четвёртым гостем.
— Роланд должен подъехать, — сообщает Крис, улыбнувшись в ответ. — Но ты, видимо, и так знаешь об этом.
— Успели уже поговорить? — присоединяется Демид.
— Успели даже вспомнить, почему друг друга презираем, — усмехнувшись, принимаю бокал вина из рук старого друга.
— Как прекрасно, что ничего не меняется, — весело заявляет Крис.
— По вашей семье так не скажешь. Изменения пошли вам на пользу, — смотрю на лежащего в люльке Лео и не сдерживаюсь от улыбки.
Насладившись в тишине этим осознанием, Демид снова переводит взгляд на меня.
— Выглядишь уставшей, — говорит, проникая взглядом в самое сердце.
— Просто не выспалась. С раннего утра поехала на кладбище. Хотела навестить Эмми, — решаю не увиливать от правды.
— Согласись, Роланд сотворил прекрасное? — с грустью взглянула на меня Крис, улыбнувшись сквозь поджатые от досады губы.
— Прекрасное? — с ужасом и удивлением смотрю на неё. Это она говорит о том, что он стал причиной смерти моей сестры?
— Я про памятник и клумбы для Эмми.
Сердце сжимается в тугой узел. Я и не подумала о нем. Решила, что все было сделано Ренатом Яновичем. Хотя должна была догадаться. Ведь только Ханукаев Роланд умеет, все разрушив, создать нечто такое, что не поддаётся никаким словам — только эмоциям.
— Ты не знала? — интересуется следом.
— Нет, он мне ничего не сказал, — с трудом вырываю из себя слова.
Пытаюсь понять свои эмоции. Но когда дело касается Роланда все становится таким запутанным и сложным, что хочется выть от отчаяния. От ненависти до любви, от злости до смирения и обратно — голова кругом от такого калейдоскопа чувств.
— Прости её. Она не знает всей правды, — извиняется за жену Демид, как только она покидает гостиную с малышом, чтобы переодеть его.
— Я все понимаю, — натягиваю улыбку, не желая сгущать краски в такой светлый для них день.
Он протягивает через стол руку, касается моей ладони и в знак поддержки крепче её сжимает. Возможно, он никогда не умел видеть целостной картины происходящего, но он всегда чувствовал состояние моей души.
Услышав звонок в дверь, Демид отпускает мою руку, встаёт изо стола и идёт встречать гостя. А я, вновь взяв бокал, с нетерпением жду новой встречи с Роландом.
— Где она? — слышу тяжёлые шаги, надвигающиеся в сторону гостиной.
Снова приняв беспечный вид, кладу ногу на ногу и с легкой усмешкой на губах встречаю нервного Роланда, который и не пытается скрыть эмоций. Демид идет следом за ним, хочет успокоить его, кладёт руку ему на плечо, но тот резко отдергивает друга.
— Не вмешивайся, — бросает на повышенных тонах и, зайдя в гостиную, захлопывает за собой дверь.
Словно стихийное бедствие настигает меня, хватает за руку и резко дергает вверх.
— Ты окончательно свихнулась? — шипит, извергая языки пламени из недр ледяных глаз.
— Рядом с тобой разве может быть иначе? — интересуюсь насмешливо, опрометчиво решив поиграть на его нервах.
— Тебе смешно, Медея? — выхватывает бокал из рук, с силой сжимает его в руках, пока тот не разлетается на осколки по полу. По его руке стекает вино вперемешку с кровью, а он даже глазом не моргнул. — Вспомни, чем закончился твой предыдущий отказ от поездки!
Всего нескольких слов, а внутри меня вспыхивает огонь; ярость пеленой накрывает разум. Не верю своим ушам, что он посмел произнести подобное вслух.
— Заткнись! Заткнись, Роланд! — в бешенстве шиплю на него. — Всё трагично закончилось только потому, что ты упрямый баран, который не умеет слышать других!
— Подбирай слова, — берет меня окровавленной рукой за лицо и тянет к себе. — Помни, с кем разговариваешь.
— Смотри внимательно, Ханукаев, — указываю пальцем на пол, где разбросаны осколки, — Это все мы. Лежим разбитые и никчёмные по твоей вине. Именно твоя рука пропитана кровью невинных людей. И ты пытаешься измарать меня ею? — усмехаюсь с отвращением.
— Я пытаюсь не измарать вторую руку. Но если тебе угодно иначе, дорогая Медея, — расслабляет пальцы на моей челюсти, — Добро пожаловать в Россию, — выплюнув каждое слово, отпускает меня и выходит прочь из гостиной.
Быстро подлетев к столу, хватаю салфетку и стараюсь оттереть кровь с лица, пока никто не увидел.
Я ненавижу себя за произнесённые слова. Не понимаю, как пережив и научившись стольким вещам, я не научилась элементарному — сдерживать эмоции рядом с ним. Почему, как только Роланд немного задевает мои чувства, я несусь, сломя голову, причинять ему боль в ответ. Я ведь не считаю его единственно-виноватым человеком в смерти Эмми. Да, он стал рычагом по запуску невозвратимого, но мы с Эрнестом тоже сидели за штурвалом, как и кто-то, третий — безликий и неизвестный моему сознанию. Виноватых много, но от чего-то изо дня в день, я стараюсь убедить себя, а теперь и его, что человеком, убившим Эмми был он, а не тот, кто нажал на курок.
