В Калифорнии осень означала прохладные вечера и теплые дни. Это означало солнечный свет и чистое голубое небо. У нас редко бывали ночи ниже пятидесяти градусов, а большинство дней колебались где-то в районе семидесяти.
Для меня это была футбольная погода.
Но мазохисты, выросшие здесь, в Новой Англии? Им нравилось играть в это дерьмо. Это было написано на их лицах, когда мы тренировались — Зик высунул язык с победоносной улыбкой после мощного удара, Райли немного потанцевала после того, как забила гол с тридцати трех ярдов. Что касается меня? Я ворчал каждую минуту, пока мы все не побежали в раздевалку, чтобы принять душ, все время мечтая о горячем душе, который ждал внутри.
Мой шаг замедлился, когда я увидел Джиану.
Она была слишком сосредоточена на подборе нескольких игроков для запланированного ею прямого эфира в Instagram, чтобы заметить меня, поэтому я воспользовался моментом, наблюдая, как ее кудри подпрыгивают, как в замедленной съемке, когда она указывала, направляла и командовала всеми вокруг. Ее кожа стала ярче, глаза все еще были усталыми, но уже не такими красными, как раньше. Ее голова была высоко поднята, она сосредоточилась на текущей задаче, как будто у нее больше ничего не было на уме.
Она выглядела лучше, чем когда-либо за последние недели. И я знал, что это из-за Шона.
Мой следующий вдох обжег меня, когда я вспомнил воспоминание, которое запечатлелось в моем мозгу на всю оставшуюся жизнь. В прошлое воскресенье я готовился к тесту по анатомии и едва мог держать глаза открытыми — в основном из-за того, что всю ночь ворочался с боку на бок, что теперь стало моим обычным режимом сна. Итак, в отчаянной попытке собраться с мыслями, я побежал в Rum & Roasters.
Но я так и не попал внутрь.
Сквозь окна, затуманенные теплом внутри, борющимся с пронизывающим холодом снаружи, я видел ее.
В объятиях Шона.
Мое сердце упало на дно при виде того, как она крепко обняла его, прежде чем посмотреть на него с улыбкой, которая раньше принадлежала только мне. Он сказал что-то, что заставило ее рассмеяться, и это было все, что я смог переварить, прежде чем мне пришлось оторвать взгляд и пробежать мимо.
Она двигалась дальше.
Боже, как я хотел быть счастливым, что она это сделала. Я хотел почувствовать облегчение от того, что я не сломал ее полностью, что Шон был рядом с ней, чтобы собрать осколки, которые я оставил позади. Я хотел найти утешение в осознании того, что с ней все будет в порядке, что он позаботится о ней.
Но это только вызывало у меня тошноту от одержимости и головокружение от ярости.
Это было предательство, которое я почувствовал, как удар меча в живот, который я быстро опорожнил после того, как, спотыкаясь, вышел из кафе и нашел мусорное ведро на тротуаре, который огибал кампус.
Это была порка, которую я заслужил, и я не должен был даже немного удивляться или расстраиваться.
Но это, черт возьми, убило меня.
— Привет, — сказала Малия, вырывая меня из воспоминаний и переключая мое внимание с Джианы на нее. Она обвила руками мою талию, приподнявшись на цыпочки, чтобы запечатлеть поцелуй на моих губах, прежде чем я смог отстраниться. — Давай зайдем внутрь. Я замерзаю.
Я сглотнул, кивая, когда подхватил ее под мышку с той же знакомой тошнотой, накатывающей на меня.
И я поймал взгляд Джианы, когда мы входили, удерживая его, пока она переводила взгляд с меня на Малию и обратно. Эти карие глаза прожигали во мне дыру даже с расстояния в несколько ярдов, и я хотел запомнить их, смотреть так долго, что не забуду их точную форму и цвет до конца своих дней.
Но она отвернулась, вернувшись к тому, что делала, и все это без единой капли эмоций, показывающих, что ей не все равно.
Может быть, я ненавидел погоду, потому что она так хорошо соответствовала моему настроению. Может быть, я тосковал по солнечному свету и ясному небу, потому что думал, что они могут действовать как своего рода чудодейственное лекарство, которое выведет меня из моего жалкого оцепенения.
— Давай возьмем суши, — сказала Малия, когда мы добрались до раздевалки, отпуская меня, чтобы она могла продолжить путь по коридору к комнате для болельщиц. — Душ, переодеться, встретиться здесь?
— Конечно.
Она улыбнулась, но что-то в ее глазах было печальным, когда она рассматривала меня. Она должна была быть слепой, чтобы не видеть, насколько я был несчастен, независимо от того, как я пытался притвориться, что со мной все в порядке ради нее, и ради моей мамы, и ради Кори.
— Ты в порядке?
Мне удалось кивнуть.
— Просто холодно. И я устал.
Ее рот скривился в сторону.
— Ты можешь поговорить со мной, ты знаешь. Я… Я знаю, что нам еще многое предстоит сделать. Я знаю, что причинила тебе боль, что предала твое доверие. Но… Я знаю тебя. Наверное, лучше, чем кто-либо другой.
Мне хотелось закатить глаза от того, как она ошибалась на этот счет.
— Я могу сказать, когда ты не в порядке.
— У меня просто много чего на уме.
— Ну, мы можем поговорить об этом. За ужином.
И снова, легкий кивок был всем, что я мог ей предложить.
Она открыла рот, как будто хотела сказать что-то еще, но передумала. Затем она повернулась и пошла по коридору, а я проскользнул в раздевалку.
Команда уже привыкла к моему кислому настроению. Они перестали доставать меня из-за этого, перестали пытаться вытянуть из меня информацию. Теперь они просто избегали меня, как будто я был гриппом, который они не хотели подхватить.
Я тихо разделся, оставив свои трусы Under Armour, пока не добрался до душа, в основном только ради Райли. Когда остались только я и несколько парней, я разделся до конца, тяжело вздыхая, когда на меня полилась первая струйка горячей воды.
Моя кожа горела в знак протеста, прежде чем привыкла, а затем все мои мышцы сразу расслабились, и я стоял под душем, доволен тем, что так было часами. Я погрузил лицо под воду, зажмурив глаза, когда тепло окутало меня.
Пока, совершенно неожиданно, вода не стала холодной.
— Какого хрена!
Я вслепую потянулся к крану, но вместо этого наткнулся на мокрую футболку. Затем, в моей слепой дезориентации, вода отключилась, мне бросили полотенце и чуть ли не толкнули вниз, пока я не оказался на заднице, прислонившись спиной к холодной кафельной стене.
— Прикрой свою анаконду, — сказал Зик, его голос я узнал бы где угодно. Я вытер глаза полотенцем, прежде чем положить его на колени, и, подняв глаза, обнаружил, что он и Холден стоят надо мной.
— Вон, — сказал Холден, щелкнув пальцами двум другим парням, которые были со мной в душе. Они посмотрели на меня взглядом, в котором читались мысли и молитвы, прежде чем нырнуть по приказу нашего капитана.
— Что, черт возьми, происходит? — Я спросил.
— Райли, — позвал Зик, игнорируя меня, и там, где только что исчезли двое парней, она выглянула из-за угла, убедившись, что я прикрыт, прежде чем пройти весь путь.
— Извини за засаду варваров, — сказала Райли, скрестив руки на груди, когда она присоединилась к двум другим, стоящим надо мной. — Но мы не знали, что еще сделать, чтобы заставить тебя заговорить.
— Заговорить?
— Мы хотим знать, что происходит, — сказал Холден, заполняя пробелы. — И не та дерьмовая ложь или полуправда, которую ты плевал, когда кто-то был достаточно храбр, чтобы надавить на тебя. Ты не в порядке. И если бы быть с Малией было действительно тем, чего ты хотел, ты был бы на седьмом небе от счастья, а не человеческой версией Иа.
Я вздохнул.
— Я действительно хочу быть с Малией.
Как только эти слова слетели с моих губ, Райли посмотрела на парней, и они оба отступили как раз вовремя, чтобы она повернула кран и обрушила на меня ледяную воду.
— Райли! Какого хрена!
Я поднял руки, чтобы защититься от нее, не то чтобы я действительно мог, пока она снова не выключила его. Полотенце у меня на коленях промокло и стало холодным.
— Ты получаешь ледяную ванну каждый раз, когда говоришь подобную глупость, — предупредила она. — Так что на твоем месте я бы попробовала еще раз.
