В её словах я вдруг вижу себя. Ведь легче всего переложить всю вину на плечи, как кажется, сильного мужчины. И только сейчас понимаю, сколько горькой ответственности мы возложили на его плечи. Может Крис права? Может нам и не снилась та война, которую проживает Роланд в своей душе?
От чего-то хочется плакать вместе со Стеллой. Но я лишь стараюсь её успокоить. И когда она перестаёт плакать и благодарить меня за поддержку, я сажаю её в такси и возвращаюсь в бар.
Не найдя Роланда в зале, иду к нему в кабинет. Стучусь, не дождавшись ответа, открываю дверь и, не увидев там никого, вхожу вовнутрь. Осмотрев помещение и весь второй этаж, которые нисколько не изменились и остались все в том же выдержанном и благородном стиле, я решаюсь на безумие. Проверив ещё раз коридор на отсутствие Роланда и его помощников, я захожу обратно в кабинет и подхожу к его рабочему столу. Судорожно начинаю искать флешку, постоянно вслушиваясь в звуки, чтобы не пропустить Ханукаевские шаги. Открываю один шкафчик за другим, перебираю документы, раскрываю все папки, в надежде, что флешка может быть спрятана в одной из них. Но все четно. Ясно, что Роланд не станет прятать нечто важное в открытом столе в открытом кабинете. И хоть я это понимаю, все равно отчаянно стараюсь найти хоть что-то, продолжая верить в свои собственные силы.
Услышав приближающиеся шаги, успеваю лишь привести в порядок документы и закрыть шкаф. Роланд входит в комнату и, увидев меня, сидящую за его столом, подозрительно прищуривается. Замечаю на его лице не остывшую злость.
— Ты что тут делаешь?
— Искала тебя, — встаю, подхожу к нему, — Хотела поговорить, — поправляю воротник его белой льняной рубашки. Вижу, как его дыхание становится ровнее, взгляд, что был полон злости секунду назад, смягчается.
— Хотел бы я удивиться, что ты подслушала разговор, но не могу. В этом вся ты — всегда суёшь свой нос, куда не просят.
— Мы в этом с тобой так похожи, не так ли? — улыбаюсь, стараясь сгладить острые углы. Мне сейчас не до конфликтов.
Оторвав мои руки от себя, отходит, садится за стол и внимательно проходиться по нему глазами, будто проверяя все ли на месте. Становится не по себе от подобного недоверия ко мне.
— Может, стоит поговорить с Лайлой? — начинаю осторожно разговор. Подхожу к нему, касаюсь лица. — Возможно, она боится обидеть тебя, поэтому не идёт на контакт с мамой?
Он замирает, глаза темнеют и, когда мне кажется, что последует очередной ураган, он меня удивляет — берет мою руку с лица, тянет к себе и сажает на колени.
— Объяснять, что это не твоё дело, смысла нет. Поэтому, постараюсь объяснить доходчиво другое — я не хочу, чтобы моя сестра имела связь с потаскухой! — произносит с таким бессердечием, что становится дурно.
С ужасом смотрю на него. Не верю, что сын может сказать вслух подобное о матери, какой бы она не была.
— Ты ведь не знаешь всей правды, — вступаюсь за женщину. — Она могла разлюбить твоего отца и любить этого мужчину. Ты не думал об этом?
— А должен? — берёт меня за подбородок.
Чувствую, что выхожу за грань и могу снова вывести его из себя, но решаю не останавливаться:
— Допустим, я вышла замуж и родила ребёнка, а потом встретила тебя и потеряла голову. И вот я голая лежу в одной постели с тобой — как это характеризует меня как мать? Я ведь предаю мужа, но не ребёнка.
— То есть, — он начинает усмехаться, вновь смотря на меня глазами охотящегося зверя, — Ты меня любишь?
Его вопрос, будто весь кислород из комнаты забирает. У меня застывают все органы чувств. Понимаю, что должна сказать что-то, съязвить, сменить тему, но не могу. Зачем? Уверена, ему не составит труда прочитать в моих глазах ответ на свой вопрос.
— Я шучу, малышка, — продолжает ехидно улыбаться, — Просто следовал твоим словам.
И не дав ничего ответить, притягивает к себе и целует в губы. Обвив шею руками, прижимаюсь к нему крепче и утопаю в нем.
Это так паршиво — любить и сходить с ума по человеку, который является сущим кошмаром, не признающий детей и семейных ценностей. Я это прекрасно понимаю головой, но внутри все тянется к нему, считая его лучшим воплощением мужчины.
Стук в дверь заставляет нас остановиться. И прежде чем успеваю встать с Роланда и привести себя в порядок, дверь в кабинет открывается, и я теряю дар речи, увидев перед собой знакомого мужчину. Как же давно я его не видела и как давно не вспоминала. Кажется, буквально каких-то шесть лет назад — он был самой большой моей любовью и мечтой, а сейчас никакие воспоминания о нем не трогают моей души. Каким же сильным клином оказался Роланд, раз с корнем выбил из меня болезнь по имени Эльдар.
Глава 4
POV Роланд
Сегодня все решили рискнуть и сыграть на моём терпении.
Вошедший без разрешения Эльдар теряет дар речи, когда видит Медею, которая встаёт с меня и приводит себя в порядок. С любопытством наблюдаю за её реакцией, при виде него. Интересно, изменились ли её чувства к нему, или она осталась прежней идиоткой, эмоционально зависящей от кретина.
— Потом договорим, — улыбается, посмотрев на меня.
Отходит, направляется в его сторону. Мышцы напрягаются с каждым её пройденным шагом, который сокращает между ними расстояние.
— Здравствуй, Эльдар, — произносит с той же улыбкой на лице, что секундой раньше принадлежала мне. Хочется за это вдавить её башку в стену.
— Не думал, что ещё когда-нибудь тебя увижу.
— Медея, закрой дверь с той стороны, — раздражившись, бросаю резко.
Попрощавшись с ним, она послушно следует моим словам и скрывается за дверью.
— Я слушаю, — обращаюсь к нему, откинувшись на спинку кресла и скрестив руки.
— Не знал, что вы вместе.
— Должен был?
— Я переживал за неё.
— Наслышан о твоей сердобольности, — не скрываю презрения ни в голосе, ни во взгляде. — Зачем пришёл? — переспрашиваю тверже.
— Это касается Стеллы, — проходит и садится напротив за стол.
— Разговор окончен, — не даю ему продолжить. — Можешь встать и выйти.
— Роланд, это уже смешно. Может пора вести себя достойнее?
— Смешно — это когда о морали рассказывают аморальные. Говорить об этой женщине, тем более, с тобой я не намерен. Всего доброго, — встаю с места, иду к выходу и открываю дверь, чтобы "вежливо" выпроводить его из кабинета.
— Эта женщина — моя тётя, и я имею право прийти и поговорить с тобой о ней! Ты касаешься чести нашей семьи!
— Эльдар, — усмехаюсь такой глупой опрометчивости, — Будь аккуратнее в выражениях. Ты думаешь, что вы со Стеллой имеете право касаться чести моей семьи без последствий? Прежде чем в следующий раз заявиться в мой кабинет без разрешения, подумай сто раз, что станет, если я решу взяться за тебя. Не боишься оказаться на месте Стеллы и лишится возможности общаться со своими детьми?
— Ах ты сукин сын, — подрывается с места и подлетает ко мне, — Ты мне угрожаешь?
— Предупреждаю, — отвечаю спокойно.
— Ты, кажется, не понимаешь, с кем связываешься! — хватает меня за ворот.
— Сараев, — перехватив его руки, откидываю его к стене и зажимаю локтем горло. — Я прекрасно понимаю, с кем веду игру. Но понимаешь ли ты?
Ослабляю хватку и позволяю ему отойти.
— Мы позже вернёмся к этому разговору, — бросив презренный взгляд, он поправляет пиджак и выходит из кабинета.
Он может думать, что владеет ситуацией до тех пор, пока мне это необходимо. Он может делать за моей спиной и спиной сестры, что ему вздумается. Опять же — до поры до времени. Но, заявляясь на мою территорию с предъявлениями, он должен прекрасно понимать, что будет принят как мусор и так же будет отправлен обратно!
Возвращаюсь к столу. Успокаиваюсь и тянусь к телефону, чтобы набрать управляющему и дать задание. Хочу вернуть Медею обратно. Нужно быть полным идиотом, чтобы забыть — когда эта девочка у тебя в кабинете, дверь нужно закрывать на замок.
