Подходим к съёмочной группе, все приветствуют Варди, мы просматриваем с ней несколько кадров, а после проходим за стол. Она определенно намеревается со мной что-то обсудить.
— Ко мне заходил Майер, — начинает предельно честно. — Наивный немец считает меня авторитетом в твоих газа, — мне становится смешно от ее слов, от того, как играючи эта женщина преподносит простые вещи. — Но я донесу до тебя его мысли, чтобы посчитать разговор состоявшимся. Как никак, обещала.
— Догадываюсь, о чем пойдёт речь, — будь кто-то другой на её месте, я бы разозлилась, но передо мной сидит адекватная женщина, умеющая понимать с первого раза позиция своего собеседника.
— Тогда кратко. Я не намерена совать нос в твои дела. И не придерживаюсь мнения Рейна, что каждому ребёнку нужен отец. Порой, попадаются мужчины — редкостные мудаки. И от таких лучше держать детей подальше.
— Я действую исключительно из лучших побуждения для дочери.
— В этом не сомневаюсь. Но послушай женщину, повидавшую на своём пути немало индивидов. Этот самец, которого я встретила на входе, — пальцем указывает в сторону, куда ушёл Роланд. — Породистый экспонат. И такому даже я дала бы шанс. Хотя… — задумывается, — Ты девочка умная, уверена, знаешь, что делаешь.
Улыбаюсь ей, испытывая большую признательность за этот ёмкий разговор, тема которого не приносит мне никакого удовольствия.
Женщина встаёт, надевает обратно очки в дорогой оправе и прощается со всеми работниками.
— Скажу Рейну, что ты пообещала подумать над моими словами, — оборачивается ко мне и хитро улыбается, — Не хочу, чтобы этот неугомонный ещё и мне мозги лечил.
Смеюсь и одобрительно киваю ей.
— В любом случае, спасибо вам за заботу, — благодарна касаюсь её руки.
— Береги себя и девочку, — говорит, даже не догадываясь, в каком мы сейчас с моим ангелом положении.
— Обязательно.
Она уходит, и я возвращаюсь к работе. Съемки длятся до глубокого вечера. Когда в баре не остаётся никого из сотрудников журнала, я устало падаю на один из диванов, запускаю руки в волосы и, закрыв от наслаждения глаза, начинаю массировать голову. Один день, а столько пережитых событий. Как же давно я не испытывала такой калейдоскоп эмоций.
— Я думал, ты уехала, — слышу голос Роланда и открываю глаза.
— Решила дождаться тебя, — встаю с места, подхожу к нему. — Надеюсь, у тебя нет планов на ночь, — улыбаюсь, кладя руки ему на плечи.
При виде него, всю усталость как рукой снимает.
— Хочешь предложить мне что-то? — ухмыльнувшись, хватает за талию и двигает меня назад, пока не упираюсь ягодицами об что-то.
— Поедем к тебе? — шепчу, получая удовольствие от каждого его прикосновения.
Сажает меня на стол, раздвинув ноги, прижимает к себе, а руками забирается под юбку.
— Мне и здесь хорошо, — ехидно улыбнувшись, целует в губы, а пальцами добирается до кружевных трусов, сдвигает их и касается плоти. — Вижу, и тебе хорошо.
Мучительно вздыхаю. Мне очень хорошо. И если бы не необходимость оказаться у него дома, я бы осталась на этом столе, наплевав на персонал бара.
— Дмитрий и уборщицы ещё не уехали, — обвив руками его шею, шепчу на ухо. — Не хочу, чтобы кто-то снова прерывал нас.
Отстраняется, достаёт ключи из кармана и протягивает их мне:
— Жди в машине, скоро буду.
Нехотя встаю на ноги, принимаю ключи и, забрав сумку с дивана, выхожу на парковку. Найдя чёрный Brabus и сев в него, привожу мысли и внешний вид в порядок. Решаю не терять времени и возможностей и, хоть не думаю, что он может прятать в автомобиле то, что мне необходимо, я начинаю рыскать в бардачке, в подлокотнике, в кармашках сидений и в дверных. Но не нахожу ничего, что могло бы мне помочь вернуть дочь.
Когда дверь в машину открывается, и за руль садится Роланд, мой рассудок снова растворяется в воздухе.
— Надеюсь, на этот раз не в аэропорт, — хмыкаю, когда он заводит автомобиль.
Молчит, лишь холодная улыбка выступает на его губах. Не удержавшись от постоянного желания касаться его, освобождаю ноги от босоножек и кладу их ему на колени, медленно пробираясь одной к ширинке его брюк. Он не сопротивляется, переключив селектор и двинувшись с места, касается моей лодыжки.
Двадцать минут дороги кажутся двадцатью днями. Роланд с особым изыском заставляет тяжело дышать и извиваться мое тело на его кожаном сидение. Ему достаточно одной руки, чтобы заставить меня потерять голову и сойти с ума от собственных грязных мыслей и желаний.
Доехав до знакомых высоток, надеваю обратно каблуки, выхожу из машины и следую за Роландом к лифту. Только двери хотят закрыться, и мне кажется, что мы останемся вдвоём, как в кабину входит мужчина, останавливается у входа и разворачивается к нам спиной. Я готова наброситься на этого нежданного и нежеланного человека с кулаками, а Роланд издевательски наблюдает за моей сумасшедшей ломкой. Облокачивается на поручень у зеркала, тянет меня за руку, разворачивает спиной и прижимает к себе настолько близко, что мне удаётся почувствовать его возбуждение. В абсолютной тишине пробирается рукой под шёлковый топ, тянется вверх и, отдёрнув лифчик, начинает ласкать соски. Еле сдерживаюсь, чтобы не взвыть от удовольствия. Кусаю нижнюю губу, чтобы не издать никаких звуков. И мысленно молюсь, чтобы лифт быстрее довёз нас до нужного этажа. Это наваждение действует на меня как губительное лекарство — сначала даёт ложное ощущение здоровья, а потом отпускает и заставляет пережить всю боль в двойном размере. Мне все сложнее держать себя под контролем и не поддаваться сильным чувствам, делающим меня слабее.
Незнакомец выходит первым, а через несколько этажей доезжаем и мы.
— Приехали, — хрипло шепчет на ухо и шлепает по попе.
Пройдя вперед, дойдя до апартаментов и войдя в них, узнаю ту самую квартиру, которую когда-то Роланд с Демидом арендовали для меня. Мужчина проходит вперед, достаёт из кармана ключи, кладёт их на стол, а следом, из другого кармана, вытаскивает флешку. Сердце замирает от увиденного, а после начинает бешено стучать от мысли, что это — необходимый мне USB-накопитель, благодаря которому уже завтра я смогу увидеть дочь и… больше никогда — Роланда.
Закрываю за собой дверь на замок. Подхожу к нему с полным ощущение того, что эта ночь должна стать особенной, даже несмотря на мое предательство.
Хватаю его за ремень и одним движением руки, расстегнув ширинку, даю понять, что больше не готова ждать. Он хватает меня за волосы, оттягивает назад и впивается губами в шею, кусая и истязая кожу. Пока я жадно глотаю воздух, он наматывает волосы на кулак, отрывает меня от себя и грубым движением ставит на колени.
Во мне взрывается вулкан грязи и похоти. Меня с головой накрывает желание обладать им. Я хочу его всего. Хочу настолько, что в глазах мутнеет, а тело будто томится в котле с кипящей водой.
У нас двоих сносит крышу, когда губами касаюсь его достоинства. Он дергает мой рот ближе и начинает управлять моей головой, задавая ей нужный ритм. Зарычав, откидывает голову назад от удовольствия, а я получаю наслаждение только от того, что чувствую агонию в его крови. Меня дурманит этот кайф, и я не вижу больше границ, за которые недопустимо выходить.
Он резко останавливает меня и поднимает обратно на ноги. Сносит все с входного комода и сажает меня на него. Сдирает с меня юбку, разрывает топ на две части. И я только сильнее пьянею от его дикости.
— С*ка! — обхватывает меня за горло, прижимает к стене и тянется губами к уху. Кусает, — Бл*дь! Убить тебя здесь, чтоб больше никому не доставалась.
Разжимает пальцы, спускается ниже, терзает руками груди, а губами — ключицы. Вскрикиваю от боли, кажется, что ещё чуть-чуть, и я потеряю сознание, но умоляю не останавливаться.
Раздеваю его в необузданном состоянии. Настолько хочу, что умудряюсь сорвать некоторые пуговицы с рубашки. Его губы спускаются все ниже, остановившись у груди, кусают, а после продолжают опускаться ниже, пока не оказываются у низа живота. У меня перехватывает дыхание, с замиранием жду и хочу, чтобы спустился ещё ниже, но он лишь ехидно улыбается и бросает:
