— В школе, — говорит Кир с полным ртом пирожных.
Она не должна быть в гребаной школе. У нее нет занятий, о которых можно было бы говорить, и у нас нет тренировки, поэтому она не могла остаться на матч.
Если не..
Я достаю свой телефон и проверяю сообщения.
Несколько из моего группового чата с тремя моими друзьями-ублюдками.
Ронан: По шкале от одного до десяти, как думаете, скольких девушек я смогу трахнуть, прежде чем мой отец заставит меня жениться, как шлюху на продажу?
Эйден: Зависит от того, имеют ли они в виду секс или нет.
Ронан: Отвали, Кинг.
Ронан: Кто-нибудь еще?
Коул: Сто.
Ронан: Теперь мы можем поговорить.
Коул: Но ты не запомнишь ни одну из них.
Ронан: Лааааадно! Я просто соглашусь с одной.
Он прикрепляет селфи с Кимберли рядом с собой. Он кладет руку ей на плечо, как и вчера, но на этот раз его губы касаются ее щеки, когда она смеется в камеру.
Ее глаза слегка закрыты, оставляя только щелочку из тех зеленых радужков, которые, как мне хочется думать, выглядят как сопли, но на самом деле являются самыми завораживающими зелеными, которые я когда-либо видел.
Пряди ее волос развеваются, отчего прилипают к маленькому носику и полным щекам. Ее зубы обнажаются от смеха. Хотел бы я, чтобы это было вынужденно или напоказ, как она делает на выставках своей матери.
Я знаю фальшивые улыбки Кимберли. Я их выучил. Они выгравированы в темном уголке моего сердца, на том, на котором написано ее имя.
Эта улыбка не одна из ее фальшивых. Она искренне счастлива, наслаждаясь тем, что выглядит как обычная персона. Только Ронан мог сделать селфи в продуктовом магазине, как какой-нибудь гребаный простолюдин.
От него приходит еще одно сообщение.
Ронан: У меня новый вызов. Я трахну только одну девушку, а потом, может быть, мой отец выдаст ее за меня. Отец Кимми тоже большая шишка. Граф Эдрик одобрил бы это.
Я печатаю, прежде чем осознаю, что делаю.
Ксандер: Я собираюсь, блядь, убить тебя, Рон.
Я удаляю, прежде чем моя импульсивная сторона заставит меня нажать «Отправить».
К черту его и то, как он меня дразнит. Это не работает и никогда не сработает.
Коул: И она может воплотить твою фантазию о девушках в кроличьих костюмах, выпрыгивающих из торта в реальность.
Ронан: Черт, да, я отвел ее в тот отдел, и она не переставала улыбаться. В следующий раз я попрошу ее примерить их.
Эйден: Когда Рид навещала Эльзу на прошлой неделе, она надела эти кроличьих ушки.
Дайте мне, блядь, передохнуть. Даже Эйден замешан в этом дерьме? Разве ему не должно быть все равно, как обычно?
Я заставляю экран потемнеть, чтобы не написать чего-нибудь такого, о чем, скорее всего, пожалею. Они видят, что я прочитал сообщения, но, в общем, к черту их.
К черту их всех.
— Твоя сестра не в школе, — говорю я Киру с улыбкой.
Если она думает, что может играть без чувства вины за то, что бросила брата, значит, ее ожидает другое.
Он перестает жевать, глядя на меня сквозь ресницы.
— Но она сказала, что у неё занятия. Вот почему Пол забрал меня. — его нижняя губа дрожит. — Я не люблю, когда наш водитель забирает меня. Других детей забирают их родители.
Ну черт.
Я мог бы хотеть, чтобы она страдала, но не за счет Кириана.
Кроме того, его случай так близок. Я часто ездил с Эйденом и Коулом, когда мы были детьми. Ни один из наших родителей не заботился и не приезжал за нами лично, за исключением, может, матери Коула.
— Разве я не говорил тебе звонить мне, когда некому тебя забрать?
Я режу еще один кусочек пирожного и кладу его перед ним.
Он приподнимает плечо.
— Кимми говорит, что я не должен тебя беспокоить.
— У нас братский кодекс, помнишь? В следующий раз позвони мне.
Его глаза загораются, когда он, наконец, доходит до шоколада.
— Ты действительно приедешь?
— Всегда.
— Что значит «всегда?
— Это значит, что я буду рядом до скончания времен, когда ты будешь нуждаться во мне.
Даже если я уеду и никогда больше сюда не вернусь, Кириан всегда будет со мной. Часть, от которой я никогда не попытаюсь избавиться, как от всего остального.
Он кладёт кусок пирожного на тарелку и смотрит на него, склонив голову.
— Кимми тоже так говорила, а потом...
— Что потом?
Он качает головой, его подбородок дрожит.
— Я не должен был говорить.
Я наклоняюсь, пока его руку от моей не отделяет совсем небольшое пространство.
— Что случилось, Кир? Ты можешь мне сказать. Как гласит наш братский кодекс, ты можешь рассказать мне все, что угодно.
Он поднимает глаза, прежде чем снова сосредоточиться на пирожных на тарелке.
— Она пообещала, что это не повторится.
— Не повторится что?
Его нижняя губа вновь дрожит. Подсказка, что он вот-вот заплачет. Она тоже так делала, когда мы были детьми. Это всегда случалось до того, как она начинала плакать.
Кириан живой ребенок и не плачет, так что тот факт, что он борется с этим прямо сейчас, должен означать, что-то серьезное. Это из-за их родителей, или чего-то определённого?
— Сэр.
Наш дворецкий Ахмед, в своей элегантности, стоит в дверях. Это невысокий мужчина с оливковой кожей и светло-карими глазами. На его лбу образовалась темная складка из-за молитвы, совершаемой пять раз в день. Даже я знаю, что лучше не беспокоить его во время молитвы. Ох, и в Курбан-Байрам — мусульманские праздники — он готовит нам лучшие шашлыки от своей семьи.
Но не эта причина, по которой он единственное терпимое присутствие в нашем штате. Это потому, что он практически вырастил меня, когда ни один из моих родителей не нашел на это времени.
— Мисс Рид здесь за своим братом, — говорит он с легким ближневосточным акцентом.
Блядь.
То есть как раз вовремя, будто она чувствовала, что он собирается выложить ей все.
Глаза Кириана расширяются, когда он запихивает остатки пирожного в рот, а затем спрыгивает со стула.
Я вытираю ему щеку, и он ухмыляется, выбегая на улицу. Но сначала он останавливается и смотрит на меня, приложив палец ко рту. Я делаю молниеносное движение, повторяя за ним.
Он находился на грани, чтобы кое-что раскрыть, и уверен, что в следующий раз, с помощью правильной взятки в виде пирожных, он расскажет мне. Не потому, что он красноречив, а потому, что случившееся расстроило его настолько, что он перестал есть свою любимую еду в мире.
— Разве я не говорила тебе не приходить сюда? — ее строгий голос доносится от входа, когда Ахмед сопровождает Кира к ней.
— Но я хочу играть с Ксаном.
— Почему ты должен играть с ним? — она берет его за руку. — Разве меня недостаточно?
— Конечно, недостаточно.
Я прислоняюсь к дверному косяку, скрещиваю руки на груди и ноги в лодыжках.
Покрасневшее лицо Кимберли становится пунцовым в свете позднего полудня. Заходящее солнце отражается в ее зеленых прядях, делая их непокорными. С начала этого года все в ней пошло не в том обычном направлении. Юбка ее формы выше колен, почти до середины бедер. Пиджак слишком тесный, и я удивлен, что она может в нем дышать.
К черту это, и ее духовное путешествие, и путешествие по снижению веса, и все эти ненормальные путешествия, которые она совершила.
Она начинает казаться такой же фальшивой, как образ, который Сильвер поддерживала в течение многих лет.
— Пойдем, Кир.
Она ведет своего брата перед собой, быстро обрывая зрительный контакт со мной.
— Иди без нее, Супермен. — я улыбаюсь ему, показывая свои самые очаровательные ямочки на щеках. — Мне нужно поговорить с твоей сестрой.
— Хорошо!
Он не останавливается, прежде чем побежать в сторону их дома, вероятно, готовый украсть еще шоколадные пирожные у Мариан.
