Я превращаюсь в маленькую девочку, которая потеряла свою бабушку и весь день плакала на ее могиле, умоляя вернуться, не оставлять с этой матерью, потому что я ненавидела ее, потому что я не хотела жить с ней.
Как только я оказываюсь в пределах досягаемости, мама показывает на весы, которые она держит возле обеденного стола. Она расставила их по всему дому. Папа говорил ей избавиться от них, и он активно выбрасывает их, когда приезжает домой, но мы ничего не можем сделать, когда его нет.
— Вставай.
— Мама...
— Не заставляй меня повторяться, Кимберли.
Ее голос похож на брань учителя, язвительный и предназначенный для подчинения.
Туман окружает меня, сгущаясь и увеличиваясь, когда я встаю на весы. Сердца людей гремят, в ожидании результатов экзамена. Мое же почти выбивается из колеи, когда электронные цифры моего веса фильтруются передо мной. То, что определяет меня как личность в глазах мамы, это цифры и ничего больше.
Шестьдесят четыре килограмма.
Я почти перестаю дышать. Черт, что я сделала не так? Я ничего не ела, или, по крайней мере, ничего такого, что не могло бы спровоцировать набор веса. Это была та диетическая кола?
— Разве ты не говорила, что весишь шестьдесят три?
— Весы сегодня утром показывали иную цифру.
Я медленно спускаюсь, будто исчезновение этих цифр спасет меня от хлесткого языка матери.
— Я ожидаю, что к концу недели ты будешь весить шестьдесят, а к концу следующей — пятьдесят семь.
— Но...
— Никаких «но», Кимберли. — она постукивает каблуками по полу. — Я была терпелива с тобой, но ты не следишь за своим весом. Ты невысокого роста, и не можешь позволить себе лишние килограммы. Я жду результатов, иначе Кир отправится в школу-интернат.
— Н-нет, мам. Ты обещала!
Как будто кто-то взял мое сердце и пронзил его острыми ножами.
Тот факт, что она может и хочет отослать Кириана, чтобы у нее было больше места для ее творчества, как только я поступлю в колледж, всегда вызывает у меня кошмары.
Я не позволю ей разрушить его детство, как она разрушила мое.
— Только если ты сдержишь свое обещание. — она поправляет волосы, поднимаясь по лестнице.
— Я сдержу. — мой голос дрожит. — Я сдержу, мама.
Она даже не оглядывается. Я перестала ожидать, что моя мама оглянется на меня, узнает меня, увидит меня.
Я знаю, что мне уже пора перестать просить ее внимания, но маленькая девочка во мне не отпускает.
Бросив последний взгляд на весы, я выхожу.
Влага застилает мои глаза, когда я ищу ключи на стойке.
Ради Кира. Все это ради Кира.
Туман не доберется до меня. Ни сегодня, ни завтра. Не раньше, чем Кир вырастет и сможет сам за себя постоять.
— Где эти дурацкие ключи? — я стону от разочарования, борясь с желанием забиться в темный угол и впустить эти нездоровые мысли.
Они сожрут меня в мгновение ока, и в следующее мгновение я окажусь в ванной и..
— Они в твоих руках, Ким.
Мягкий голос Мариан вырывает меня из мыслей.
— Ой. — я смотрю на ее доброе лицо со слабой улыбкой, затем возвращаюсь к ключам, которые действительно свисают с мизинца. — Спасибо, Мари.
— В любое время, дорогая. — она слегка улыбается. — Что хочешь на ужин?
— Брокколи и небольшую порцию макарон с сыром для Кира.
— Что насчет тебя?
— Салат — на самом деле, забудь об этом. Я захвачу что-нибудь по дороге.
Я не сделаю этого.
Это будет еще один день без ужина. Ночью мне тяжелее вызвать рвоту. Это заставляет меня нервничать из-за боли в животе и неспособности заснуть, и если я не смогу заснуть, этот туман съест меня в считанные секунды.
Попрощавшись с Мари, я выхожу на улицу, нацепив на лицо улыбку. Что бы ни случилось между мной и мамой, Кириан не может и никогда не узнает об этом. Не то чтобы он не подозревает, но я хочу защитить его так сильно, как только могу.
Моя улыбка исчезает, при виде того, как он тащит Ксандера за руку с другой стороны улицы. Появляется долбаный мальчик по соседству. Его выгоревшие волосы взъерошены. Его белая толстовка с капюшоном контрастирует с загорелой кожей, а черные джинсы низко сидят на бедрах, будто Кир застал его в постели, и у него едва хватило времени нормально надеть одежду.
Дерьмо. Я бы не удивилась, если бы все было именно так. Кириан имеет свободный доступ в особняк Найтов — вроде как я в прошлом. Ахмед открывает ему дверь, даже если дома никого нет. Льюис всегда души в нем не чает, и этот мудак, Ксандер, хорошо к нему относится.
— Полегче, Супермен.
Ксандер проводит пальцами по волосам, будто представляет их, но от этого становится только жарче.
Подождите. Нет. В Ксандере нет ничего горячего.
Моя кровь все еще кипит от того, как он назвал меня шлюхой ранее. Как он сказал, что заставит меня смотреть, как он трахает других девушек.
К черту его миллионные сексы и всех остальных девушек, которых он использует.
Ощущение покалывания пронзило мою кожу с тех пор, как он произнес эти слова. Хотя я и имела это в виду — он последний человек, которого я когда-либо хотела бы.
Возможно, когда-то я была достаточно глупа, ожидая и надеясь на его прощение, но сейчас он просто парень по соседству. Мудак, живущий напротив.
— Ты сказал, что поможешь, Ксан.
— Конечно.
Кир обхватывает обеими своими маленькими ручонками большую руку Ксана и тянет его в мою сторону.
— Кимми с мамой. Ты должен вывести ее отсюда.
Мое сердце согревается так сильно, что я чувствую, как остатки тумана испаряются, конденсируются в воду и падают.
Мой младший брат думает обо мне. Я недооценила его способность ощущать напряжение между мной и мамой.
Хотя ему не следовало обращаться за помощью к Ксандеру. Он часть проблемы, а не ее решение.
Черт, он худшая часть проблемы.
— Кимми! — Кир вскрикивает, увидев меня, и бежит в моем направлении, его маленькие ножки несут его медленнее, чем ему хочется.
Я слежу за улицей в поисках машин, хотя у нас здесь нет движения.
— Эй, Обезьянка. — я ерошу его волосы, полностью стирая Ксандера из окружения. — Ты готов ехать?
Он несколько раз кивает, затем останавливается, словно что-то вспомнил.
— Может Ксан поехать с нами?
Абсо-блядь-лютное-нет.
Я приклеиваю фальшивую улыбку и направляю ее на мудака.
— Уверена, что у него дела.
Думаю, мне это, кажется, но его челюсть дергается, прежде чем он одаривает меня своей улыбкой золотого парня, от которой у него образуются ямочки, и вот они. Ямочки на щеках.
Глубокие, чертовски привлекательные ямочки на щеках.
У него действительно не должно быть ямочек на щеках. Это должно стать исключительно для хороших парней, а не для ублюдков.
Его улыбка и ямочки пара причин, по которым девочки влюбляются в него в школе, как будто он какой-то Казанова.
На самом деле, он один из них. Я потеряла счет тому, сколько раз он исчезал с девушкой — или двумя — на одной из вечеринок Ронана, только чтобы появиться некоторое время спустя с помадой на футболке и шее, а девушка, с растрепанными волосами и размазанной помадой, улыбалась как идиотка, словно она вознеслась на небеса и теперь возвращается.
Еще раз повторяю, это не я. Это моя способность замечать все. Если бы это зависело от меня, я бы полностью вычеркнула его из своего существования. Или, может, если бы у меня была какая-то машина времени, я бы вернулась на семь лет назад и не делала того, что сделала.
Но машин времени не существует. Это то, чем мы стали, и это невозможно изменить, как бы сильно я ни хотела — или, скорее, хочу. Я больше не жажду его прощения.
Он никогда не согласится на это, а я просто причиню себе боль.
— У тебя дела, Ксан? — спрашивает его Кир, когда тянет меня так, что мы втроем стоим почти посередине улицы.
— Зависит от обстоятельств.
Он разговаривает с моим братом, но все его нервирующее внимание приковано ко мне.
Его светлые глаза прочерчивают темный путь в мою душу, вымощенный шипами. Когда мы были детьми, я думала, что магия причина цвета его глаз. Оказывается, это черная магия.
