— Подсказка: из того, у кого, блядь, нет перьев, шерсти или чешуи.
Я представил лысую птицу, бритого зайца и облезшую дохлую рыбу — это всё, на что у меня хватило воображения.
— Кальмар! — засмеялась Диана. — Ещё улитка!
— Семён Семёныч! — выразительно хлопнул я себя по лбу.
Выложил на стол телефон. Я ждал звонка. И в это кафе мы приехали не просто так.
— Я похожа на неё, да? — хмыкнула Диана, когда, ожидая сделанный заказ, я задумался и принялся разглядывать девочку внимательнее, чем того требовали приличия.
— На Катю? — спохватился я, что так глазеть не стоит, когда она выразительно поправила вырез на груди. — Немного.
— Какой она была? — подпёрла рукой щёку. И я невольно сглотнул. Этот жест был такой Катин, что у меня поплыло перед глазами.
— Доброй. Ласковой. Мягкой, — я пожал плечами. — Робкой. Скромной, — сделал я упор на последнее слово, разумно решив, что девушке скромность никогда не помешает, да, собственно, не сильно и приврал.
— Ясно. Слабой, — поджала губы Диана.
— Нет, гири тягать это точно не про неё, — улыбнулся я. Конечно, я понимал о какой слабости речь, но Катя не заслужила такого отношения родной дочери. И я взялся за неблагодарное занятие её переубедить. — У неё была одна поразительная черта, которую я за всю свою жизнь больше никогда ни у кого не встречал. Она не могла убить даже комара, севшего на руку. Она его прогоняла. Липкие ловушки для мух и крысиный яд считала позором человечества. Ей больно было смотреть на пойманную рыбу, на сломанную ветку. Она открывала окно, чтобы выпустить залетевшую осу. А в ванной у нас стояла специальная банка. Для пауков. Она их ловила в банку и выпускала на улицу. Она ценила и берегла жизнь, как никто. И чьей бы ты ни была, что бы ни случилось с Катей, тебя она любила и берегла больше всех. И сберегла. Ведь ты выжила.
Не знаю, удалось ли мне достучаться до этой девочки.
Возможно, вопросы её стали не столь вызывающими, потому что она видела, что мне её резкость и дерзость не нравятся. Но как бы то ни было, мы просидели почти до темноты.
Она спрашивала. Я отвечал.
Я спрашивал. Она отвечала.
Мы смеялись. Или грустили.
Но одно я понимал точно — мы были совсем чужими.
— Знаешь, я, наверное, сейчас грубость скажу. Но я рада, что ты не мой отец, — вдруг пожала она плечами, когда уже и мороженое, что мы заказали после десерта, было съедено. — Блядь, нет, ты классный, базара ноль. Крутой. Сильный. Интересный. Но я бы понятия не имела как себя с тобой вести, если бы ты был мне отцом.
— А как ты ведёшь себя сейчас?
— Как с парнем, — пожала она плечами.
— Да? — Меня, конечно, трудно смутить, но я испытал лёгкую неловкость. Я-то старался вести себя с ней как с ребёнком. Даже не осознавая, что они с Женькой почти ровесницы, такая между ними была ощутимая разница. И пока я просто видел в ней Катины черты, она, выходит, со мной между делом заигрывала? — Тогда я тоже рад, что ты не моя дочь, — усмехнулся я.
— Да? — оживилась она и заинтересованно облизала губы. — Почему?
— Будь я твоим отцом, уже бы всыпал тебе ремня.
— Это за что же? — хмыкнула она.
— Во-первых, за мат. Сомневаюсь, что такое количество бранных слов в речи могут кому-то понравиться. Во-вторых, вот за эту попытку держаться со мной на равных. Мы не равны, деточка. Я старше, умнее, сильнее, мужик и гожусь тебе в отцы. А в-третьих, вот за этот дешёвый флирт, — я наклонился к ней через столик, чтобы меня слышала только она. — Если ты хочешь, чтобы тебя выебли по кругу и выкинули в ближайшей подворотне, такое поведение с парнями в самый раз. Но ты переигрываешь, желая казаться круче, чем ты есть, — она хотела обиженно отпрянуть, но я ей не позволил, прижав пальцами волосы. — Естественность, скромность и вежливость никогда не устаревают. Это просто совет.
Я отпустил прижатые к столу волосы и откинулся к спинке стула.
Диана фыркнула.
— Кто бы говорил! Твоя жена старше меня всего на год. Но знаешь, чего бы я тебе ни за что не сказала, будь ты моим отцом?
— И чего же? — отпустил я замечание о Женькином возрасте, сверля Диану взглядом.
— Твоя жена трахается с Бринном, — словно выплюнула она мне в лицо.
Честное слово, мне даже захотелось утереться. Но вместо этого я усмехнулся: Бринн хоть и был слегка не в себе, но предупредил, что с Дианой у них вышло некрасиво (дело молодое, чего уж, я не ханжа, сам грешен), и что она может наговорить про него с Женькой лишнего (хотя мог бы и не предупреждать, я бы и так не поверил, но, всегда приятнее быть в курсе, чем соображать на ходу).
— Хм… Да-а? Ну, спасибо, что сказала.
Экран телефона на секунду зажегся, высветив сообщение, которого я ждал.
А потом в кафе вошёл тот, о ком мне написали.
— Смейся, смейся, — скривилась Диана. — Пока так же, как твоя Катя, она не скажет, что ждёт ребёнка, а потом выяснится, что он не твой.
Ты подумай, какая злая девочка, ужаснулся я. А ведь при первом знакомстве она мне понравилась. Но то ли Антон и правда разбил ей сердце, раз как в сказке из доброй феи она стала злой ведьмой. То ли девчонка злится и обижается на меня, потому что не знает куда и как выплеснуть те чувства, что её сейчас переполняют, не самые лучшие, скажем прямо, чувства. Про Давыдовские гены я не стал даже и думать — область это тёмная и слабо изученная, влияют ли они на характер потомства, хотя и мелькнуло.
— Да я и не смеюсь. Просто прикидываю, что же мне теперь с этой информацией делать. Как думаешь, мне развестись и убить Антона? Или может убить их обоих? — добавил я задумчиво.
Она сначала злорадно рассмеялась, но по мере того, как менялось выражение моего лица, напряглась.
— Ты же шутишь, да?
— А ты?
— Я видела своими глазами, — вскинула она подбородок. И совершила фатальную ошибку, став настаивать на своей лжи.
— Ну вот, видишь. Значит, выбора у меня нет. Такого Моцарт никому не прощает. Я убивал и за меньшее. Убью и брата, — стал я мрачнее тучи, внимательно следя, как тот, с кого я не спускал глаз, как ни в чём ни бывало занял место за барной стойкой и заказал пиво. — Это теперь дело чести.
— Подожди, — заёрзала на сиденье Диана. — Не надо никого убивать. Я... Мне… может, показалось.
— Как может показаться совокупляются люди или нет?
— Нет, этого я не видела, — теперь она не только ёрзала, но и пугливо оглядывалась, проследив за моим взглядом. — Просто они... она сидела на подоконнике. Бринн стоял спиной. И Женя его обняла.
Мои брови взлетели вверх.
— И я сказала: «Простите, не знала, что вы…» А Бринн развернулся и так зло рявкнул: «Что мы что?» Может, она просто… ну, его утешала.
— Да? — я улыбнулся самой наипаскуднейшей из своих улыбок. — И ты, деточка, значит, решила, что я это проглочу? То ты своими глазами видела, что они трахаются. То он её даже не обнял, только она его. Ты за кого меня принимаешь?
— Да я просто пошутила, чувак, — натянуто улыбнулась она. — Ну ты чо! Шутка!
— Шутка, значит? Испугалась за Антошу? Или решила моими руками ему отомстить и остаться ни при чём, а теперь передумала? Жаль, что тебя не предупредили, что со мной шутки плохи. Так что, боюсь, ни при чём остаться уже не получится. Придётся его казнить.
Она нервно сглотнула.
— Как казнить?
— Вот так, — процедил я сквозь зубы.
— Нет, нет, пожалуйста. Не надо никого убивать. Я ляпнула, не подумав! — она испуганно вскинула руки, защищаясь, когда я резко встал.
Позади меня с грохотом упал стул. Но обращая на эту мелкую злую врушку внимания меньше, чем на муху, я шёл к тому, кто обернулся на звук. К кому, у кого действительно были все основания испугаться.
Лёвин рванул к выходу. Но как бы быстро он ни перебирал ногами, я был быстрее. И на улицу он вылетел, разбив собой стеклянную дверь.
Приземлился жёстко. Под звон стекла. Оставив на свежевыпавшем снегу грязную дорожку. Но всё же подскочил и, сделав часть пути на четвереньках, ушёл бы, если бы я был один. Но его встретили мои парни.
