— Ты принес его?
— Не могу смотреть, как ты мучаешься. Идем, ложись.
Шеймас помог мне улечься, взбил подушку и накрыл одеялом.
— Теперь тебе спокойнее? — улыбнулся он, сев рядом. — Совсем голову потеряла. О себе тоже нужно думать.
— Шеймас, — обратилась я к нему, взяв его за руку, — не ругай его, когда он оклемается. Он рискнул ради нас.
— Ты просишь о невозможном.
— Все возможно, было бы желание. Отныне будем действовать сообща. Вместе принимать решения и делать шаги. Я тоже хороша: согласилась на предложение зроу, не спросив твоего мнения. Это было некрасиво с моей стороны. Наши с тобой отношения давно переросли дружеские, и мы уже стали больше чем любовники, связь которых обедняется до секса. Мы вместе, а это значит — никаких «я».
Изумрудные глаза Шеймаса остекленели. Он крепче сжал мою руку и произнес:
— Выходи за меня.
— Что? — занервничала я. Сон как рукой сняло.
— Я хочу жениться на тебе. Ты согласна стать моей женой?
— И моей, — подал уставший, хриплый голос Вейц.
Мы с Шеймасом засмеялись и, поднявшись, подошли к столу.
— Как ты себя чувствуешь, герой? — Я склонилась над ним.
— Чудесно. Похоже мне все-таки удалось впечатлить тебя.
— О, ты впечатлил нас всех! — сказал Шеймас, сунув большие пальцы в карманы штанов. — Только, пожалуйста, больше не надо.
Вейц взглянул на меня.
— Я задел тебя.
— Ерунда, — отмахнулась я. — Царапинка. Гилья творит чудеса. Через пару дней не останется и следа. — Про сотрясение я решила не говорить ему и, конечно, почувствовала, как Шеймас сверлит меня напористым взглядом. Придется объяснить ему, что иногда маленькая, безобидная ложь имеет место быть даже там, где все сообща.
— Так ты согласна стать нашей женой? — переспросил Вейц.
— Разве можно отказать, когда просят сразу двое? — улыбнулась я. — Один с головы до ног в машинном масле, а другой в виде отбивной? Ни одна девушка не устоит.
Они засмеялись.
— Только без церемоний, — поставила я условие. — Кольца, небольшое застолье с танцами в кругу близких и…
— …брачная ночь, — засветился Шеймас.
— Кольца? — удивился Вейц.
— В мире, где я жила, супруги носят обручальные кольца. Как символ. Я хочу, чтобы у нас тоже были. — Я перевела взгляд на Шеймаса. — Только новые. Пусть Тамани постарается раздобыть.
— Сделаю, — кивнул он и, шагнув ко мне, поцеловал меня. — Заодно смотаюсь в город, договорюсь в Регистрационном Центре о дате. Вейц, не разлеживайся. Даю тебе три дня, не больше. Постарайся прийти в норму, чтобы на собственной свадьбе быть фигурантом события. Впрочем, думаю, брачную ночь ты тоже хочешь не только лицезреть со стороны…
— Шеймас, — мягко перебила я его, — ты только об этом и думаешь.
— Потому что это самое сладкое в церемонии бракосочетания, — он облизнулся.
— Иди прими душ, жених, — я легонько толкнула его.
Шеймас ушел, а я села рядом с Вейцом. Он попросил пить, и я заботливо напоила его. Вскоре он снова уснул. Шеймас вернулся в кухню чистым и мокрым, с полотенцем вокруг бедер. Достав из холодильника бутылку с водой, он тоже попил.
— Вы серьезно про свадьбу? — спросила я у него, пересев на диван.
— Откуда неуверенность? — Шеймас присел рядом.
— Не знаю, — пожала я плечами. — Иногда мне кажется, что я вот-вот проснусь, а все это и вы — сон.
— Мне тоже. Боюсь проснуться в Опретауне, во дворце с Тальиной.
Я улыбнулась:
— То есть Опретаун — твой кошмар, а Трейс — райский уголок?
— Не имеет значения, где мы живем. Важно, кто рядом.
Я забралась к нему на колени и прошептала:
— Я рядом, Шеймас. Я не сон. И я безумно тебя люблю.
— Это-то и пугает. Ты перестала говорить о Лу, будто избавилась от вашего запечатления. А вдруг со мной будет то же самое? Все пройдет, как наваждение? Впервые в жизни меня кто-то полюбил… Меня!
— Ты считаешь, что недостоин меня? Не спорю, я женщина мечты, — подшутила я, — но я ведь тебя не из-за запечатления полюбила. Я влюбилась в твою душу, Шеймас. А она светлая. Просто израненная. И я залечу все эти раны.
Я нежно поцеловала его.
— В мирах столько мужчин, а ты выбрала меня, — вымолвил Шеймас. — Я даже ухаживать не умею — ни за собой, ни за домом, ни за женщиной.
— А мне не нужны мыши из серой массы. Однотипные и одноразовые, от которых клонит в сон. Ты заряжаешь меня, Шеймас. Заряжаешь бодростью, страстью, злостью. Это делает меня живой. Эмоции намного важнее букета цветов и постановочного ужина при свечах. И ты даришь мне эти эмоции. Рядом с тобой у меня не возникает желания сказать: «Блин, ты мужик или нет? Сделай хоть что-нибудь яркое!» Наоборот, иногда мне хочется закричать: «Шеймас, пожалуйста, хватит! Ничего не делай!»
Он усмехнулся, и я скользнула завороженным взглядом по его мерцающим волосам, по морщинкам у его глаз, по его небритости, которая делала его собой. Да, я выйду за него! Выйду за них!..
Наутро Шеймас уехал по предсвадебным делам, а Вейца с позволения Гильи перенесли в мою комнату. Я сварила для него бульон и, остудив, покормила. Немного поев, Вейц снова уснул. Гилья убедила меня, что это хорошо. Его кости быстро срастались, с тела исчезали синяки и ссадины, рана на голове тоже затягивалась.
Шеймас вернулся поздним вечером. С ним в замок прибыл городской портной, чтобы снять мерки для пошива свадебного платья и костюмов. Я пребывала в полной растерянности. Ремонт в замке, нападение на Вейца, предложение зроу, и тут свадьба! Все смешалось в некий хаос, но мысль о скором бракосочетании все же согревала сердце. Волнуясь, я обсудила с портным свои пожелания в отношении платья и, проводив его, вошла в гостиную, где Шеймас пил холодный чай.
— Ты так быстро все организовал, словно заранее готовился, — улыбнулась я, подсев к нему.
— Я просто хочу поскорее узаконить наши отношения и по праву назвать тебя своей, — ответил он. — Регистрация через четыре дня. При себе иметь жетоны и приподнятое настроение. Завтра в замок прибудут еще рабочие. Восточная и южная башня уже отремонтированы, мы можем принимать людей. Приедут целые семьи с детьми. Все, как ты хотела. Некоторые мужчины работают на полях, а их жены будут работать у нас. Им хватит работы в замке, в саду и на плантации. Уже появились ростки, за посевами надо следить. На следующей неделе привезут птицу и скот. Не знаю, когда ты за все это со мной рассчитаешься, — вздохнул Шеймас. — У тебя и так задолженность по ипотеке.
