Отдала бы все, чтобы быть похожей на них. Мы все хотели быть Гвендолин Лир, когда «вырастем», но у меня не было шансов. Только она знала почему. Я встретила мисс Лир три года назад, когда она еще работала по назначению суда. Ее назначили на мое дело. Она почти отказалась. Юрист посещала суд по делам несовершеннолетних. Я была там, но мое последнее плохое решение произошло всего через два дня после того, как мне исполнилось восемнадцать. Она сказала, что увидела во мне что-то, что напомнило ей себя. За три года с тех пор, как я ее знаю, все еще пытаюсь понять, что это было.
Я обязана ей всем, что имею. Когда все остальные в моей жизни отказались от меня, она дала мне шанс. Из-за нее я хотела посвятить свою жизнь помощи другим проблемным детям. Я изменила свою жизнь, но мои подростковые крики о помощи, привели к последствиям, которые будут преследовать меня вечно. Возможно, я никогда не стану адвокатом. Я никогда не пройду отбор из-за последнего обвинения в магазинной краже после моего восемнадцатилетия. Идея Гвендолин — заниматься социальной работой. Она помогла мне подать заявку на стипендию и теперь дала мне эту стажировку. Когда мои родители уже давно списали меня со счетов, Гвендолин — нет. Да, во многом я обязана ей своей жизнью.
— Кэсс! — резкий голос Гвендолин наполнил офис.
Мэтт выпрямился в кресле и бросил на меня взгляд.
Протянув руку, я схватила стопку бумаг со своего стола и подмигнула ему. Он улыбнулся и сделал жест пальцем поперек горла. Я хлопнула его по спине и зашла в кабинет Гвендолин.
Контролируемый хаос. Лучший способ описать, как работала Гвендолин Лир. У нее были стопки файлов и разбросанные бумаги в каждом углу кабинета, покрывая стол и весь ковер. Я видела, как уборщики ругали ее, пытаясь прибраться. Это похоже на торнадо из бумаги, но Гвендолин знала, где все лежит, и хотела, чтобы оно так и было.
За последние четыре месяца работы с ней я начала понимать, как работает ее разум. Она изумительный специалист, и ее мышление нестандартно. Она начинала дело с середины, если в этом есть смысл. Самая важная часть ее дела на следующей неделе будет сосредоточена на показаниях двух психологов и следователя из служб защиты детей. Я держала отчет следователя в руке.
Передала ей, прежде чем Гвендолин подняла глаза. Она хотела обсудить мои мысли по этому поводу, но я ничего не говорила, пока она не задала мне вопрос. Я изучила ее. В сорок лет Гвендолин преждевременно стала седой… на самом деле седой. Волосы длиной до плеч, немного короче спереди. Ее брови все еще были дугой черного цвета. Она никогда не красилась, и всегда носила черное. Я никогда не видела ее ни в чем, кроме строгого костюма. Сегодня на ней надето бирюзовое ожерелье с крупными каплевидными камнями. Они цокали, ударяясь друг о друга, пока женщина листала страницы отчета следователя. Наконец, она подняла глаза.
— Сегодня ты какая-то другая, — сказала она.
У нее был акцент, как из другой эпохи, чистый аристократический, как из Новой Англии, как у Элеоноры Рузвельт или что-то вроде того. Многие спрашивали меня, британка ли она. То, как Гвендолин оказалась в Мичигане, было еще одной загадкой, которую держала в секрете. Насколько всем известно, у Гвендолин не было личной жизни. Она не была замужем. Ни парня, ни девушки, ни детей. Никто никогда не видел ее в обществе кого-то за пределами обязательной рождественской вечеринки в здании суда. Она ела, спала, жила и дышала своей работой. Ее призванием были дети и семьи. Гвендолин Лир — самый влиятельный адвокат по усыновлению во всем штате. Для своего случая на следующей неделе, она представляла тетю и дядю, которые пытались забрать свою племянницу у жестокой сестры тети.
— Это волосы.
Она сузила глаза и улыбнулась редкой улыбкой.
— Мне нравится. Никому не рассказывай об этом.
Я прикрыла рот, чтобы подавить смех. Мэтт позеленел бы, если бы услышал ее.
— Это будет нашим секретом. Я поместила свои заметки и основные моменты в эту копию отчета СЗД (прим. пер.: CPS — Child Protective Services — Сервис Защиты Детей). Прокуратура обсудит показания сегодня днем. Они хотят, чтобы ты присутствовала, если сможешь.
Гвендолин кивнула и встала. Она обошла горы документов и уселась на краю письменного стола.
— Хочу, чтобы ты была в зале суда на следующей неделе. Сможешь изучить материалы дела за выходные, и не запутаться?
Мое сердце перевернулось.
— Эм, да.
— Не говори ничего такого.
— Прости. Да, мэм.
Она сузила глаза. Они были потрясающего синего цвета, почти как бирюзовые камни на ее шее.
— И не надо извиняться. Ненавижу, когда женщины так делают.
Я кивнула головой. Одна из первых фраз, которые она сказала мне, когда мы встретились. Она сказала, что никогда не извиняется за вопрос или не знание ответа на что-то. В моем случае также чертовски трудно перебороть эту привычку.
— Как прошли твои экзамены? — спросила она.
Осенний семестр закончился почти месяц назад.
— Я получила четыре «A» и «B» (прим. пер.: А — отлично, В — хорошо). «B» по бухгалтерскому классу. Математика — не моя сильная сторона.
Гвендолин улыбнулась.
— Моя шутка всегда заключалась в том, что я пошла в юридическую школу, потому что на экзамене не было математики. У тебя все будет хорошо.
— Есть одна вещь, — сказала я. — Мэтт и некоторые другие. Разве не ожидалось, что один из помощников придет на суд на следующей неделе?
Гвендолин скрестила руки перед собой и посмотрела на меня сверху вниз. Мой позвоночник будто превратился в воду. У нее испепеляющий взгляд, и многие из нас ожидали тираду сразу после того, как она так посмотрит.
— Я кажусь человеком, который проводит много времени, беспокоясь о том, чего ожидают люди?
— Нет, мэм.
— Хорошо. Я хочу, чтобы ты присутствовала в зале суда на следующей неделе. У тебя хорошие отношения с ребенком, которому мы пытаемся помочь. Она спрашивала про тебя. Это по большей части дело прокурора. Но если парень провалится в суде, мы можем получить плохой результат. Ты можешь помочь мне избежать этого.
Я кивнула, когда Гвендолин оттолкнулась от стола. Она сделала два шага в мою сторону и замерла. Наклонила голову в сторону и сморщила нос.
— Дело не только в волосах.
— Прошу прощения?
Она наклонилась вперед и ахнула. Если бы я не знала лучше, могла бы поклясться, что она пытается меня нюхать. Глаза Гвендолин сузились, и она прикусила нижнюю губу.
— Новый мужчина?
Этот вопрос поразил меня. Она никогда не спрашивала о личном. Я покачала головой, и мое сердце начало колотиться. Ее взгляд казался более изучающим, чем обычно. Ее тон напомнил мне тот, который она использовала во время перекрестного допроса в суде. В твоей жизни появился новый мужчина?
Не знаю почему, но у меня появилось искушение рассказать ей о Саймоне. В тот момент, когда он оказался в моих мыслях, я боялась, что Гвендолин сможет их прочитать. Ее глаза расширились именно в этот момент, и клянусь, температура в комнате, казалось, упала.
— Хм, — сказала она. — Может быть, ты просто поменяла свои духи или долго торчала в том баре, где ты слишком много работаешь.
Ее заявления были достаточно безобидны, но я чувствовала, что моя спина застыла в защитной позе. Тот бар, где я работала, был единственной причиной, по которой я могла позволить себе неоплачиваемую стажировку и закончить последний семестр колледжа. Она никогда не направляла свое презрение на меня, и мне это совсем не нравилось. Гвендолин махнула рукой и повернулась, снова занимая свое место за столом. Она часто так делала. Со временем я научилась не обижаться на это. Когда мысли Гвендолин переключились на другую тему, она прекращала любой разговор, который вела. Это не было личным, даже если и было грубо. Со своей стороны, я порадовалась передышке от ее пристального внимания и запаха, который, как ей казалось, она чувствовала.
Повернувшись, чтобы уйти, я не могла не понюхать себя, повторяя ее движения, когда я вернулась в офис. Мэтт посмотрел на меня. И у меня не хватило смелости сказать ему, что Гвендолин только что попросила меня посидеть с ней в суде на следующей неделе. Мэтт был бы рад за меня, но разозлился бы за себя. Он работал над этим делом так же усердно, как и я. Его самая большая проблема с работой на Гвендолин заключалась в том, что она держала его в кипе дел по прецедентному праву. Не совсем хорошо.
