— Мы огласили, что готовы встретиться до конца этого месяца у Западных врат, — Онотимо стоял на веранде глядя на город, очень скоро с веранды в основном будет видно листву, но пока еще зелень не была достаточной, чтобы заслонить собой Карас Сильмэ, — послы отправлены, за ними сразу выедут распорядители, шатер для переговоров будет установлен так, чтобы мы к нему смогли подъехать с равными гарнизонами, и под равной охраной, чтобы не было соблазнов переубивать друг друга. И ты поедешь со мной.
— Как скажете, Ваше Величество, но все же… Конец месяца, начало года, вы уверены, что нельзя затянуть время подольше? Ведь если после переговоров армии двинутся на Север, мы оставим так мало времени Леди Андунэль и остальным пленным.
— Гоблины вышли на связь очень быстро, переговоры шли стремительно, наши пленные отправятся в путь до празднования Нового Года, они стараются скинуть балласт как можно быстрее, как нам кажется, готовятся к осаде и войне с Империей. Что до моей дочери…. Твой гном передал разведчикам, что она готова бежать в ночь, когда будут провожать старый год в Ране, нарьяма выйдет в город на празднование и она улучит возможность сбежать, через подземные пути. Сам понимаешь, если ее постигнет неудача, то надежд уже больше не будет, и нет смысла дольше ждать, все равно.
— Ваше Величество…
Онотимо сделал жест рукой, так и не повернувшись к Дэекену:
— Не спорь! Все решено. Остается молиться всем Богам, чтобы к нашему возвращению во дворце лежал пергамент о том, что Андунэль перешла перевал Тишины. Ваш путь из Оплота составил трое суток, ее из Раны будет на сутки длиннее, и видимо это будут решающие четыре дня нового года, ведь если она не вернется, с ее смертью можно будет оканчивать Эпоху Анкалима на Лесном троне.
— А Ее Величество?
— В ближайшее время вернется во Дворец, у нее тут свои шпионы, которых я, конечно же, поощряю, согласись Короле положено быть в курсе тех дел, что от нее держат в секрете, так что она знает, что тут происходит, и теперь никакими силами мою жену не удержишь там, куда сведения о нашей дочери доходят с задержкой. Собирайся, особенно морально, все что будет происходить в ближайшее время легким точно не будет.
— А вестей от Сульмидира вам не приходило?
— Нет, но за него точно можешь не волноваться, — Его величество все же развернулся к Дэекену, — он вернется, и за это нам тоже придется ответить вскоре, Висгель очень неприятный человек, но это конечно будут претензии не к тебе, а ко мне. Сам же поскорее отправь в путь Менэльтора, только не забудь всеми нужными бумагами снабдить, плюс моим приказом для заставы Хрустального перевала, если по какой либо причине в Речных Землях все же начнутся противостояния, он должен быть под надежной защитой, боюсь второй раз Феанор мне просто не простит потери своего сына, ведь он еще очень молод для того, чтобы его использовать в таких делах, а мы его втягиваем в серьезные политические игры.
— Конечно, мне бы и самому не хотелось, чтобы Менэльтору хоть что-то угрожало, я приму все меры.
***
И время побежало так быстро, что Дэекен и вовсе потерялся, столько дел, столько забот, столько бумаг, сборов, писем, снова и снова, и в ворохе всего этого перед самым отъездом он стоит на опушке Золотой чащи в предрассветных туманных сумерках.
— Ваша светлость, вы пришли? — Мэл смеющийся по правую руку, — Наверняка ведь еле проснулись?
— Ты попросил прийти, и я пришел, — герцог зевнул, — раз уж ты сегодня уедешь, и мы какое-то время не увидимся…
— Да… Я хотел попрощаться, — Мэл улыбался, он иногда улыбался весело, иногда грустно, иногда таинственно, а было что он улыбался так как сейчас, и от этой улыбки хотелось сглотнуть.
— Попрощаться? К чему такие радикальные меры, я вернусь, и ты вернешься…
— И все же, когда мы встретимся в следующий раз, — на распев произнес слова Мэл, — вы будите объявлены женихом Леди Андунэль, так что кое с чем прощаться все же придется, вы же понимаете?
— Я понимаю… Но я не знаю, что мне сказать, — покачал головой Дэекен выступая на шаг вперед.
— Это Золотая чаща, Ваша Светлость, место тайных встреч и свиданий, не ошибусь, если скажу что как минимум половина жителей Карас Сильмэ зачаты тут!
— В лесу? — удивился Дэекен.
— Конечно, ну не дома же.
— И почему не дома в собственных постелях?
— Потому что так не принято, дом для дел домашних, и потом куда спрячешься от наших окон и острых глаз, чутких ушей домочадцев, которых всегда полно вокруг? Нет, настилы Золотой чащи, темные тропы, одинокие овраги, это все куда более располагает к романтическому настрою.
— Вот оно что…
— Угу, и я, между прочим, пригласил вас на свидание, в Золотую чащу, чтобы попрощается. Когда мы с вами откровенно говорили в последний раз, мы ведь решили, что у вас есть десять лет, чтобы подумать, но теперь их нет, ни десяти лет, ни выбора, в общем ничего, но ведь я не ошибусь, когда скажу, что желание и интерес остались?
Дэекен тяжело вздохнул:
— Нет, Мэл ты не ошибаешься, но положение такое, что я просто не знаю, что мне делать.
— Ничего не делать, — перебил герцога эльф, и тут же продолжил, — желания бывают таковыми, что, если их удовлетворить, они проходят и забываются, однако неудовлетворенными они могут приносить не мало неудобства в жизни. Всю жизнь ставить под сомнение выбор, потому что тебе его не дали сделать, это печально, вы так не думаете?
— Думаю, я думаю, что в любом другом раскладе брак с леди Андунэль куда больше радовал бы меня, чем то, что вышло теперь. Я не в чем не уверен, ничего не решил, и даже ничего не успел осмыслить, как все уже так сильно изменилось.
— Решайте сейчас, — Мэл снова улыбнулся, — это как подбросить монетку, она еще не приземлиться, а ты уже знаешь ответ. У нас не будет другого шанса, и другой возможности. Просто либо сейчас удовлетворить желание и дать забыть себе об этом, либо уже никогда не вспоминать.
Менэльтор подошел к Дэекену так близко, что тому показалось, что они вот-вот столкнуться носами, думать в общем-то было поздно, и вместо головы ответ давали руки, которые легли одна на грудь, другая на живот эльфа. Даже если на секунду могло показаться, что герцог Мэла собирается оттолкнуть, то это было лишь обманчивым впечатлением, потому что в следующую секунду, руки тело Менэльтора обвивали, крепко прижимая к себе, а губы целовали, то, что попадалось на их пути к заветной и заразительной улыбке.
Много, о чем в этой жизни мог пожалеть Дэекен Серселен, но только не об этом, не о том, что случилось в Золотой чаще Севернее Карас Сильмэ, потому что в его жизни были горячие любовницы, развратные бордельные девки, были специально обученные, стоящие целое состояние проститутки, и ничего, что шло в сравнение с Менэльтором тем утром, потому что никто в целом мире не был и не мог быть таким, как он. Эти губы знали, что ласкать, эти руки знали, что сжимать, эти глаза знали, как смотреть, нос во что упереться, язык чего коснуться, тело как изогнуться, и во всем с самого начала до самого конца не было ни пошлости, ни грязи, ни даже тени смущения, только чистые желания, открытые эмоции, все по-настоящему, взаимно, без сомнения. Страсть часто сравнивают с огнем, но Мэл был чистым солнечным светом, рассветными лучами, теплыми, легкими, яркими. Или это правда все-таки был рассвет. Он целовался и смеялся, шептал на ухо глупости, и опять смеялся, дарил наслаждение и снова смеялся. Шнуровки, завязки, застежки, хотелось больше кожи, больше тела, больше касания, но даже то, что доставалось было особенным, желанным. Ствол дерева, настил в ветвях, шерстяной плащ, всего лишь поверхности, годилось все, сошло бы что угодно, потому что это все было не важно. А то, что было важно, то догорало россыпью алмазной пыли на обратной стороне век. И ни горечи, ни боли, ни стыда, а только ароматы зелени и яблок, звонкие вздохи, томные выдохи, влажные хлопки, вскрик и ощущение полной свободы.
Это было сытое, пьяное утро. Это было самым сладким прощанием.
