Береника прерывисто дышала и улыбалась, не размыкая век.
Вежливый этруск терпеливо и бесшумно выждал несколько минут. «Не хотелось отравлять малышке такую радость, — пояснил он Эпею несколько позже. — Сам живи, и другим дозволяй...»
Но когда повелительница скользнула вперед и, сжав подругу в объятиях, начала новый, ничуть не менее решительный натиск, архипират сделал три быстрых шага.
Оторвавшись от наложницы, Арсиноя приподняла голову и обернулась.
— Пискнете — погибнете, — раздался тихий, невыразимо зловещий голос.
Близ широкого, повидавшего несчетные и невообразимые виды ложа стоял ощетинившийся двумя клинками Расенна.
Спустя несколько мгновений объявился Эпей, от случайного взгляда подальше тянувший в опочивальню треугольное крыло. Мастер предусмотрительно закрыл дверь и немедленно взял за лезвие узкий бронзовый кинжал.
Береника, на счастье свое, онемела от ужаса, узрев человека, недавно выкравшего ее из родных Митилен.
Арсиноя же обладала достаточной выдержкой и сообразительностью, чтобы подчиниться этруску беспрекословно.
— Что тебе нужно? — спросила царица чуть слышным шепотом.
— Повторяю: пискнете — погибнете... Эпей, что нам нужно?
— Священный царский перстень с печатью, — негромко ответил мастер.
— Его здесь нет, — машинально солгала повелительница.
— Чушь, — отозвался Эпей. — А ежели правда — не взыщите, останется лишь отправить вас обеих в Аид.
— Изменник! — прошипела царица.
— Просто мне ужас как надоели творимые под здешним кровом пакости, — спокойно молвил эллин. — Я уношу ноги с острова. И намерен проложить себе дорогу любой ценой. Спрашиваю второй и последний раз: где перстень? Расенна, дружище, приготовься немедленно срубить эту прелестную голову, если колечка не окажется в наличии.
— Ларец на малахитовом столике, — с ненавистью прошипела Арсиноя.
— Расенна, пожалуйста, не опускай меча.
Эпей откинул палисандровую крышку, вынул кольцо и тщательно исследовал близ ровного, бездымного пламени, пылавшего в золотом светильнике.
— Он самый. Понимаешь, милый мой разбойничек, обладатель этого славного перстенька, — человек, получивший его из царских рук, — наделяется временными полномочиями, не уступающими царским. А в ближайшие полтора часа мне эти полномочия ох как понадобятся...
— Ни разу в жизни, — медленно и серьезно произнес Эпей, приближаясь к Арсиное, — даже в минуты настоящей, лютой опасности, я не убил ни единого человека.
Расенна мысленно хмыкнул, подумав, что без Эпеева ловкого и своевременного вмешательства Эфра, пожалуй, пребывала бы в добром здравии, а сам бы он уже общался с далекими и близкими предками.
Но этруск рассудил за благо промолчать.
— И все же торжественно клянусь громовержущим Зевсом и волоокой Герой, что заколю, как овец, при малейшей попытке... хм! — пискнуть. Расенна, заткни девчонке рот и накрепко свяжи.
Береника испытывала столь необоримый страх перед архипиратом, что беспрекословно и совершенно безвольно дала спеленать себя по рукам и ногам.
Оценивший подобную уступчивость этруск плотно замотал ее покрывалами и скрутил щадящим образом, дабы не нарушать обращения крови. Поудобнее устроил на ложе.
— Утром придут и развяжут, — промолвил он успокаивающе. — Не волнуйся.
Взглянул на Эпея:
— А с этим цветочком страсти как поступать прикажешь, забулдыга мой драгоценный?
— О! — весело откликнулся Эпей, — здесь мы сталкиваемся со случаем совершенно уморительным... Повторяю, бывшая моя госпожа: к словам Расенны прибавить нечего. Пискнешь — погибнешь. Следуй за нами.
* * *
— Куда мы движемся? — шепотом осведомился этруск пятнадцать минут спустя.
— Сейчас увидишь, — ответил Эпей.
Мастеру было весело. Его беззлобная натура противилась ненужной жестокости, и перед выходом из опочивальни он с ножом у горла заставил Арсиною посетить туалетную комнату.
— Пригодится, — заверил он царицу, стоя рядом с кинжалом наизготовку. — Просто поверь: пригодится. Я же знаю твою выдающуюся опрятность, а ежели обмочишься, дожидаясь подмоги, страдать начнешь неописуемо. Предлагаю от чистого сердца: присаживайся на креслице и облегчай нутро...
Они шагали втроем — Эпей, Расенна и Арсиноя.
Мастер бесшумно двигался впереди, царица ступала по пятам, а этруск обнимал ее за талию, держа у самого горла государыни отточенное лезвие шумерского меча.
— Первый поворот направо, — отсчитывал Эпей, — второй налево, снова первый направо; а вот и лесенка... Прибыли, дамы и господа. Порт назначения. Прошу временно стать на якорь.
Сколь ни внушительно прозвучали угрозы обоих заговорщиков, а царица все же пискнула от испуга, увидав, куда ее привели.
Этруск немедленно шевельнул мечом и Арсиноя смолкла.
Эпей уже опустился на колени перед наглухо запертой дверью. Из кожаных наручей мастер извлек тонкие железные пластинки, отрезок закаленной в огне и воде проволоки, пару маленьких щупов.
— Минутку терпения, Расенна...
Поколдовав над замочной скважиной несколько минут, показавшихся этруску веками, Эпей обернулся, подмигнул, встал и, потянув дверь на себя, широким жестом пригласил спутников пройти внутрь.
— Это еще что за..? — поразился Расенна, увидав огромную комнату и то, что высилось посередине.
— Деревянная телица, — сообщил Эпей, предусмотрительно притворяя дверь. — Сооруженная вот этой парой рук на потеху государыне. Последняя капля, переполнившая чашу моего терпения...
Он сощурился и прибавил:
— Но следует признать, капля весьма внушительная!
* * *
— ... Послушай, — почти жалобным тоном спросил сбитый с толку этруск, — почему нельзя было скрутить ее вместе с девкой и оставить в спальне?
— Во-первых, — ответил Эпей, — царица, так сказать, исчезла. Ее не обнаружат поутру и кинутся разыскивать. Я позабочусь о том, чтобы направить в эту милую залу нужных людей. А уж когда государыню застигнут в деревянной телке, сооружать которую — величайшее святотатство и кощунство..! Поверь, династия сменится незамедлительно!
— Вот почему ты убежден, что Арсиноя не станет звать на помощь! — воскликнул Расенна.
— Скорее откусит себе язык. Будет весьма терпеливо дожидаться Рефия, а молодчик, насколько разумею, вытворяет многоразличные непотребства с провинившейся придворной дамой и не освободится вплоть до утра. Времени довольно... А, кстати, много ли толку орать? Коровушка изнутри войлоком выстлана, даже рядом стоя, немного услышишь... А дверь надежна, и расстояния до нее, сам видишь, локтей тридцать. Ни единого звука наружу не донесется, будьте благонадежны, о придворные дамы и вельможи!