«Я не представляю, как завтра утром закрою за тобой дверь»
Чтобы облегчить участь и страдания Макса, утром я ушла до того, как он проснулся. Мы попрощались не сказав «прощай». Уже сидя в машине, я дала волю слезам. Это не были слезы сожаления или раскаяния, это были слезы облегчения. Как будто я сбросила с себя тяжелую ношу. Она осталась в этой квартире, где я была живая, как никогда. Где я познала любовь, страсть, ревность, каково это, отдаваться мужчине и бояться его потерять, и каково это осознанно оставить его навсегда. Мужчину Моей Мечты, мечты миллионов женщин, яркую звезду, которая будет продолжать покорять и обогревать сердца своих поклонников и близких ему людей.
Я снова потрогала свой живот, еще раз мысленно попросив Бога дать мне это дитя. Мне было не понятно, не до хера ли я прошу, но я принесла свою жертву. Я не знала, нужна ли Богу моя жертва. Жаждет ли Господь вообще наших жертв? В любом случае, Макса я оставила, и мне было все равно, что думал об этом Бог. Знакомство отца и Алонсе не предвещало ничего хорошего, но я должна была это сделать из уважения к отцу. Колька приболел, и Ирина не смогла присутствовать на этой встрече. Сначала я хотела пригласить их обоих домой, но потом подумала, что в более официальной обстановке отец будет чувствовать себя менне уверенно, чем привыкший к светской жизни Алонсе. Таким образом я сделала первый шажок к предательству отца.
Ресторан выбирал Алонсе. Встречу мы запланировали на вечер. Отец приехал прямо со службы, в форме. Мы с Алонсе уже ждали его за столиком. Телохранитель Алонсе стоял в сторонке и внимательно следил за всем происходящим.
При виде моего отца в погонах, мой жених как-то напрягся. Отец же, напротив, подошел к нам очень уверенным решительным шагом, как будто каждый день обедал в этом ресторане. Он обнял меня и обменялся с Алонсе коротким холодным рукопожатием. По его лицу было видно, что он неуважительно, я бы даже сказала брезгливо относится к французу.
К нам подошел официант и принял у нас заказ. Все заказали себе по салату, отказавшись от спиртного. Я поняла, что разговор будет коротким. На задушевную беседу я и не рассчитывала.
Официант удалился, и за столом возникло неловкое, напряженное молчание. Нужно было начинать разговор, но я не знала с чего.
— Господин Ларин, — начал первым Алонсе, и я затаила дыхание, прислушиваясь к каждому его слову. — Я уверен, что у вас ко мне накопилось множество вопросов, поэтому я с удовольствием отвечу на них, так полно и искренне, как только смогу.
Отец откашлялся и пристально посмотрел на меня. Я не выдержала его тяжелого взгляда и отвела глаза в сторону.
— Что ж, — сказал отец, чеканя каждое слово. — Начну с самого главного вопроса. Господин Вирьен, скажите, как так получилось, что вы с моей дочерью решили пожениться?
— Я очень люблю вашу дочь, — совершенно спокойно ответил Алонсе. — Что еще нужно для создания семьи?
— Наверное нужна еще и ее любовь. Тебя-то она не любит, — сказал отец, внезапно перейдя на «ты».
— Она уважает меня, — парировал Алонсе. — Мне достаточно и этого. Любовь придет, я уверен.
— И за что же тебя уважать? За твою петушиную репутацию? Или грязные делишки, которые ты мутишь в моем городе, в моей стране, а теперь и в моей семье?
— Папа! — попыталась я одернуть отца.
— Замолкни! — осадил меня отец. — С тобой я потом поговорю!
— Я был уверен, что вы поднимете все эти темы, — так же на удивление спокойно продолжил Алонсе. — Моя гомосексуальная репутация совершенно не должна вас беспокоить, а мои дела… Я решил со всем этим покончить и вернуться на родину, в доказательство тому именно я позаботился о том, чтобы у вас было предостаточно доказательств для ареста Ивана Федоровскго.
Отец на некоторое время замолчал, обдумывая услышанное.
— Я все понял! — воскликнул он через некоторое время. — Ты купил Ольгу! Слил своего подельника, чтобы прибрать к рукам все, что можно, и чтобы тот прекратил терроризировать Глинского? Гениально!
— Я на самом деле не хочу больше заниматься этим. Прекратить дела можно было только так, иначе за решеткой оказался бы я сам.
— Ты и окажешься! — пригрозил отец. — Думал слинять под шумок, хитрый сукин сын?
— У вас ничего не выйдет, поэтому смиритесь!
— Видишь вот это? — спросил отец, тыча пальцем себе в погон. — Я это не жопой в кресле получил! Я всю жизнь положил, чтобы такие как ты, сидели где им положено! Думаешь я отдам за тебя свою единственную дочь? Твой арест только вопрос времени!
Нам принесли заказ, но к еде никто даже не притронулся.
— Ваша дочь — не ваша собственность! — продолжил Алонсе. — Она выходит замуж по своему желанию!
— Хер тебе, а не моя девочка! — воскликнул отец, вскочив из-за стола. Ему было плевать, что все гости уставились на него. — Мне даже противно жрать харчи с тобой за одним столом! Тфу на тебя!
Телохранитель Алонсе подошел к столику.
— Ну ты и ссыкло! — усмехнулся отец, сжимая свои огромные кулаки. — Даже не знаю, что мне сделать: вызвать наряд, чтобы вас задержали на 48 часов, или дать пизды вам обоим!
— Хватит, пожалуйста! — воскликнула я, тоже выскочив из-за стола. — Папа, пойдем подышим воздухом, — предложила я, беря его за руку и выводя из ресторана.
Мы присели на лавочке у входа. Мне было больно смотреть, как отец, похлопав себя по карманам, трясущимися руками прикуривает сигарету.
— Он же запугал тебя, да? — тихо спросил отец. — Другой причины я не вижу. Я не верю, что моя дочь может воткнуть мне топор в спину. Не верю!
Что я могла ответить? Даже моему отцу не потягаться с Алонсе. Я сделала выбор и дороги обратно не будет.
— Он меня не запугивал, — соврала я. — Папа, он действительно завязал с наркотиками.
— Это его не оправдывает.
— Я хочу уехать отсюда.
— Максим знает?
— Папа, он женится! Какое ему до меня дело?
— Кто-то же должен тебя остановить! Это абсурд! Я не верю в происходящее!
— Я уезжаю, и меня никто не остановит!
— Это все ваш шоу-бизнес! Совсем уже попутали берега! Ни моральных ценностей, ни ответственности! Привыкли, что все можно! Одумайся! Он же преступник, каких поискать!
Я расплакалась, понимая, что больше нечего возразить. Мне было так жаль, так жаль…
— В общем так! — сказал отец, отбрасывая в сторону окурок и поднимаясь с лавочки. — Или ты сейчас идешь со мной, или забудь, что у тебя есть отец!
— Папа, пожалуйста! — взмолилась я сквозь рыдания, оставаясь сидеть на месте.
Я ожидала, что разговор будет не из приятных, но не думала, что отец будет так категоричен. Разве могла я встать и уйти?
Отец постоял немного, в надежде, что я передумаю.
— Твоя мать в гробу бы перевернулась, узнав, что ты творишь! — злобно прошипел отец. — Ноги твоей больше не будет в моем доме! Прощай!
С этими словами отец ушел на парковку, не оборачиваясь. Я смотрела ему в след, сквозь слезы видя его удаляющуюся размытую мужественную фигуру. Искать защиты и помощи больше было негде. От осознания, что я предала отцовский смысл жизни, мне было горько вдвойне. Не знаю, чего мне хотелось в тот момент больше: снова закурить или повеситься.
В этом состоянии меня и нашел Алонсе. Он сел рядом и обнял меня.
— Я рад, что ты любишь свою семью и держишь слово, — тихо произнес он. — Генерал простит тебя, когда ты вернешься и все расскажешь ему. Не печалься, время пролетит быстро, — успокаивал меня Алонсе. — Перестань! Теперь тебе нужно думать о нашем ребенке. Оставь эту старую жизнь здесь и начни новую, ради своих близких и малыша.
Я стояла у столика с закусками и выискивала что-нибудь не рыбное. От одной мысли о рыбе меня выворачивало наизнанку. Мои любимые роллы с лососем теперь не вызывали у меня ничего, кроме отвращения. Да, меня можно было поздравить с двумя неделями беременности! Вчера я была у врача, который подтвердил это.
Из-за волнения, тошноты и слабости я очень плохо запомнила происходящее на празднике. По этой же причине мы с Алонсе пропустили регистрацию Макса и Евы, попав лишь на свадебную вечеринку. Глядя на то, как я мучаюсь, справляясь со слабостью и приступами тошноты, Алонсе предложил и вовсе ни куда не ходить, но я не могла лишить его внимания журналистов. На Еву и Макса мне было похуй. Алонсе не отходил от меня ни на шаг и был очень внимателен и заботлив.
