Аптека была построена в двадцатые годы, когда отстраивалось большинство местных городских зданий. Силвер-Спе притягивал тогда многих богатых калифорнийцев, подобных дедушке Моники. И, как и он, многие потом уехали.
Внутри аптеки справа от стеклянной двери за рецептурным прилавком работал отец Билла, Верной. В центре зала помещались темные деревянные полки, заставленные туалетными принадлежностями, банками с витаминами и средствами личной гигиены, слева была стойка с газированной водой. К огорчению Моники, газетный киоск находился в глубине зала, и по пути к нему необходимо было пройти мимо Билла, занятого у стойки.
- Привет, Моника, - сказал он, нацеживая в стаканы молочный коктейль для маленького мальчика и его мамы, которые сидели на хромовых стульях за прилавком из белого мрамора.
- Привет, - откликнулась она, не сбавляя шага.
- Странно видеть вас в городе вновь после того, как вы побывали здесь вчера. Что-нибудь случилось?
- Просто заскочила за газетой, - ответила Моника, схватив с поспешностью экземпляр "Хэлена пейпа". - А "Джорнала" нет?
Он помотал головой.
- Мы перестали его закупать. Людей, похоже, больше не интересуют биржевые сводки.
- В этом есть резон, - высказалась она, притворившись, будто просматривает газетные заголовки. -В условиях экономического спада, по-моему, так и должно быть.
- О каком спаде идет речь - двадцать девятого года или восемьдесят седьмого? - спросил Билл. Моника закрыла глаза.
- Об обоих. Странно, что люди не учатся на ошибках прошлого.
- Еще бы, - откликнулся он.
Моника порывисто сунула руку в карман и выложила на прилавок доллар. Билл накрыл ее ладонь своею с той стремительностью, с какой атакует гремучая змея. Моника почувствовала, как по ее спине побежали мурашки - Я угощу вас содовой с шоколадом.
Моника хранила стойкую веру в то, что из всех дивных сладостей на свете нет ничего вкуснее содовой с шоколадом, как это делают в заведении Хайстетлеров. Однажды она пробовала содовую в столовой у Рут. Это было гадкое пойло. Миссис Хайстетлер лично следила за приготовлением ванильного мороженого и сиропа по особому рецепту. Моника знала это от бабушки, которая говаривала ей, что охотно выведала бы у миссис Хайстетлер этот рецепт.
Моника взглянула на Билла с подозрением. Никогда раньше он не предлагал ей содовой даром...
Билл сжал Монике ладонь. Внезапно одним рывком она освободилась от его хватки.
- В чем дело? - произнес он со смешком.
- Мне нужно идти. У меня много дел.
- Прекрасно, - сказал он. - У меня тоже. По пути к выходу Моника расслышала, как девушка лет семнадцати, ожидающая у стойки мороженое, сказала своей подружке:
- Ты видела? Билл - самый привлекательный парень в городе, а она отвергла его. Эта девчонка в самом деле с приветом.
- Ага. Чокнутая...
Два дня артель строителей, нанятых Остином, работала не покладая рук по двенадцать часов в сутки и достигла впечатляющего результата. Была отстроена новая крыша, смонтирован верхний свет, внутри все подготовлено для устройства гипсовых перегородок, намеченного на следующий день.
Остин гордился тем, как перепланировал первый этаж, соединив гостиную, столовую и кухню. Вместо разобранных старого потолка и чердачных перекрытий были установлены мощные балки, что расширило внутреннее пространство, а во всю высоту стены был сооружен камин, выложенный плиткой. Пол был выстлан сосновыми досками, из сосны были сделаны и кухонные шкафчики. Гранитная стойка отделяла кухню от столовой, возле нее Остин задумал выставить скамеечки из некрашеного дерева.
Из Чикаго только что привезли его старую мебель, и, разгружая обтянутые кожей кресла и диваны, Остин вдруг понял, что предметы его прошлого быта не подходят для убранства нового дома.
Приняв душ и разогрев в микроволновке пирог, Остин уселся на диван и стал смотреть на звезды сквозь застекленный потолок. Как странно, что до сих пор он никогда не пытался по-настоящему познать самого себя. За годы жизни в большом городе, в успешной гонке за деньгами у него не было возможности взять передышку. Он не думал, что способен вырваться из круговорота жизни, освободиться от возбуждения, вызванного бешеным темпом и азартом победителя. В большинстве случаев чутье его не подводило. Но только в большинстве случаев, подумал он, вспомнив недавние события в парикмахерской.
Он не сожалел о том, что ввязался в самую гущу отношений между Моникой и Симмонсом. Это произошло инстинктивно. Потребность успешно разрешить это дело будоражила его. Сыграло свою роль, конечно, и то, что Монику пытались обвести вокруг пальца.
Вернувшись тогда домой, Остин ожидал, что Моника навестит его после полудня. Однако она не пришла.
Не появилась она ни на следующий день, ни сегодня. Он был разочарован, подавлен. Остин предположил, что она взялась за дело без его помощи.
Чувство подавленности побудило его по-иному взглянуть на свое прошлое. Возможно, его чикагские друзья правы, полагая, будто его разрыв с Кэлли подкосил его куда серьезнее, чем думал он сам. Он напрочь отрицал это тогда и даже теперь. Не в Кэлли дело, но, возможно, он действительно пока еще не готов уехать из города навсегда. Может быть, ему придется вернуться. "Я не должен этому поддаваться. Разумеется, я знаю, что делаю".
Он зажмурил и вновь распахнул глаза. Казалось, будто звезды падают на него сквозь застекленный потолок. Их свечение стало ярче, словно они хотели рассеять его душевную смуту. Никогда Остин не ощущал себя так - вершителем планов, хозяином судьбы. Отрезать разом всю свою прежнюю жизнь, оставить Чикаго... Неужели приезд в Монтану был проявлением несусветной глупости? Что он вообще здесь вытворяет? С головой ушел в реконструкцию, потому что старый дом ему не по нраву. А ведь это был прекрасный дом, уютный, только старомодный. Однако ему приспичило все переделать. Лишь потому, что у него были деньги на это. Он мало чем отличается от заурядного среднестатистического американца из числа своих современников.
Но теперь он не просто американец, а житель штата Монтана, и его образ мыслей должен претерпеть изменения. У людей здесь свои привычки и предубеждения, как, впрочем, и у других повсюду в мире, но нигде Остин не совершал столь безумных поступков. Таких, например, как приход на выручку Монике, словно он герой из голливудского вестерна. Что все это значит? Почему его беспокоит судьба доктора Килроя? Или Джейка? Или Моники? Кто они ему?
Он начал обозревать свою прошлую жизнь, как черно-белую киноленту, безрадостную и мрачную. За десять без малого лет он заработал сотни тысяч долларов для своих клиентов - людей, с которыми никогда не встречался. Он знал их по голосам в телефонной трубке, по распоряжениям на листах бумаги, по компьютерным файлам. Для него они были ступеньками на лестнице к успеху. В той жизни Остин Синклер чувствовал себя как рыба в воде.
Теперь он очутился в горах, и ничто больше не связывало его с прежним миром, кроме телефонных линий. Как ни странно, у него не было желания поднять трубку и поговорить с кем-то из своего прошлого. Он не хотел разговаривать ни с кем, кроме... Моники. Но у нее не было телефона. Она сама сообщила об этом, когда велела ему не вмешиваться в ее дела.
Сунув руки в карманы джинсов, Остин вышел на террасу, только сегодня отстроенную, но еще не покрашенную, и всмотрелся в дальние очертания хижины Моники. Там горели огни. Забавно, но из-за кромешной тьмы он не заметил той ночью, когда топтался у нее во дворе, что хижина имеет два этажа. Выглядит так, будто там празднуют вечеринку, подумал он, хотя сам же не верил в справедливость подобного предположения.
Он заново пережил в мыслях каждое слово, сказанное ею, каждый взгляд, которым они обменялись. Вспомнил с улыбкой о том, как находчива она была в разговоре. Но эта ее неприязнь к нему.., к любому... Каково это - жить молодой девушке одной, высоко в горах, не боясь ничего.., кроме других людей.
Следуя взором все выше и выше, он увидел, как над горой встает ущербная луна.
Что это?.. Он сильнее напряг зрение, всматриваясь в какую-то фигурку, движущуюся по горному гребню. Он увидел даже, как развевается юбка вокруг ног идущей женщины. Моника. В ту минуту, как он произнес ее имя, женщина замерла на месте, будто услышав его оклик, а потом пропала в ночной темноте.
Остин повернулся и вошел в дом в надежде, что привидевшийся ему образ прекрасной горянки не исчезнет, когда он уснет.
Глава 7
- Господи! Как это унизительно - просить о помощи! - проворчала она и выпрыгнула из бабушкиного кресла-качалки, едва не наступив на хвост Дэйзи.
Собака увернулась из-под ног Моники и засеменила за ней в спальню. Там Дэйзи вскочила на массивную кровать с пологом на четырех столбиках, застеленную покрывалом в нежных пастельных тонах. Бабушка сшила его пятьдесят лет назад и хранила в обитом кедром чулане вместе с другими, сшитыми ею за долгие суровые здешние зимы.
