— Это была автомобильная катастрофа, Линда. Ужасный несчастный случай. Возможно, мы никогда точно не узнаем, что случилось.
— Возможно, — вежливо согласилась Линда.
Они пошли дальше под лучами солнца через пышный сад.
— Сегодня, после всего, вы уезжаете?
— Я должна.
Харриет заказала билет на вечерний рейс. Она прилетит в Лондон поздно, всего за несколько часов до собрания. Она сейчас старалась не думать об этом. Они были в дальнем конце сада, когда домоправительница-испанка вышла сказать Линде, что ее ланч готов.
Это была большая женщина, улыбающаяся Линде и называющая ее «душечка» со своим латинским акцентом. Линда и Харриет возвращались к дому, а Харриет снова вспомнила, как они прогуливали новогодний прием у Аннунзиаты.
Возле открытых дверей Линда замешкалась, ткнув носком туфли в камень дорожки.
— Я сначала подумала, что это вы, — сказала она, — в машине с Каспаром.
Харриет обняла ее, не заботясь о том, что Клэр может их увидеть.
— Это была не я. Я здесь с тобой. Я всегда буду с тобой, если тебе это будет нужно.
Такие же слова были адресованы и Каспару, но сейчас они не были стереотипом. Это была правда.
Линда кивнула. Почти неслышно она сказала:
— Я люблю вас.
Харриет улыбнулась, глядя вниз на макушку головы Линды. Неожиданное, но настоящее острое чувство счастья охватило ее.
— Я тоже тебя люблю.
— Харриет? Это плохо, радоваться, что умер кто-то другой, потому что это значит, что не вы?
Харриет сказала:
— Тебе нечего бояться или стыдиться, Линда. Запомни это, если можешь. Не бери на себя вину, которая не имеет к тебе отношения. В конце концов, ты получишь и свою долю.
Харриет старалась говорить как можно ласковее, однако Линда была непреклонна.
Она спросила:
— Тогда она имеет отношение к Каспару?
Харриет на секунду дольше задержала ее, пока обдумывала ответ, а потом отступила. Она не хотела делать этого, но все-таки отступила на шаг, держа Линду двумя руками.
— Я думаю, что Каспар — это единственный человек, который мог бы говорить с тобой об этом.
Она увидела слезы в глазах Линды, которые она с трудом пыталась сдерживать. Из дома послышался крик домоправительницы.
— Иди, — прошептала Харриет, — и помни о том, что я сказала тебе. До встречи в Лондоне.
— Помните и то, что сказала я, — твердо ответила Линда.
Она повернулась и побежала в дом.
Ровно в семь часов самолет Харриет начал взбираться вверх прямо на пламя лос-анджелесского заката. Затем, видимо решив, что зрелище зашло слишком далеко, он вошел в плавный поворот над дугою залива. Он снова выровнялся и взял направление на восток в сгущающуюся темноту, на Лондон.
Харриет попала домой в последний вечер в десять часов. Она оставила два чемодана в середине комнаты и подошла к телефону.
— Чарли? Что ты узнал?
Сидя в кресле, Чарли нажал на кнопку пульта дистанционного управления телевизором и выключил программу новостей. Дженни подняла брови, ее штопка упала на колени.
— Ничего.
— Как? Что-то должно быть.
— Точно. Тишина сама по себе зловеща. Но я не смог услышать даже шепота. Он заметает следы, где бы не проходил. Я поговорил еще раз с тем агентом по связям с общественностью. Все, что она знала, она уже рассказала мне. Послушай, Харриет, может быть, все это вполне невинно.
Харриет устало откинулась к мраморному камину. Ее глаза и рот пересохли в результате обезвоживания после длительного полета, а голова была тяжелой и тупой. Она нахмурила брови и, говоря, массировала переносицу.
— Я так не думаю.
— Тогда что ты подозреваешь?
Она замялась, а потом пожала плечами.
— Я не знаю. Он хочет как-то изменить структуру совета директоров, получив над ним контроль и посадив на мое место какое-то подставное лицо, и отстранить меня от руководства. Сможет ли он это сделать, зависит, конечно, от того, какую поддержку он собрал среди акционеров.
Он будет нуждаться в большом куске, чтобы противостоять ей и ее семье. Она держалась за это утешение.
— У тебя были проколы, Харриет? Чем он против тебя вооружен?
Она описала ему трудности с Уинвудом, плохую работу дорогостоящего оборудования, объемы продаж «Тревоги», новые линии производственных систем. Эти проблемы не были у нее в фокусе, поскольку она смотрела на них через искаженные линзы Лос-Анджелеса, и они представлялись не столь значительными на фоне беспокойства за Линду и грусти по Каспару. Она хотела бы, чтобы ее голова была ясной, но она все еще была уверена в том, что в «Пикокс» не было таких проблем, которые бы она не могла решить. Она коротко описала некоторые из них Чарли, испытывая потребность в друге и забывая, что он журналист.
— Он не сможет сбить меня этим. Но он может постараться, если захочет.
— Вот так, девушка, — Чарли почувствовал прилив восхищения, хотя ничего и не получил от очевидного доверия Харриет.
— Сейчас я иду спать, Чарли. Я не спала в самолете и только два часа удалось поспать прошлой ночью.
Она услышала громкий, короткий смех Чарли.
— Тогда давай, гуляка.
Харриет вспомнила потемневшее лицо Каспара, мистера и миссис Гетц. Она слишком устала, чтобы рассеивать иллюзии Чарли.
— Спокойной ночи, — монотонно произнесла она и повесила трубку.
Дженни вернулась к пуговицам на штанишках Гарри, но она бросила короткий взгляд на Чарли, когда откусывала нитку.
— Она хорошо провела время?
— Похоже, что так.
Чарли помрачнел, когда снова устраивался в своем кресле. Он нажал кнопку и вернул к жизни программу новостей.
Харриет взглянула на часы. Было поздно звонить Кэт, которая соблюдала режим, но и не невозможно. Сама Харриет утратила ощущение времени.
Она знала, что устала, но ее тело не говорило ей о том, что сейчас — день или ночь. Казалось, что она вступила в серую зону вечного тревожного бодрствования.
На звонок ответил Кен. Казалось, прошло очень много времени, пока Кэт подходила к телефону.
Наконец Харриет услышала:
— Это ты, Харриет?
Она улыбнулась:
— Кто же еще?
— Значит, ты благополучно вернулась.
— Да, мама. Нам надо поговорить по поводу завтрашнего дня.
И тут вдруг Харриет услышала тишину. Она говорила в нее, объясняя Кэт, что ей нужна ее поддержка, учитывая акции ее, Кена и Лизы. Кэт ничего не ответила, и голос Харриет стал резче.
— Ты будешь там?
Кэт ответила:
— Да, я должна быть.
Харриет слушала, пытаясь упорядочить свои мысли и удивляясь тому, какие шутки сыграла с ней усталость. Но было невозможным, чтобы они сыграли так же с Кэт. Она почувствовала, что ее сердце бьется тяжелыми неприятными толчками, но она старалась говорить настолько мягко и спокойно, насколько ей хватало сил.
— Ты видела Робина?
— Он приезжал к нам. Так, поболтать, как он объяснил.
— Что он сказал?
— Харриет, ты же знаешь, что я ничего в этом не понимаю.
Ее неопределенность разжигала в Харриет раздражение, как пламя. Она оборвала ее:
— Почему? Разве ты не понимаешь, как важно все это?
Говоря это, она знала, что выбрала неподходящее время для разговора, так как была слишком усталой после всего того, что случилось.
— Не говори со мной так. — Голос Кэт стал тоньше. — Ты делаешь это слишком часто с тех пор, как начала свое дело. Не удивительно, конечно, ты такая самостоятельная, но, в конце концов, ты останешься в одиночестве, ты этого хочешь?
— Я хочу, — ответила Харриет, продуманно подбирая слова, — знать, что произошло в мое отсутствие в моей компании. Это-то я могу спросить?
— Я не знаю, что ты имеешь в виду, — пробормотала Кэт.
Здесь прозвучали знакомые, грустные ноты, которые Харриет давно знала. Кэт умела нагонять упрямый туман вокруг себя, когда хотела отгородиться от той области, которой боялась, отклоняя любые претензии с покорным смущением. Харриет ясно осознала, что сегодня она ничего не узнает.
— Ты знаешь, — сказала она мягко, но услышала в ответ только тишину. Страх и злость стучали у нее в груди. — Это я, Харриет, — старалась она.
— Я понимаю, — ответила Кэт, полная печали, однако Харриет была слишком далека от равновесия, чтобы использовать свой шанс.
Она увидела, что уже почти одиннадцать часов и что до собрания совета осталось только двенадцать часов.
— Я пойду спать, — внезапно сказала она.
Теперь Кэт пришлось услышать тишину за телефонными гудками.
Харриет легла в постель, но не могла заснуть. Реактивные двигатели все еще вибрировали за ее спиной, а ее руки и ноги онемели, сохраняя форму самолетных кресел. Она перевернулась и легла на спину, пытаясь подавить обрывки мыслей, которые путались в ее голове со страхами, предположениями и утраченными надеждами.
